Страница 44 из 53
— Я волновалась, — признаюсь, как только Стас отстраняется, чтобы заглянуть в мои глаза.
— А я отходил от новостей и все думал о тебе.
Теперь я улавливаю острый аромат крепкого алкоголя, и замечаю пьяный блеск в глазах.
— Стас…
— Что? А, это? Ну каждый отходит по-своему. Вчера напился Буров, сегодня — я.
Он улыбается. Касается подушечками пальцев моей щеки и улыбается, хотя вряд ли ему весело.
— Ника. — Холодный ветер бьет в лицо. Он обнимает и шепчет на ухо: — Поехали ко мне.
Горло сушит. Я сглатываю.
— Сейчас поехали, — продолжает уговаривать. — Ничего не будет, если ты не захочешь. Просто побудь со мной.
— Ты же не сядешь пьяным за руль? Это опасно.
— Ну сюда же я как-то приехал! — смеется, только мне не смешно. — Сегодня столько всего произошло…
— Расскажешь?
— Только, если ты сядешь со мной в машину.
— Это шантаж?
— Называй, как хочешь.
Мои губы снова оказываются в его власти, и под напором долгого поцелуя я сдаюсь.
— Минуту, оставлю Оле пакет. Вдруг там что-то важное?
— Вещи собери! — бросает он мне в спину, когда дверь за мной почти закрывается. Я замираю на несколько секунд, затем глубоко-глубоко дышу, пытаясь унять часто бьющееся сердце. Небывалый восторг зарождается так же безмолвно, как наступает темная безлунная ночь. Однако, будучи не готовая услышать эти слова так скоро, я опираюсь о перила и жду, когда пройдет дрожь в ногах.
После стрелой поднимаюсь на нужный этаж, забегаю в пустую квартиру, закидываю в рюкзак только белье и учебник, который понадобится завтра на паре. Уходить, не поговорив с Олей, считаю некрасивым поступком, поэтому забирать свои немногочисленные пожитки, не тороплюсь. Достаточно того, что вместо учебы я бросаюсь в объятья мужчины. Это уже за гранью поведения “домашней девочки”…
Вспомнив, как бессовестно танцевала на сцене стриптиз, я мысленно хохочу. Нет, я уже давно не тепличное растение, и всего за полгода совершила столько непристойных вещей! Мысль о том, сколько мне предстоит еще совершить, вводит в краску. Словно наяву я ощущаю его вкус. Воспоминания настолько острые и явные, что тело сводит в судороге. Боже, дай мне сил устоять! Кажется, к серьезному шагу я еще не готова. И все же оставляю на кухонном столе записку, закрываю дверь на ключ и бегу по лестнице вниз, к нему, навстречу неизвестности, в объятья чего-то нового и запретного, но такого желанного. Страшно, но предвкушение вносит ту самую перчинку, от которой вкус поданного на ужин блюда становится только ярче.
Глава 34. Слезы и слабость
Граф
— Проходи, — мягко толкаю в спину Нику, и закрываю за нами дверь.
— Ой!
— Что такое? — Ее реакция вызывает у меня настороженность.
— Тут столько коробок… — в растерянности произносит девушка, снимая верхнюю одежду.
— Ремонт, — развожу руками.
Вероника бесшумно ступает по коридору, оглядываясь по сторонам. Словно впервые сюда попала. Я, конечно, вынес из квартиры многое, но ее интерес кажется мне странным. А стоит ей зайти на кухню, как тут же изумленно спрашивает:
— Посуды почти нет. Вы и ее выбросили?
Глядя на большие, полные недоумения, глаза, я прячу улыбку.
— С недавних пор меня ужасно раздражает красный цвет. А жизнь нужно начинать исключительно с белого листа. Желательно, без каких-либо пятен. Кстати, сколько пар у тебя завтра?
Подхожу к ней вплотную, думая, что увижу смущение, но она смотрит ясным взглядом и улыбается.
— Всего одна. Первая. Ну и вечером на работу.
“Драить полы” — говорю себе мысленно и вздыхаю.
— Что-то не так? — вмиг принимает на свой счет Вероника, но я не нахожусь ответом, поэтому прошу ее достать оставшуюся посуду.
— Курьер должен быть с минуты на минуту.
Девушка охотно принимается за дело, накрывая на стол пока что пустые тарелки.
На самом деле, меня раздражает ее выбор. Танцевать с пылесосом вместо того, чтобы уделить время правильным вещам, способным открыть двери в лучшую жизнь — разве это правильно? Она достойна большего. Нет, не так.
Она создана для большего!
Только почему вместо объяснений, казалось, столь важных для девушки вещей, Валевский подавил в ней веру в собственные силы? Теперь каждый ее шаг вперед — всего лишь бесполезное трепыхание. Но имею ли я право требовать у нее более взвешенного решения? И если я готов взвалить на себя всю ответственность, поделится ли она хотя бы частью?
— Стас. — Вероника кладет ладонь на мое плечо и заглядывает в глаза. — Все в порядке? О чем ты задумался?
— О нас, — признаюсь, замечая в ее взгляде перемену. — Ты вся светишься.
— Просто… — кусает губы и склоняет голову. — Я думала о том, что сегодня произошло. Была уверена, что ты обвинишь меня.
— Вероника, ну что за глупости? — Беру ее лицо в свои ладони. — Девочка моя, ты здесь не при чем.
— Не говори со мной, как с ребенком. Я догадываюсь, что папа накосячил. И судя по тому, что тебя отстранили от работы, по-крупному. Прости, не стоило начинать этот разговор. Ты ведь пригласил меня для другого. — Снова кусает губы. Смущенно опускает ресницы и даже не подозревает, как сильно я ее хочу в такие моменты. Стянуть бы с нее свитер, выбросить джинсы, скрывающие очаровательно длинные ноги, расстегнуть белье, освободить полную грудь, втянуть губами сосок и сквозь мягкую ткань ее трусиков ощутить как пульсирует женское лоно, как сжимаются бедра, немеет тело, ослабевают колени и с желанных губ срывается стон, хрип, мое имя…
— Стас. — Вероника касается моей щеки, и прежде, чем я осознаю, что происходит, обвивает руками шею. — Когда ты смотришь на меня вот так, — шепчет в самые губы, — я начинаю думать, что и впрямь нужна тебе. Конечно, в них нет любви и прочих глупостей, всего лишь желание. И все равно, приятно знать, что ты видишь во мне женщину.
Она краснеет. Коротко зыркает, смущается и судорожно вздыхает:
— Я хочу, чтобы этот вечер стал особенным. Нет! — Тут же округляет в страхе глаза. — Я не в том смысле! Я не предлагаю себя! Я…
— Достаточно, — шепчу в ответ и наслаждаюсь сладостью ее губ. Прижимаю к себе, такую мягкую, податливую, неопытную, наивную девочку. Что мне с ней делать? Согласится ли стать моей? А может, зря я сомневаюсь? Ну правда, чего тянуть?
— Стас.
Ловлю ее дыхание губами, делаю шаг вперед, смотрю в мутные от возбуждения глаза и решаюсь сказать то, что вряд ли произнесу в трезвом уме:
— Вероника, я и вправду хочу тебя, но это не просто возбуждение, и ты не просто женщина. — Поправляю выбившийся из прически локон и ласкаю румяную щеку. — Ты особенная. Запомни, маленькая, ты особенная для меня.
Длинные ресницы слипаются от влаги. Вытираю ее слезы, чувствуя, как у самого в груди натягивается тетива. Она звонко дрожит, как если бы лучник выпустил стрелу, и медленно успокаивается под трель дверного звонка. Никогда не думал, что испытаю это чувство снова. Порой думаешь, что у тебя будет только одна любовь, и ты с гордостью пронесешь ее через всю жизнь, но потом “ёкает” и… конец моногамии. Ты больше не чертов однолюб.
— Курьер. — Снова целую свою малышку и заглядываю в глаза. — Надо открыть.
Пока Вероника разбирает мясо, я переодеваюсь и с грустью размышляю о своей жизни. День сегодня и вправду не задался. Мое чутье меня не подвело. И пусть Валевский не стал устраивать скандалов, не постучал в мою дверь с намерением вытребовать дочь, он нашел, за какие ниточки дергать. Говорят же: не стоит конфликтовать с женщинами, особенно с теми, кто отомстит втройне. Думаю, месть Судаковой удалась. Да и наш декан не особо расстроилась тому, что придется со мной расстаться. Я усмехаюсь. Временное отстранение? Черта с два! Меня вынудили написать увольнительную по собственному желанию, потому что глядя на противную рожу Валевского, я не дал заднюю. Видимо, в тот момент во мне воскрес романтик. Правда, стоило получить по лицу, и он тут же пропал.