Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 10

Иногда на смене случались забавные или сложные ситуации. Такие дни могли запомниться. Прочие летели беспамятно. Между утренним чаем и сдачей кассы рассветал полдень и уходил навсегда; на следующий день рассветал другой, который тоже никогда не повторится. Они были конечны, как лампочки. Гриша начинал смутно бояться старости. До сих пор ему казалось, что он ещё взрослый подросток.

Гриша не заметил, как прошла эта смена. Затем прошла и следующая.

III.

Это был понедельник. У Гриши был выходной. Вместе с Катей они собрались по магазинам.

– Не забудь надеть протез. – сказала она.

– Помню.

Кате была важна эта пластмассовая рука. Как-то раз они поссорились, и Катя сказала, что чувствует себя неловко. Гришу эти слова весьма зацепили. Они поехали в центр. ТРЦ «Малиновский». Один из крупнейших в городе. Ходили по магазинам. Катя смотрела кроссовки и торчала в телефоне. Гриша был предоставлен себе.

– Есть хочу… – оторвалась она.

– Поднимемся на фудкорт.

Они сели, Гриша заказал небольшой обед. В будний день людей было немного. Конкуренты KFC и Burger King были настолько непроходными, что по их скучающим кассирам можно было изучать стоячую камасутру.

– Чего смотришь? – спросил Гриша.

– Ничего. Просто ленту.

– Что насчёт официанта?

– Я передумала. Не для меня.

– Куда тогда?

– Не знаю. Мама сказала, пока поможет. Хочу попробовать моделью.

– Не ковыряйся в носу… – сказал Гриша.

– Ой, прямо ковыряюсь.

Катя себя очень любила. Чтобы в наше время зарабатывать моделью, хотеть мало. Для начала бы оплатить брошенный абонемент, перестать с холодильником по вечерам…

– А у Юли интересовалась? – спросил Гриша. – Может, нужны мастера…

– Неее.





– Не хочешь делать маникюр?

– Фу.

Катя хотела выпить, но Грише позвонили с тем, что на следующий день он выходит на работу в счёт праздников. У Гриши было чувство, что Катя обиделась. Они заехали ещё в пару мест. Нужно было купить продуктов, стиральный порошок… Затем направились к нему домой. Катя сготовила и села с Гришей за стол, снова впилась в телефон.

– Сыр невкусный. – сказал Гриша. – Хорошо, что по акции брали.

– В следующий раз в ресторане поешь.

– Я ничего не говорю…

Лет пять назад, до потери руки Гриша занимался вольной борьбой и однажды занял третье место в областных соревнованиях. У него были увлечения, друзья и свой взгляд на мир. Года три как он переехал в подмосковье. Теперь было иначе. Порой он садился пить любимый чай, катал в тишине ложку и не узнавал себя. Как летят годы. Он не заметил, что стал себе на уме, замкнут. Хорошее случалось – самое многое – раз в месяц, по сочетанию погоды, зарплаты, и когда с Катей было хорошо. Эти проблески только его унижали. В такие дни он чувствовал себя человеком, а потом просыпался чем-то другим. Снова работа, снова Багировские опротивевшие пейзажи, некрасивые лица.

В последнее время с Катей становилось хуже. От неуверенности он стал её ревновать. И понимал, что глупо ревнует, но был бессилен; его характер подгнил, во всём он видел повод. Страх, что Катя найдёт кого-нибудь лучше, впервые обуял Гришу месяца три назад. Это была ещё не ревность. Даже в самые теплые минуты он что-то чувствовал, не уловимое ни взглядом ни слухом, обоняемое только сердцем… Со временем Гриша накопил уверение, что ему есть о чём беспокоиться. И как бы он себя ни разубеждал, как ни искал доказательств покоя, не мог придти ни к чему твёрдо, каждый раз соскальзывал на том, что попросту себе врёт.

Теперь же его вовсе размыло, и он стал бездумно ревновать. Ссоры между ними участились и происходили по любой искре. Иногда они не виделись неделю, однажды две. Гриша всегда жалел, но знал что попросит прощения и будет снова таков. Он видел, что Катя устала. Уже хочет, но не может сделать последний шаг. Он был уверен – когда, как не теперь, Катя ему изменяет… В этот день случилась очередная ссора. Она проистекла из нелепого замечания о сыре, но вскоре раздулась в скандал. Гриша наговорил Кате гадостей. Она не вытерпела и вспыхнула:

– Я тебе верна, и всегда была… Да только зря! Не заслуживаешь ты. – она заплакала и убежала из квартиры.

IV.

Прошло два месяца. Июльский субботний вечер был замечательный, народу было как всегда много. В баре сидели Гриша и Максим, Богдан вот-вот подошёл. Это был очень низкорослый юноша, сантиметров шестьдесят пять с метром; и с проигрышным сочетанием доброты и непривлекательности. Правый глаз у него был с «ленивым веком». Волосы хорошо уложены. Работал на кассе в гипермаркете «Лента», неподалёку от места, где жил Гриша. Богдан был самый молодой за столом – 22 года. Болезненно амбициозен, много рассуждал о больших деньгах. Притом, что в зарплатной ведомости своей взвешивал каждые сто рублей.

Богдан был подписан на многие мотивационные каналы и паблики. Мотивацию он принимал раз в день, всю сразу, во время вечерней скуки и лени… Каждый вечер он возгорался «взяться окончательно» и всё поменять: вставать рано, планировать день… Но мотивационных графиков и афоризмов было так много, они вовсе не кончались, что вскоре приедались, и он листал их уже как разноцветные картинки, и вскоре засыпал. Заведя на утро семь будильников.

Он интересовался разными схемами и даже криминалом – читал истории мошенников, рассказывал разные факты. Которые потом быстро забывал сам. У него была мечта заработать свой первый миллиард к тридцати годам… Он говорил про сотрудников МВД, ФСБ: «эсэсовцы». То есть силовые структуры. Поначалу парни воспринимали всерьёз амбиции Богдана, он выказывал вид человека сведущего; и будто со дня на день окончит все приготовления, бросит свою смешную работу и взмоет высоко… Заодно, глядишь, о друзьях не позабудет.

За два года ребята, конечно, поняли с кем общаются. Но отнеслись к нему положительно. Человек он был приятный, в меру самокритичный. Оказалось, что свод амбиций его раскидывался не от лидерских корней, а из комплексов. Максим относился к Богдану с добрым сочувствием. Которого, конечно, не выказывал напрямую, чтобы не оскорбить. Он всегда помогал, и как-то раз даже сорвался со свидания, когда Богдан позвонил с проблемой.

Недавно, недели две тому назад у Богдана случилась неприятная история. После неё он пришёл в бар подавлен, заказал вдвое обычного алкоголя, и вскоре признался, что не тот, за кого себя выдаёт. Он отписался от всех пабликов, перестал говорить о деньгах. После этой истории перестал брезговать обсуждением цен на проезд и помидоры…

Это произошло накануне июля. Богдан возвращался с работы, и увидел как во дворе пьяная компания домогалась двух девушек на лавочке. Он направился к ним полный решимости и уже прикидывал разговор, действия. Он шагал уверенно. Но подойдя ближе, он почувствовал, что шагов ещё десять назад это была картинка, фантазия, эпос. А теперь всё больше реальность, которая вовсе не мотивировала.

С каждым последующим шагом решительность таяла, оползала, пока он не остановился от компании в нескольких метрах и обратил собой внимание. Компания из пяти парней, изрядно дожлых, смотрели на него недоумённо, во взгляде некоторых зрел уже пьяненький вызов. Девушки же смотрели на Богдана во все глаза, почти восхищённо, они молча благодарили его, что он вмешался. Но Богдан свернул и поднялся домой. Не включая свет, сел на кровать одетый и просидел так два часа. Пол ночи не спал. После этого случая он изменился. Изменился внутренне, в себе. С приятелями он по-прежнему был на одной волне. Все, как обычно, заказали по пиву. Обсуждали прошедшие дни.

– … например, Будапешт. – говорил Богдан. – Непонятное лично мне название, но все нахваливали. Вот, сходили с приятелем в этот кабак на прошлой пятнице. Взяли по лагеру. Ну, и? Во-первых, налили в пинту… Прошу прощения?! На входе читаешь: «мы что-то там с 2015». Какой смысл в свидетельствах о рождении, если в таре не разобрались? – продолжал он. – Во-вторых, ощущение, будто сполоснулся козлиной мочой… У них этот лагер из-под служебного биде или что-то в этом роде, я плохо разбираюсь в подобных оттенках. В общем, ребята, больше я в этот кабак ни ногой…