Страница 22 из 75
— Вы сделали это нарочно? — удивилась Минерва.
О, какие неприличные вещи Колину хотелось сейчас сделать! С умыслом. И весьма однозначным: заставить очки этой упрямицы запотеть, а их владелицу — без стеснения стонать от удовольствия.
— Я не собираюсь соблазнять вас, — заявил он.
Чуть помедлив, Минерва коротко кивнула, потом скользнула взглядом к лицу собеседника и переспросила:
— Простите, что вы сказали?
— Я не собираюсь соблазнять вас, — повторил Пэйн. — Ни сегодня, ни вообще когда-либо. Я просто подумал, что должен вам это сообщить.
Она непонимающе смотрела на него, и пришлось пояснить:
— Помните, что я сказал вам в ту ночь в замке? Что я не разрушаю жизни невинных девушек. Поймите, у меня есть правила.
— Правила для женщин, которых вы обольщаете?
— Нет же, для себя.
— Значит, у распутников тоже существует свой этикет? Некий кодекс чести соблазнителя? Вы это хотите сказать?
— В некотором смысле. Видите ли, обычному молодчику, который просто собирается завлекать в постель желанных ему девиц, правила, возможно, и не нужны. Но когда мужчина стремится к достижению довольно сложной цели — никогда не проводить ночь без женщины, постепенно вырабатываются кое-какие принципы. Хотите — верьте, хотите — нет, но у меня действительно есть свои правила.
— И каковы же они?
— Во-первых, конечно же, хорошие манеры: все эти «спасибо», «пожалуйста», и я всегда пропускаю даму вперед. Также мне не важно, где происходит свидание, но у меня есть некие ограничения по поводу веревок и шарфов.
У собеседницы отвисла челюсть.
— Веревок и?..
— Я не против, если женщина желает быть связанной, но себя связывать не дам. Кроме того… — он начал загибать пальцы, — никаких девственниц, проституток, женщин в отчаянном финансовом положении, сестер бывших любовниц, матерей бывших лю…
— Матерей? — пискнула Минерва.
Пэйн пожал плечами. Этот пункт появился в его списке после одной довольно забавной истории.
— Послушайте, вам вовсе не обязательно выслушивать все эти правила. Важно лишь то, что они у меня есть. И, соблазнив вас, я их нарушу. Так что этого не случится. Думаю, что именно сейчас, пока я стою перед вами голый, наиболее подходящий момент для того, чтобы обсудить этот вопрос. Потому что, заговори я об этом в другое время, вы могли бы обидеться, решив, что я не нахожу вас привлекательной. — Он указал на свое налитое, бодро торчащее естество. — Как вы прекрасно видите, это не так.
Минерва несколько мгновений молча разглядывала указанное место, а потом, не отводя от него глаз, заявила:
— Вы были правы. У нас и в самом деле на редкость странная беседа.
Виконт потер ладонями лицо, шумно выдохнул и произнес:
— Еще не поздно спасти вашу репутацию. Я мог бы прямо сейчас отвезти вас в Лондон, к Брэму и Сюзанне. А вы бы могли скатать обратно эти простыни и сберечь их для мужчины, который, возможно, оценит вложенный в них труд, а еще их значимость. Ведь они — часть вашего приданого, и отношение к ним должно быть особенным.
Колин понимал, что если они — известный повеса и незамужняя леди — проведут ночь в одной комнате, то уже не будет иметь значение, чем они на самом деле занимались на этом вышитом постельном белье. Даже если простыни не будут испачканы их потом, его семенем или ее девственной кровью, они все равно будут испорчены. Если мисс Хайвуд не вернется из этого путешествия замужней женщиной, ей никогда не сделать брачной партии в высшем свете, потому что ее репутация будет погублена.
Минерва легла на спину и уставилась в потолок.
— Всё на этом?
Колин отмахнулся от укола совести, напомнив себе, что замысел этого путешествия полностью принадлежал мисс Хайвуд, которая прекрасно осознавала все последствия. Она в буквальном смысле постелила себе постель и теперь лежала в ней (26). А Колин собирался разделить с ней ложе. Таков был уговор.
— Я всегда сплю поверх одеял, — сказал он, присаживаясь на край тюфяка. — Так что если вы останетесь под покрывалом…
— То хоть что-то будет нас разделять.
«Да уж, «что-то» толщиной с березовый лист!» — подумал Пэйн.
Он улегся и уставился в потолок, но вдруг в темноте перед его глазами возник яркий образ-воспоминание: груди мисс Хайвуд, похожие на две луны персикового цвета, парящие под потолочными балками. Видение манило прикоснуться, насладиться им. Колин был не так глуп, чтобы протягивать руки к миражу, однако его легковерный, вечно на что-то надеющийся детородный орган напрягся, выгнувшись дугой.
Пэйн зажмурился и, пытаясь настроиться на что-то наименее возбуждающее, начал представлять себе пауков с волосатыми ногами, бугорчатые, вытянутые тыквы-горлянки, наводящие на мысли о гениталиях сифилитиков, гороховое пюре, запах пыли и пчелиного воска, исходящий от дряхлых стариков.
А затем в его мозгу всплыл совсем другой образ, заставивший громко расхохотаться.
— Что случилось? — спросила Минерва, и Колин позавидовал ее сонному голосу.
— Ничего. Я просто представил, как повела себя ваша матушка, узнав, что вы сбежали.
21) «Adieu», фр. — «прощайте!»
22) Догкарт — двухколёсный двухместный экипаж с сиденьями, расположенными так, что пассажир сидит спиной к вознице; под задним сиденьем находится ящик для охотничьих собак.
23) Наутилус, лат. Nautilus — вид моллюска.
24) Аммониты — общее название для вымершего подвида головоногих моллюсков, близких к ныне живущему наутилусу.
25) Здесь речь идее об Аммонитянах — библейском народе, родственном евреям, который в столкновениях с евреями всегда терпел поражение; в англ. яз. слова «ammonites» — «аммониты» и «Ammonites» — «Аммонитяне» звучат одинаково.
26) Здесь идет отсылка к пословице, известной с XVI века: «Сделать себе постель и лечь в нее», означающей «пострадать от последствий собственных действий»; она восходит к временам, когда большинство людей, не имея постоянной кровати, каждую ночь набивали мешок соломой и использовали в качестве постели.
Глава 8
— Да где же эта Минерва? — отложив в сторону колоду карт, миссис Хайвуд щелкнула пальцами, подзывая одну из служанок в «Быке и цветке». — Эй, ты! Все время забываю, как тебя зовут.
— Полина, мадам.
— Ну, значит, Полина. А ну-ка, сбегай в пансионат и передай моей своенравной дочери: я желаю, чтобы она сейчас же присоединилась к нам. Немедля! Скажи, пусть отложит свою писанину. Ведь Минерва уже пропустила чай и ужин. Сперва она возьмет урок у мисс Тэйлор, а после поможет составить нам партию в вист — будет четвертой. Либо она, наконец, станет послушной дочерью, либо я снимаю с себя ответственность по ее воспитанию и умываю руки.
Полина присела в реверансе и побежала исполнять поручение.
Сидя рядом с Шарлоттой за форепиано, Кейт Тейлор улыбнулась про себя этим пустым угрозам. Вряд ли Минерва хоть на каплю огорчится, если миссис Хайвуд свернет свою непрекращающуюся кампанию по женскому совершенствованию и оставит свою среднюю дочь в покое.
Кейт чувствовала большую симпатию к любящей поразглагольствовать миссис Хайвуд. Временами. И это была именно симпатия, а не зависть, что говорило о многом. Ведь у Кейт не было близких, за исключением нескольких подруг здесь, в Спиндл-Коув. У нее не было дома кроме «Рубина королевы». Она, сирота, выросла и получила образование в Маргитской (27) школе для девочек на пожертвования неизвестных благотворителей.
Несмотря на все ночи, что она провела в аскетичном, продуваемом сквозняками дортуаре (28), плача в подушку и умоляя Бога послать ей собственную маму, временами поведение миссис Хайвуд заставляло Кейт благодарить Всевышнего за то, что не ответил на ее молитвы. Оказывается, не каждую мать можно считать благословением.
— Начни еще раз с коды (29), Шарлотта, — сказала Кейт своей юной ученице. — Здесь обрати внимание на ритм, — она постучала по нотам тонкой указкой. — Вот этот пассаж из шестнадцатых ты играешь с неверной аппликатурой (30) и из-за этого замедляешься.