Курьерская: Багиров

Максим жил недалеко от бара, где они сидели в тот день. Был он журналист очень средний. Не было в нём энтузиазма, жилки, журналистского ростка… Он горел автомобилями. В этом, наверно, могло быть его призвание. Но зачем-то он называл себя телевизионщиком. Максим постоянно посещал сходки, курил кальян, был подписан на все паблики и состоял во всех чатах. Если кто-то вечером в городе «погарцевал», «дал угла», уже через пять минут Максим точно знал – кто, где и что за мотор. Он вёл домашнюю бухгалтерию, чтобы чётко знать, сколько в этом месяце сможет отложить на дочку. Проблем с личной жизнью у него не было. Девушки любили его за стреляющий выхлоп, звук мотора. Пешком он старался ни с кем не пересекаться…

II.

В следующий, субботний день Гриша проснулся за десять минут до будильника. Сосед сверху работал перфоратором. Он уже дольше полугода за него хватался время от времени, понемногу… Насверлит пару дыр и положит до случая. Дальше – что-то шкребет и ковыряет, как мышь. Технология очень непонятна. «По видеоурокам ремонт делает, что ли, идиот…?». Время всегда случайное. Могло быть в два пополудни, а могло к вечеру, перед сном.

Это был день майский, серединные числа. Мерзотная трель разнеслась в одиннадцатом часу. Гриша распахнул глаза, катастрофически не доспавший десяти минут. Он отёк от злобы. Скоро наживил тапки и пошёл чистить зубы, раскровил случайно десну.

Гриша долго решался подняться и поговорить. Но не представлял как это может быть. Как его будет кто-то слушать. Собственные слова ему слышались неубедительно. Грише казалось, только он что-то скажет, любой сразу же поймет, что его можно без проблем проигнорировать. Он видел своего соседа, это был крупный парень, часто выпивавший со знакомыми и по пьяни иногда дравшийся. Гриша не представлял как он может в чем-то убедить человека дерущегося.

Поэтому каждый новый раз Гриша утешал себя, что это последний. От своей беспомощности Гриша злился. Разумеется, не на себя. Он обкладывал тихой, однако роскошной матершиной того, кто, возможно, даже ни о чем не догадывался. И человек, может быть, вовсе не плохой.

Гриша поставил чёрный чай и сделал себе бутерброды. Его девушка, Катя, гостила нечасто. Когда она приезжала, обязательно готовила. Что-нибудь простое, и весьма невкусно. Но Гриша кушал её гречку даже с удовольствием. Важнее была забота. О блюдах он отзывался как о покойнике – либо хорошо, либо ничего.

Гриша был крещён. В углу комнатки стояла икона богоматери. Через раз носил крестик… Были у него водительские права, полученные для проформы лет шесть назад. Работал Гриша в трёх остановках от дома. По настроению ходил пешком. Но настроение случалось редко. Он сел в автобус и скоро прибыл в бизнес-центр. Прошёл вахту с пропуском. У него было особое расписание. Позже приходит, раньше уходит. Со своей инвалидностью он был у компании на подстраховку, для низкоприоритетных и ближних доставок. «На пол руки», шутили коллеги. Ставка незавидная, но на жизнь хватало и даже оставалось копить.

Гриша увлекался чаем. Дома было десять разных сортов одного только чёрного. Всегда хотел профессиональный чайник с контролем температуры. Дома стояла старая, уже пожелтевшая арабская бурлилка, которая даже разучилась выключаться, и однажды выпарила, будучи забыта, полтора литра воды. Когда Гриша про неё вспомнил, с окон кухни бежал тропический муссон. С тех пор этот чайник работал ещё хуже. Поэтому вопрос стоял почти остро. Варианты со встроенным заварником Гриша отвергал. В офисе тоже бытовало какое-то «китайское кипятило», к тому же общего пользования, читай изнасилованное.

Гриша поднялся в обеденную комнату, поставил себе чай, присел. Он всегда пил чай покрепче, чтобы проснуться, и второй, подкрашенную жижу в офисе – настроиться на смену. Через пятнадцать минут было выходить на терминал. Объявился Шульц.

– Опа, Шахаев!

Шульц работал в компании чуть дольше Гриши. Полноватый крикливый детина с перхотными глазками и безупречной стрижкой из барбершопа. Типаж паршивый. Задира, понторез, стукач… Правнук пленного немца. С каждой зарплаты ходил на рынок. Покупал только вещи, на которых бренды подделаны правдоподобно. Не принимая рук вертел ключи от служебной машины. Встречался с молоденькой девушкой, над которой друзья смеялись, что она пахнет как дед. Только он появлялся в офисе, в сторону Гриши начинали лететь щелчки. Часто после встречи с ним Гриша ещё час фантазировал как безнаказанно его однажды избить.

– Привет. – отозвался Гриша.

– Чё, как оно?

– Нормально.

– Слышь, коллега! Сделай себе штуку, как Капитан Крюк! Только вместо крюка – безнал. Ахахах…

В то же мгновение зашла Докучаева. Как обычно, мятая.

– Привет, мальчишки…

Прошла в бухгалтерию. Докучаева редкая девушка-курьер. Роста низенького, волосы кучерявые и нелепые. Она экологический активист. Целенаправленно одевалась в сэконд-хенде, не упускала случая на это кивнуть. С гигиеной у неё всё в порядке, но выглядела она, будто неприятно пахнет. Росла без отца. Мать – фанат вудстока и Гоа… Докучаева любвеобильна. До избыточности. Не было в офисе парня, к которому она ещё не катила пробы. Такой участи не избежал даже Гриша. У неё был прозрачный пушок под носом и педагогическая интонация, свойственная людям с убеждениями.

Иногда в офис звонили мужчины и спрашивали «а вот у вас девушка доставляла». Чаевых у неё было больше всех, об этом и гадать не хотелось. По образованию – юрист. Путалась в ЗоЗПП и ЗППП… К Грише она испытывала какие-то особенные чувства. Он вызывал у неё жалость. Поэтому она его горячо хотела. Когда она смотрела, он чувствовал себя липко. Гриша ускорился с чаем и заранее надел кепку.

– Уже напекло! – сказал Шульц. – Хах. Лентяй. Рассказывай, как у Катьки здоровье? Чё злой? Опять в варенье въехал…!

Гриша осушил чай и пошёл на выход.

– Пошёл ты нахуй. – сказал он.

– Э! Зубки режутся! Шахаев, подпилим!

Скоро Гриша был на терминале. Забрал корреспонденции, получил маршрутные карты. Сел на двенадцатый автобус. Началась рабочая смена. На улице был жаркий весенний день. Гриша закатал рукав рубашки. В руке у него был бардачок. Так он называл старомодный кожаный портфель, в котором носил отправления.

Из тех, кого бы Гриша мог назвать своим приятелем, был Аслан. Они знакомы не так давно. Некоторое время назад Аслан был его начальником. Гриша заходил к нему на обеде. Они разговаривали о компьютерных играх, обществе, парафинили своих коллег… О своей личной жизни Аслан строго молчал. И вообще не любил говорить о себе. А Гриша не любил, когда говорят о нём. На какой-то странной нити сошлись два интроверта. Впрочем, интроверт – не значит скромный. Скоро Аслан был смещён за перегар, драки и отрыжку… Немало благодаря доносам Павла Сергеевича, теперь занимающего этот кабинет.

Работа у Гриши была с людьми. Этим сказано многое. Компания помнит сотрудника, который спустя пару месяцев ушёл работать по специальности – в хоспис. И он работал там несколько лет, имея дело со всеми человеческими выделениями. Личное мнение по-прежнему считал худшим из них.

Курьер – это презерватив между почтовым бизнесом и клиентом. Гриша был одним из весьма ориентированных доставщиков, и благородно сносил в свой адрес морось, хамство и права потребителя. Этим он подкупал самую конченную шваль, и та писала о нём хвалебные отзывы, выходили премии. Гриша накопил в себе прилично, прежде чем однажды, подвыпивши, оборонил в баре фразу: «человек – это завод по производству говна и личных границ». Сперва показалось, что он отщёлкнулся и покатился с горы. Но это была лишь насущная разрядка, которая необходима каждому человеку. Гриша был, несмотря на многое, человеком весьма кротким. И по-прежнему оставался одним из клиентонастроенных доставщиков. После, конечно, Докучаевой – но которая мухлевала.

Гриша хорошо владел регламентом, так что ему всегда было на что сослаться, чтобы разговор не забегал на личное поле. Тем не менее, фразы «я же вас вежливо попросил», «ты петух», «я буду жаловаться» – можно было прописывать в трудовом договоре под пунктом «погодные условия». Приходил сдаваться в кассу Гриша всегда по минимальному распорядку – то есть в самое раннее время. После того, как ему подняли план, это был его принцип номер два. Принцип номер один – «да завтра выполню наверно».