Серебряная осень

— Вроде тут налоговая раньше была, — оторопело прокомментировала девчонка, осматриваясь в просторном, недавно отремонтированном холле — с пожилым вахтёром в застеклённой будке и грубоватыми турникетами, но, конечно, без электронного доступа. Справа красовалась доска объявлений, слева стоял ряд старых деревянных кресел, притащенных то ли с вокзала, то ли из ещё какого–то «присутственного места».

Налоговая? Каждому своё. Небось в процветающем городе за последние тридцать лет тут чего только не было…

— Волков, База патрульных сил, — представился я вахтёру. — У нас новенькая, из «пробоя».

— С первого КПП уже звонили, — солидно отозвался вахтёр, пожилой дяденька с обвислыми усами и носом–уточкой. — Веди в восьмой кабинет, второй этаж, направо.

Мог бы и не говорить, я этот кабинет на всю жизнь запомнил — год назад меня, едва отошедшего от шока, тоже привели именно сюда — по дороге влив чего–то крепкого. Что ни говори, повезло, что на меня тогда наткнулись Охотники — ну, как «наткнулись», услышали мою пальбу, благо были недалеко, возвращались из рейда. Вожака–то я тогда завалил, а вот три остальных волка, если что, вполне успели бы меня порвать, хоть при гибели вожака стая, независимо от размера, и теряла большую часть своего гонора…

В коридоре второго этажа слонялось несколько человек, но у дверей «восьмерки» вполне ожидаемо никого не было. На двери под цифрой «8» красовалось табличка «Приём гостей», скорее всего позаимствованная в какой–то гостинице или вроде того и прикрученная сюда просто ради прикола — причём недавно, год назад её ещё не было.

По привычке постучав, я сразу дёрнул дверь:

— Можно? Волков, с новенькой.

— Заходи.

В кабинете был Хорошин, мужик лет пятидесяти, больше похожий на работягу, чем на конторскую крысу — меня в своё время тоже он принимал. Всё тот же потёртый пиджак сидел на нём как на корове седло.

— Здрасте, Пал Степаныч. Вот, привёл.

— Здоров, Волк.

Тьфу ты, и он туда же. Ну а как ещё — он, собственно, первым это «Волк» и выдал, когда услышал мою историю. Ладно хоть никто пока ещё не додумался называть «Серый Волк».

— Заходите, садитесь. — Хорошин поднял трубку внутреннего телефона, дождался ответа, бросил коротко: «Они у меня», после чего сделал широкий жест рукой, указывая на деревянные стулья напротив массивного старинного письменного стола. Маша, оглянувшись на меня, осторожно присела на краешек — стулья были мощными и ничуть не эргономичными.

— Я пошёл, — ткнул я пальцем через плечо. — Ещё до восьми дежурю.

Павел Степанович мельком бросил взгляд на настенные ходики — они показывали начало четвёртого — и замахал руками:

— Садись, садись. Ты нам тоже нужен, как свидетель. Большакова я уже предупредил.

Ага, предупредил он… Выскажет–то потом Большаков мне. Вдруг что срочное — а в группе минус один человек.

Видимо, на моём лице это ясно отразилось, потому что Хорошин сказал:

— Садись, не выпендривайся. У вас всё равно в это время планового ничего нет.

Да мне–то что… Я опустился на стул, постаравшись устроиться как можно удобнее, карабин демонстративно прислонил к столу.

Степаныч мельком покосился на СКС, отошёл к столику у стены, накрытому клеёнкой, воткнул в розетку электрочайник — разумеется, не привычный мне пластиковый, а здешний, потёртый алюминиевый, по сути кастрюлька с носиком и встроенным кипятильником. Всё равно шик — электричество использовать для чайников могут себе позволить далеко не все. Мы в дежурке, например, на печке кипятим — конечно, торфяная ТЭЦ на базе бывшего депо выдает электроэнергию, но не то чтобы Вокзальный её особо разбазаривал. Да и большая часть идёт на производства — даже при том, что КПД ТЭЦ заметно поднят выпускниками Колледжа.

Сидящая напротив меня Маша с интересом наблюдала за манипуляциями Хорошина. Начинает осваиваться? Дай–то Бог… По крайней мере, безразличия во взгляде уже нет — значит, начинает отходить. Терпи, девочка, сегодня тебе весь остаток дня будут мозг выносить — кто ты и откуда…

Без стука вошли двое. Одного, лет сорока, в накинутом на плечи плаще, я знал — Каращук, из отдела безопасности при Управе, обычно он «собеседует» прибывших. На поясе кобура с традиционным «хай пауэром» — интересно, ему хоть раз стрелять из него приходилось? Второй, низкорослый, на вид лет тридцати, с большими залысинами, незнакомый — скорее всего, колдун.

— Привет, Волк, — поздоровался Каращук. — Тащишь за собой кого–то?

Вопрос риторический… Маленький тоже подал руку:

— Андрей Шнайдер, от Колледжа.

Ну да, колдун… Уже начинаю их распознавать, за год–то.

— Сергей Волков, база патрульных сил… Да, привезли с рейса. За Болотом подобрали, у телебашни.

Каращук, рассматривая девушку, хмыкнул:

— Ну и чудо… Что там у тебя в руке?

Маша, глядя на него, как кролик на удава, медленно разжала ладонь. Безопасник удивлённо повернулся ко мне:

— Это что? Ваш, с Базы?

— Ну а как распознать нечисть без серебра? Бросил ей, нормально поймала — значит, свои… Ехали медленно, дали ей себя догнать, погрузили в козелок.

— Хм… умно. Не думал, что такой простой способ есть… Как зовут? — это уже девушке.

— Маша…

— Ну, рассказывай, Маша, радость наша…

Девчонка поначалу терялась, рассказывала сбивчиво, но потом более–менее освоилась — тем более, что и Хорошин, и Каращук сидели с видом заинтересованных добрых дядюшек.

Всё оказалось банально. Мария с другом Алексеем тихо–мирно шли по улице, идущей от школ к телебашне — в их мире это вполне ухоженная дорога в спальном районе с кучей новостроек вокруг. Почему они там оказались в студенческом возрасте в учебное время — никто и не поинтересовался, даже Шнайдер не выказывал заинтересованности — а ведь наверняка сейчас следит за аурой девчонки на предмет откровенного вранья. Потом словно потянуло дымом, сдавило голову — и они оказались в нашем тумане. Вдвоём.

Разумеется, испугались, про другой мир никому и в голову не пришло — что неудивительно. Как выяснилось — Лёшик вдобавок иногда баловался «травкой», и у него снесло крышу. Услышал шум мотора — или подумал, что услышал, и ломанулся обратно, в сторону школ. Больше Маша его не видела.

Вообще ничего странного — шли по асфальту среди новостроек и вдруг оказались на грунтовке, окружённой разбитыми деревянными домами… у кого угодно нервы сдадут.

А вот у Маши не сдали. Или сдали, но своеобразно — потому что она не побежала, а спряталась в полуразрушенном деревенском доме. Ну это для нас — идиотское решение, а для неё–то логичное — крыша, вроде как защита… Просидела там какое–то время, потом обдумала, решила идти дальше, благо дорога–то есть. Вышла к ограде телебашни, опознала место, поняла, что вокруг её собственный город, но разрушенный. Чуть не впала в прострацию, но услышала непонятный шум и спряталась в руинах. Было очень плохо, перед глазами темнело. Казалось, что вокруг ходил какой–то зверь, но внутрь не зашёл.

Потом услышала шум моторов, совсем рядом, на Старой Дороге. Когда выбежала — мимо неё шли бензовозы. Позвала на помощь — реакции нет, завопила, сорвала голос, побежала вдогонку, выбежала к нашему козелку…

Вот тут я напрягся, и сильно. Скажет, что я остановил машину ради неё?

Не сказала. И даже не подумала об этом — заминки не было, колдун бы заметил…

Хотя, думаю, всех больше заинтересовал некий зверь, который ходил вокруг, но не напал… Что–то новенькое. Хотя, чего только не бывает. Маша на моей памяти первая, кому удалось выжить так близко от Болота. Хотя, сколько она там была? Полчаса…

— Который был час, когда вы попали в пробой? — вежливо поинтересовался Каращук. Вот, о том же подумал.

Девчонка машинально взглянула на часики — псевдо «хэнд–мейдные», с кучей фенечек и шнурочков, голимый Китай.

— Около десяти.

Чушь какая. Подобрали мы её в третьем часу. Десять… Десять — это примерно то время, когда на нас бросился «медведь». Это что — она выжила там четыре с лишним часа? Фантастика.