Химера

На этот раз Алва не заметила их, и они благополучно дошли до VIP-зала, через который их провела на посадку коротко стриженая блондинка-стюардесса, напоминающая русский вариант американской куклы Барби. Она улыбалась, но глаза ее скучали. У всех троих были билеты в бизнес-класс, и им не пришлось расставаться, чего опасался Альф и на что втайне надеялся Фергюс. В почти пустом салоне они разместились в соседних креслах. Альф сразу же прилип носом к иллюминатору. Евгения, после недолгого возбуждения, снова почувствовала слабость, и, закрыв глаза, откинулась на спинку кресла, пережидая головокружение. Фергюс уже через пять минут притворился спящим. Полет был долгим, но он предвидел, что ему предстоит принять решение, на обдумывание которого потребуется, возможно, еще больше времени.

Через десять часов их ожидала пересадка в Сеуле. И почти столько же времени у них было до следующего рейса на Сидней. Всего около суток в пути. Пока Фергюс был уверен только в одном – на этот раз австралийский материк так и останется для него и его внука terra incognita. Что бы ни случилось, но они не должны в конце своего путешествия оказаться в Сиднее.

Теперь Австралия ассоциировалась у Фергюса с тревожащим его призраком Алвы, за которой вырастала грозная, пусть пока еще тоже призрачная, фигура эльбста Роналда, главы Совета ХIII.

К Фергюсу вернулась его былая подозрительность. Сам он называл ее интуицией, которая не раз уберегала его от всевозможных бед.

– Думай, Фергюс, думай, – мысленно повторял он раз за разом на протяжении нескольких часов, словно подстегивая себя.

Как обычно в такие минуты напряженного размышления, его кровь начала пульсировать редкими толчками, глаза померкли, звуки окружающего мира превратились в отдаленный монотонный гул. Мысли в голове Фергюса были подобны стае встревоженных надвигающейся морской бурей олуш, возникая и исчезая так же стремительно.

В таком состоянии Фергюс был плохим собеседником, а, вернее, никаким. И Евгения в этом очень скоро убедилась. На все ее вопросы эльф отвечал неопределенными жестами и маловразумительным бурчанием. Женщина уже было встревожилась, решив, что чем-то его обидела. Но Альф успокоил ее.

– Дед думает, – внушительно произнес он и приложил палец к губам. – Ему нельзя мешать! Вам нравятся приключенческие фильмы?

– Очень, – улыбнулась Евгения.

И почти весь полет они не отрывались от экрана телевизора, просматривая один фильм за другим. А в перерывах азартно обсуждали выпавшие на долю героев испытания и то, как они их мужественно преодолевали.

– А помните, как он сказал? – спрашивал Альф. И произносил, подражая интонации персонажа: – «Ну что, сразу хочешь умереть или помучиться?»

И Евгения подхватывала в тон:

– «Лучше, конечно, помучиться». Да, что и говорить, Восток – дело тонкое!

– «Сухов, говоришь?.. Сейчас мы посмотрим, какой ты Сухов!»

И они оба закатывались от смеха. Но тут же спохватывались, что столь шумным проявлением эмоций мешают Фергюсу думать, и начинали зажимать себе рты и жестами призывать друг друга к молчанию. В результате это вызывало новый приступ смеха. А заканчивалось все тем, что они решали начать просмотр нового фильма, поскольку Фергюсу нужна тишина. Фильмы они смотрели в наушниках.

Незадолго до посадки эльф присоединился к ним. Он уже знал, что будет делать после того, как самолет приземлится в аэропорту Сеула. План был дерзкий и трудноосуществимый. И, сожалению, не все в нем зависело от него, Фергюса. Главную скрипку должен был играть другой. И это его беспокоило. Но не настолько, чтобы омрачить его настроение, заметно улучшившееся после того, как он нашел спасительный для них с Альфом выход.

Прояснившимися глазами он взглянул на внука и Евгению. Они радостно улыбались друг другу и о чем-то оживленно перешептывались, как будто стали за время полета лучшими друзьями.

И Фергюс внезапно понял, что у него есть еще один повод для беспокойства.

Международный аэропорт Инчхон, расположенный в 70 километрах от города Сеул, бывшего вот уже шесть столетий столицей Южной Кореи, считался одним из крупнейших в мире. Его строили спешно, специально к чемпионату мира по футболу, и для этого соединили между собой два абсолютно заброшенных острова Йонджондо и Йонъюдо, лежавшие в Желтом Море. Для пассажиров, вынужденных ждать свой рейс, здесь предусмотрели все: для плоти – рестораны и кафе с корейской и западной кухней, а для души – концерты симфонических оркестров и современных корейских певцов, и даже музеи. Но главной достопримечательностью аэропорта, по мнению Фергюса, были настоящие сады с альпийскими горками, соснами и кактусами.

Однако сейчас ему было не до любования красотами природы, да еще и созданной руками человека. Поэтому он сразу направился к выходу из аэропорта. Следом послушно шли Альф и Евгения. Они разговаривали. Вернее, Альф засыпал женщину вопросами, а она отвечала.

– Имей в виду, что на русском языке произносить «Сеул» неверно, – объясняла Евгения мальчику. – Это неправильное прочтение с латинской транскрипции. Правильно будет «Соуль». Но мы, русские, уже слишком привыкли к Сеулу, чтобы что-то менять, даже в своем произношении. Да и вообще мы очень неохотно что-то меняем в своей жизни.

До Сеула, или, по версии Евгении, Соуля можно было добраться на аэроэкспрессе, автобусе, такси. Сразу около здания аэропорта стояли автобусы с надписями «Хилтон», «Хайят», «Кореана», «Континенталь». Это были всемирно известные отели. Но Фергюс равнодушно прошел мимо. Они сели в такси и он буркнул:

– Hotel Fraser Suites Insadong.

– Я бы вам не советовал селиться в таком отеле, – презрительно скривился таксист с широким и лоснящимся, словно намасленный блин, лицом, на котором хитро блестели узенькие щелочки глаз. Видимо, он работал на конкурентов этого отеля, поставляя им несведущих туристов. – Дело, конечно, ваше, но…

Фергюс, не вступая в пререкания, бросил на него всего один взгляд, но этого оказалось достаточно, чтобы таксист не открывал рта уже до самого отеля. А принимая плату за проезд, часто и низко кланялся, но все так же молча, что очень забавляло Альфа и Евгению.

Отель Fraser Suites Insadong располагался поблизости от главного королевского дворца Кенбоккуна и храма Jogyesa Temple. Именно это и предопределило выбор Фергюса, который предпочитал старину во всех ее проявлениях новомодным веяниям современной цивилизации.

Они взяли два номера на одном этаже, дверь в дверь. Как-то само собой, почти без слов, было решено, что оставшееся до отлета в Сидней время они проведут вместе, осматривая достопримечательности Сеула. Вернее, это еще в самолете обсудили и пришли к согласию Альф и Евгения, а Фергюс не ничего возразил, когда ему об этом сообщили.

Он стоял у окна просторного трехкомнатного номера отеля, из которого открывался панорамный вид на хаотично застроенный с точки зрения европейца город. Размышлял. Ему очень не хотелось оставлять Альфа на несколько часов вдвоем с Евгенией, в конце концов, они были едва знакомы с этой женщиной, но другого выхода он не видел. Брать внука туда, куда он собирался, было неразумно, учитывая цель этой поездки.

В дверь номера робко постучали. Альф вскочил с кровати, на которой он лежал, набираясь сил перед предстоящей экскурсией, подбежал к двери и распахнул ее с радостным возгласом. Вошла Евгения. Она уже приняла душ и переоделась, сменив дорожный брючный костюм на длинный сарафан с крупными зелено-желтыми цветами. И, словно чудом, преобразилась, став настоящей русской красавицей, одной из тех, которых Фергюс видел на картинах Брюллова, Боровиковского, Венецианова, Кипренского, Кустодиева в художественных музеях Москвы, когда иногда посещал их в сопровождении внука. Почему-то ему вдруг вспомнилась картина Бориса Кустодиева «Русская Венера», где художник изобразил во всей красе ее пышной плоти обнаженную женщину, и эльф даже покраснел от смущения. Впервые за многие годы в его мысли о представительнице другого пола вкралась эротическая нотка. Он попытался убедить себя, что восхищаться женской красотой не предосудительно, но это вышло как-то неубедительно. И Фергюс нахмурился, усилием воли отгоняя прочь наваждение.