Страница 27 из 27
– Я получил по заслугам! – снова воскликнул сержант Марсьяль, выдергивая вонзившуюся ему в плечо стрелу.
Сознание того, что, погрузившись в прошлое, он забыл об обязанностях часового, было для него мучительнее, чем боль, причиняемая раной. Но сколь бы серьезным ни был его проступок, он не должен был караться смертью, и все надеялись, что рана сержанта не смертельна.
Как только куриары кива исчезли из виду, Жан склонился к лежавшему под навесом сержанту, чтобы оказать ему первую помощь. Но от родственных чувств и сострадания мало толку, надо иметь хоть какие-нибудь познания в медицине, а у юноши их не было.
К счастью, Жермен Патерн, в качестве натуралиста-ботаника, обучался медицине, и на «Мориче» была аптечка.
Итак, Жермен Патерн занялся раной сержанта, а Жак Эллок поспешил прийти ему на помощь. Осмотрев рану, Жермен убедился, что стрела вошла в плечо на три сантиметра, но задела только мягкие ткани, не повредив ни мускулов, ни нервов. А следовательно, можно было не опасаться осложнений, если, конечно, стрела не была отравлена.
Жермен Патерн занялся раной
Индейцы Ориноко нередко пропитывают свои стрелы жидкостью, называемой кураре[98]. Ее получают из экстракта чилибухи, растения из семейства логаниевых, с добавлением нескольких капель змеиного яда. Это черное, блестящее, как солодка, вещество хорошо известно местным жителям. Гумбольдт рассказывает, что в прежние времена индейцы смачивали кураре ноготь указательного пальца, и простого рукопожатия было достаточно, чтобы отправить врага на тот свет.
Если стрела, ранившая сержанта, была пропитана кураре, то действие яда не заставит себя ждать. Раненый потеряет голос, у него будут парализованы руки, ноги, лицевые и грудные мышцы, но он до последнего мгновения сохранит ясность сознания. Против кураре нет противоядия. Однако если симптомы отравления не появятся в течение нескольких часов, то можно уже будет не волноваться.
После перевязки сержанту не оставалось ничего другого, как поблагодарить Жермена Патерна, хотя он и был в ярости оттого, что отношения между пассажирами обеих пирог становятся все более тесными. Затем он впал в глубокое забытье, встревожившее его спутников.
– Как вы полагаете, сударь, его рана очень опасна? – обратился юноша к Жермену Патерну.
– Я пока не могу сказать ничего определенного, – ответил Жермен Патерн. – Вообще-то рана пустяковая… она затянется сама собой… если стрела не была отравлена… Подождем немного, скоро все станет ясно.
– Мой дорогой Жан, я уверен, что все будет хорошо, – добавил Жак. – Сержант Марсьяль поправится, и очень скоро. Мне кажется, что, если бы речь шла о кураре, рана выглядела бы иначе.
– Я тоже так думаю, Жак, – согласился Жермен Патерн. – При следующей перевязке все прояснится, и ваш дядя… я хочу сказать, сержант Марсьяль…
– Господи, сохрани мне его, – прошептал юноша, и в глазах у него блеснули слезы.
– Да, мой дорогой Жан, – повторил Жак Эллок. – Господь сохранит его. Ваши и наши заботы вылечат старого солдата, не волнуйтесь, все будет хорошо.
И он крепко сжал руку Жана де Кермора. К счастью, сержант Марсьяль спал.
Пироги, подгоняемые сильным северо-восточным ветром, шли рядом. Господин Мигель и его друзья тоже надеялись, что рана сержанта не опасна.
Кива действительно часто пропитывают кураре наконечники своих стрел и копий. Однако делается это далеко не всегда. Приготовить яд могут только «специалисты», если, конечно, можно употребить это слово применительно к дикарям. А таких искусников не так-то много, на каждом шагу они не встречаются. Значит, были все основания надеяться на счастливый исход.
Кроме того, если, вопреки всем ожиданиям, сержанту все-таки понадобится отдых в более комфортабельных условиях, чем на борту «Гальинеты», можно будет сделать остановку в деревне Атурес, шестьюдесятью километрами выше устья Меты. Тем более что пассажирам все равно придется провести там не меньше недели, пока лодки будут преодолевать пороги, весьма многочисленные в этой части Ориноко. Ветер был благоприятным, и можно было надеяться добраться до Атурес к середине следующего дня.
Жак Эллок и Жермен Патерн несколько раз навещали раненого. Сон его был крепким и спокойным, дыхание – ровным. Около часа пополудни сержант Марсьяль проснулся и, увидев сидящего около его постели Жана, ласково ему улыбнулся. Однако, заметив рядом с ним обоих французов, он невольно поморщился.
– Что, очень больно? – спросил Жермен.
– Мне, больно? – оскорбленным тоном переспросил сержант. – Ни чуточки! Это же пустяковая царапина… Я ведь солдат, а не какая-нибудь изнеженная бабенка! Завтра все будет в порядке, а если вам угодно, то я хоть сейчас посажу вас к себе на плечи. Впрочем, я сейчас встану…
– Нет уж, пожалуйста, лежите, сержант, – ответил Жак Эллок, – это распоряжение врача.
– Дядюшка, я тебя очень прошу, слушай, что тебе говорят… ты потом сам будешь им благодарен…
– Ладно… ладно! – проворчал сержант, словно большой пес, раздраженный тявканьем шавок.
Жермен Патерн сменил повязку и убедился, что рана не воспалилась. Будь стрела отравленной, яд бы давно начал свое действие, и раненый был бы уже наполовину парализован.
– Ну что ж, сержант, все идет хорошо, – сказал Жермен Патерн.
– А через несколько дней вы вообще забудете о своей ране, – добавил Жак Эллок.
Когда молодые люди вернулись на борт своей пироги, которая шла рядом с «Гальинетой», сержант сердито сказал:
– Только этого и не хватало! Теперь они целый день будут торчать здесь, эти два француза…
– Придется потерпеть, дядюшка, – ответил Жан, – не надо было позволять себя ранить.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.