Крестом и мечом

Перед гвардейцами через небольшие интервалы стояли палатины с мешками наполненными фигами и орехами. При приближении колонны они начинали забрасывать содержимым из мешков горожан стоящих за цепью гвардейцев.

В это же время с другого конца города из ворот дворцового комплекса семейства Фока выдвинулась другая кавалькада. Впереди в парадной военной форме на вороном коне ехал сам магистр Никифор, усыновленный матерью невесты. По старинному обряду, но освященному церковью. В виду угрозы возможного пиратского нападения ее отец Алан Каратер, эпарх города Гитио, не смог сам присутствовать на торжествах в Константинополе. В отсутствии отца, на правах брата, Никифор Фока сопровождал невесту к месту венчания.

Рядом с ним на белой лошади, символизирующей серебристый цвет Луны, дающий высокий урожай, ехала невеста. Просторные церемониальные одеяния скрывали округлившийся живот Анастасии. Ее платье, сшитое из мягкого белого шелка, пронизанное серебряными нитями и украшенное белоснежными кружевами у запястий, казалось, было соткано из лунного света. Серебряная стемма архонтессы на голове подчеркивала ее красивые каштановые волосы.

Дочери базилевса Константина: Зоя, Феодора и Агафа не посчитали возможным для себя быть среди подруг невесты из провинции, поэтому «подруг» пришлось спешно собирать среди дочерей вельмож. Среди них Анастасия сразу же выделила Марию Склирину, дочь архонта Фотиноса, которому принадлежали обширные земельные владения на восточных окраинах Малой Азии. Девушки сразу же подружилась. И Мария встала во главе «подруг», которые ехали на серых лошадях сразу за невестой.

Замыкали колонну Никифора военные мужи – представители землевладельческой знати, архонты. У них в одежде преобладали синие и голубые тона, что подчеркивало принадлежность сопровождающих к партии военных. Под ними были гнедые кони.

Тут были и одетый более светски, чем его брат стратиг Лев Фока, и брат Марии Склирины – Варда Склир. Рядом со Склиром ехал Иоанн Куркуас, по прозвищу Цимисхий, который надел поверх шелковых одеяний свою горящую на солнце кирасу. Никакого головного убора он не носил, открывая всем на обозрение копну длинных, пышных рыжих волос. Ван намывал их лимонной водой, пока они не встопорщились, как львиная грива.

А еще там были владетельные князья-ишханы Багратуни из провинции Тао-Кларджети, иначе называемой царством Картли или Верхней Иверией. Они приехали на церемонию из своей столицы – Артвина , чаще именуемой по-арабски Артануджи. Возглавлял их делегацию царь картвелов Смбат Ивирский – бдешх Арийстана, что соответствовало латинскому титулу герцог или греческому титулу дука. Смбат был так же удостоен высокого византийского титула курапалат. И хотя титул начальника охраны царского дворца был скорее данью традиции, чем его непосредственной обязанностью, курапалат Смбат ежегодно получал из казны соответствующее денежное содержание – рогу. А все потому, что храбрые горцы из армянских провинций Тайка и Гугарка по-прежнему составляли большинство гвардейцев дворцовой стражи. Смбат был одет в персидский шелковый халат. Голову его венчал тюрбан, какой носили в халифате.

Рядом с ним по-родственному ехали соседи, представители младшей ветви Багратуни из рода Торников. Это были выросшие в Византии братья, стратиги фемы Македония, Лев с Николаем и с ними сам глава рода танутер Ашот, ишхан армянской провинции Тарон.

Первой на храмовую площадь вышла кавалькада жениха. Их встречал распорядитель дворцового церемониала препозит Иосиф с командой палатинов. По команде препозита, Роман и его свита спешились. Подбежавшие палатины перехватили коней под узду и быстро увели их с площади в сторону конюшен располагавшихся позади храма.

Удостоверившись, что все стоят на своих оговоренных церемониалом местах, препозит Иосиф протрубил в дудку. Палатин во главе колонны величаво и торжественно поплыл вперед, задавая скорость остальным. Под приветственные крики толпы жених и его свита направились в сторону распахнутых ворот Святой Софии.

Великолепные барельефы этих ворот были свидетелями бесчисленных торжеств. Венчания на царство и свадебные церемонии. Божественные литургии. В менее торжественные дни тут проходили заседания религиозных судов. Такой неуклюжий снаружи, храм был настолько светлым, изящным и пропорциональным внутри, что выглядел почти невесомым. Он поражал воображение. Изнутри храм по случаю торжества был освещен тысячью свечей.

Роман бывал здесь не раз. Но великолепие храма, торжественная обстановка, сотни глаз следящих за каждым его движением заворожили его так, что он на миг остановился.

Посреди центрального зала, хрисотриклина, размещалась круглая площадка для вознесения молитв и проповедей. Над ней невесомо парил купол, а вокруг, как в амфитеатре, стояли скамьи. Сразу бросалось в глаза, что мастера царской столицы обладали, куда большими возможностями, по сравнению с провинциалами, чтобы украсить свое творение. Невозможно было даже представить, какие суммы были затрачены на создание этого чуда.

Несмотря на обилие сокровищ, собранных в храме, главным его чудом все-таки оставалось умелое архитектурное решение. Колонны, облицованные чудесным моховым агатом, были просто изумительны по своей красоте. Стены храма воссоздавали небеса, подражая краскам восхода и заката на востоке и западе. Иллюзия эта достигалась использованием красного камня разных оттенков, который постепенно сливался с белым мрамором и бирюзой, которые покрывали северную и южную стены до самого основания.

Колонны, стены, арки, малые купола – все это вело взгляд к одному – к великому куполу, который сам по себе казался чем-то волшебным. Казалось, он лежит лишь на ярких столбах солнечного света, струившегося из больших окон храма. Мягкий поток солнечного света струился сквозь мозаичные витражи арочных окон, делавшие сам купол почти невесомым. Казалось, он парит в воздухе над собором. Свет отражался от золотой и серебряной фольги, сверкал на плитах пола, покрытых мозаикой и золотом. С трудом верилось и в то, что великолепный купол имеет невероятный вес. Его легче было бы представлять в виде некоего большого мыльного пузыря, так деликатно соединенного с храмом, что легкий ветерок мог унести его и оставить святыню открытой. Игра света в куполе создавалась мириадами покрытых золотом стекол. Это был символ Солнца достигшего зенита. Символ Небесного светила в его полной силе.

Это подвижное, переливающееся золотое поле окружало громадное изображение Христа, который смотрел с высоты на свою паству. Удлиненное бородатое лицо со спокойным, но строгим взглядом, он точно пронзал людей собравшихся внизу. Эти всевидящие глаза, казалось, заглядывали прямо в глубину души. Стоя под этим божественным взором, человек ощущал всю тленность бытия. Все человеческие деяния были записаны в «книзе животней», которую Христос держал в левой руке. «Великий Небесный судия. Будет ли он милосерден ко мне?» – так думал всякий находящийся в соборе.

На полпути к восточной стене находилась большая ниша – ложа, куда имела доступ только царская семья. Чудесный занавес из ткани, похожей на газ и расшитый тонким бисером, позволял базилевсу и его окружению видеть все, оставаясь невидимыми для посторонних глаз. Но сейчас занавес был отброшен. Все могли лицезреть царя царей и его августейшую супругу.

Константин Багрянородный был облачен в желтый, шитый золотом шелковый халат, еще более великолепный, чем у Романа. Только острые носки пурпурных сапог выглядывали из-под покрытой драгоценностями оторочки. На голове сверкала золотая императорская стемма, украшенная драгоценными камнями и эмалями, надетая на шапку с тульей, и увенчанная крестом наверху. По бокам стеммы свисали жемчужные подвески. Дополняя это великолепие, на поясе базилевса висела сабля в разукрашенных каменьями ножнах. Навершие рукоятки сабли украшал большой рубин.

Слева от императора сидела севаста Елена. У нее была смуглая кожа и черные, как смоль, волосы. Однако круглое лицо василиссы сохраняло доброе выражение. На ней было голубое шелковое платье, расшитое серебром. Жемчуг с драгоценными камнями в изобилии украшал грудь, воротник и рукава севасты. Голову ее украшала серебряная стемма императрицы, украшенная драгоценными камнями и эмалями. По бокам свисали жемчужные подвески. Красивые темно-синие глаза Елены излучали покой.