Страница 10 из 14
– Хорошие стихи, – усмехнулся Романов. – Особенно последние. Жаль не мои.
– Как не ваши?
Услышав о том, что процитированные им строчки, посвященные Михаилу Анищенко, принадлежат перу другого поэта, розовощекий на мгновенье застыл. Потом опомнился, хлопнул себя по лбу и, громко захохотав, сказал, что действительно малость ошибся – это стихотворение, если ему опять-таки не изменяет память, принадлежит перу Владимира Денисова.
– Кстати говоря, тоже приличный поэт. Потому-то я вас с ним и спутал.
Романова смутило сравнение с Денисовым. Не зная, что сказать, а сказать хотя бы из вежливости что-то было надо, он после небольшой паузы выдавил из себя фразу о том, что все хорошие поэты, несмотря на некоторые индивидуальные различия, в чем-то неуловимо похожи друг на друга.
Не будучи уверенным в том, что стоит соглашаться с подобным весьма сомнительным утвержденьем, розовощекий с задумчивым видом опустил голову. Увидел возле ног Романова спущенное колесо и, ахнув, развел руками.
– Ай-яй-яй-яй-яй! – сказал он. – Какое несчастье… Ваша машина?
Тяжело вздохнув, Романов подтвердил:
– Моя.
– И колесо проткнули, стало быть, тоже вам?
– Не мне – моему автомобилю.
– Вот ведь варвары! Ничего святого у людей нет! Ну, абсолютно ничего!
– Пацаны, наверное… А они стихов не читают.
Желая утешить Романова, розовощекий похлопал его по спине.
– Ну, ладно, ладно, не расстраивайтесь, ничего страшного не случилось, мы вас подвезем. Вы ведь, кажется, собрались куда-то ехать?
– Да. На железнодорожный вокзал.
– Уезжаете?
– Сестру в Тамбове решил навестить. Давно, знаете ли, не видел.
– Понимаю.
– А тут такое дело… Ну, так, что? Может быть, в самом деле, подкинете?
– Конечно, конечно, Василий Сергеевич, – засуетился розовощекий. – Что за вопрос? Мы вас с удовольствием доставим, куда надо. Садитесь, пожалуйста, на заднее сиденье, там вам будет удобно.
В этот момент из дверей подъезда вышел заросший рыжей щетиной здоровый мужик в надетой на тельняшку чистой телогрейке, спортивном трико и серых валенках с черными калошами. Пожав Романову руку, спросил: что случилось.
– Авария, погляжу?
– Да, – ответил Романов. – Похоже, кто-то шину проткнул. Вон даже след остался. Видишь?
– А я тебе, Сергеич, давно говорил: нечего машину во дворе держать, когда гараж есть.
– Ну, говорил! И что? Ты меня теперь всю жизнь будешь этим гаражом мучить? Вернусь из поездки, тогда и поставлю. А сейчас, не зуди, Гриш, без тебя тошно.
– Что, уезжать собрался?
– Да. К родственникам в Тамбов.
– А, ну-ну, давай, езжай. Только вот что я тебе, сосед, скажу: когда ты из Тамбова своего вернешься, от твоей тачки одни рожки да ножки останутся.
– Это почему?
Гриша многозначительно пожал плечами. С ухмылкой посмотрел на Романова и, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться в лицо, спросил: видел ли он, Сергеич, какими словами исписан подъезд.
– И что пишут-то! Почитай, срам один. Романов – затычка! Романов – козел! Романов – то да сё! А мне вот интересно: кто оттирать всё это будет?
– Ну, уж точно не я, – ответил Романов и направился к Ауди вслед за розовощеким.
– Кто ?
– Не знаю, и знать не желаю. Всё, Гриша, отстань, мне некогда.
Догнав Романова, Гриша открыл перед ним заднюю дверцу Ауди. Сказал, что был бы он, Сергеич, умным человеком, сперва б, как умный человек, тачку свою отогнал в положенное место, а уж потом ехал куда надо.
Романов остановился.
– Ты что, и, вправду, считаешь, это необходимо?
– А чего тут считать? Невзлюбил тебя в последнее время наш народ, Сергеич, ох, невзлюбил! Кабы в отместку чего плохого с машиной твоей не сделал. А он это, знаешь, может.
Романов задумался. В том, что народ способен разобрать на запчасти бесхозный автомобиль, он нисколько не сомневался, как и сжечь его просто так, без всякой на то корысти, из одной только нелюбви к его хозяину. Другое дело, для того чтобы отогнать автомобиль в гараж, надо сначала заменить спущенное колесо, а времени на это не было.
– Боюсь, Гриша, не успею, – сказал он, постукивая пальцем по циферблату наручных часов. – Поезд в Тамбов отходит через два часа. А у меня даже билета нет.
Лицо Гриши расплылось в пьяной улыбке.
– Ты чего, Сергеич! Забыл, с кем имеешь дело? Да ты за магарычом не успеешь сгонять, как я всю твою тачку переобую! Ну?
Романов посмотрел на часы. Подумал, что машину в случае, если Гриша сумеет быстро сменить колесо, можно в гараж не гнать, а оставить на привокзальной стоянке.
Эта мысль ему так понравилась, что он, больше не раздумывая, согласился на предложение поменять резину с проколотого колеса. Достал из кармана три денежных купюры и, помахав ими в воздухе, сказал Грише, что тот может всего за пятнадцать минут разбогатеть на триста рублей.
– Вот это другой разговор, – потер ладони Гриша. – Вот это я понимаю, забота о технике. Молодец! А теперь, давай, открывай скорей багажник, время пошло!
Пока Гриша доставал запасное колесо с инструментами, Романов подошел к сидящему за рулем Ауди розовощекому любителю поэзии. Поблагодарил за предложенную помощь и извинился за то, что не может ее принять.
– Нексию, говорят, надо срочно убрать со двора… Впрочем, вы и сами, всё должно быть слышали.
Стараясь скрыть разочарование, кислым пятном выступившем на постном лице, розовощекий вежливо улыбнулся. Высунул из машины руку и, крепко пожав ладонь Романова, сказал, что он всё слышал и всё понимает.
– В общем, всё нормально. Главное теперь, чтобы вы на поезд не опоздали. А всё остальное, ерунда… Я правильно говорю?
Романов ответил: правильно.
– Ну, если правильно, тогда я свободен. До скорой встречи! – сказал розовощекий и с исчез за поднявшимся тонированным стеклом автомобиля. В следующую секунду двигатель утробно заурчал. Ауди плавно сдвинулась с места и, аккуратно огибая неровности на дороге, выехала со двора.
Проводив ее долгим взглядом, Гриша выдохнул:
– Ну, всё, баста! Выпью сегодня последнюю поллитровку и завяжу до лета.
– Что так? – спросил Романов, прикидывая в уме, сколько времени у него уйдет на дорогу к вокзалу.
– Глюки у меня, Сергеич, похоже, начались.
– Глюки? Да что ты… Как интересно…
"Если Гриша справится с колесом пусть даже не за пятнадцать – за двадцать минут, полтора часа в запасе у меня, как минимум, еще останется".
– Сергеич, я ведь не шучу! Я вот сейчас глянул внутрь Ауди, когда тебе дверь-то отворял, и мне почудилось – прикинь! – будто на заднем сиденье сидит человек с головой курицы… Вот ведь до чего дошло.
"Я тогда и билет успею купить, и чего-нибудь в баре выпить", – подумал Романов.
– Да, Гриша, поддавать нам надо действительно меньше. Это факт.
Взяв билет до Тамбова, Романов отправился в буфет. Сел за стойку бара и, прихлебывая из стеклянной кружки жигулевское пиво, принялся думать о причинах, заставивших его – уважаемого человека, поэта, члена союза писателей – бежать из родного города, подобно нашкодившему преступнику.
"И всё из-за чего? Что я такого сделал? Непонятно".
За мыслями о превратностях судьбы его внимание привлекла сидящая рядом женщина.
Ей было лет сорок. Чуть ниже среднего роста, стройная, даже изящная, она выглядела, как выглядит обедневшая аристократка, оказавшаяся по нелепой случайности в среде простолюдинов. Пальто из плотного материала с оборками из натурального меха сидело так, словно было сшито "на заказ". Макияж, пожалуй, слишком яркий для привокзального буфета, приковывал к лицу взгляды посетителей, но при этом не отвращал их. Лицо, породистое, сохранившее остатки былой привлекательности, не смотрело – взирало на окружавшую ее убогость с выражением брезгливости и великосветской скуки.
Она пила черное, как смоль, вино из глубокого бокала и, слегка прищурившись, то и дело бросала цепкие взгляды в сторону Романова.