Страница 80 из 91
Пока я умывалась, у меня дрожали руки. Я не сомневалась, что это была Зоя. И не сомневалась, что она прошла через то же, через что пришлось пройти мне: плотная маска с ремешком под подбородком, приглушённый голос, влажные руки, шарившие по телу, густой аромат сигарет. Но почему она уверена, что это был Борис Кохановский? Настолько уверена, что взялась ему мстить… Но за что?!
Я вновь минута за минутой переживала события позапрошлого года, когда мужчина с тяжёлым дыханием лишил меня девственности. Продырявил во всех местах, как выразилась Зоя. Но вены мои он не трогал! Да, Василий Иванович дал мне таблетку перед тем, как отправить к первому клиенту, а потом я нюхала какой-то наркотик, пахнувший гнилыми персиками, но — никакой подсадки на иглу, никаких инъекций. «Был один инцидент, после которого он обещал, что будет осторожен», — вспомнились слова Василия Ивановича.
Не может быть, чтобы это был Борис Михайлович! Просто не может быть — и всё! Зоя ошиблась.
Я набрала номер Василия Ивановича. Мне нужно было с ним поговорить во что бы то ни стало. Если его телефон прослушивается — плевать. Я должна была выяснить, кто такой ГД. Неужели Василий Иванович заключил договор на мои услуги с двумя Кохановскими — отцом и сыном? Но это же… противоестественно и отвратительно! Или мой начальник сам не знал, кто его богатый таинственный клиент? С замиранием сердца я ждала, когда он снимет трубку.
«Набранный вами номер не обслуживается».
— Чёрт! Чёрт!
Где мне раздобыть его одесский номер?! Или пришла пора вытащить голову из песка и посмотреть своим страхам в глаза?
Я вышла из ванной комнаты и встала на пороге кабинета, где Кирилл с кем-то разговаривал по телефону. Дождалась, когда он взглянет на меня, и спросила:
— Ты работаешь?
— Угу. Мне нужно пару часиков, чтобы разгрестись. А потом, может, сходим куда-нибудь поужинаем?
— Почему бы и нет? А твой папа уже улетел в Москву?
— Нет, он на пару дней задержится В Питере. Извини, это я не тебе, — сказал он в трубку.
— А где он остановился?
— Во «Дворце Трезини» около Кунсткамеры. Это его любимый отель.
Я кивнула и попыталась изобразить улыбку дрожащими губами. Кирилл снова погрузился в обсуждение рабочих вопросов, а я схватила сумку и выскользнула из квартиры. Ещё в лифте я вызвала такси. Крадучись и оглядываясь по сторонам, прошмыгнула мимо офиса Олега и дождалась такси на улице.
— Отель «Дворец Трезини». Знаете такой?
— Разберёмся, — ответил таксист.
Мы сразу же попали в пробку. На улице накрапывал дождик, пахло близкой осенью. По радио играла музыка, потом начались новости. «Скандал с участием видного российского дипломата набирает обороты, — сказал диктор. — По словам пресс-службы Министерства иностранных дел фотографии, попавшие в сеть, являются фальшивкой. Готовятся документы для подачи иска о защите чести, достоинства и деловой репутации».
Я громко вздохнула. Всё-таки не удалось вовремя удалить блог Жанны, несмотря на усилия Олега и его коллег! Если бы мы находились в Питере, было бы проще, но мы оказались в Америке, а потом двенадцать часов болтались над землей.
Водитель покосился на меня и сказал:
— Ещё одного чиновника поймали с эскортницей. У них там мёдом намазано, что ли? Что они находят в этих страшных девках? Ни кожи, ни рожи. Мне бы приплатили — я бы и то не стал такую… — он проглотил последнее слово.
Я сжалась на сиденье.
— Так говорят, что фальшивка…
— А что им ещё говорить? Я видел фотографии — настоящие они. — Он раздражённо посигналил подрезавшему нас мотоциклисту. — Сволочи! На народные деньги шлюх покупают. Наказывать надо — и тех, и других. Пр-р-роститутки. Все проститутки!
«Дворец Трезини» оказался… Дворцом Трезини. С тяжёлым сердцем я зашла в роскошный отель-музей, построенный триста лет назад. Ноги утонули в толстом ковре. Я подошла к золотой стойке ресепшн, украшенной мраморными колоннами и статуями голых женщин.
— У вас остановился господин Кохановский, — сказала я администратору, молодому красивому парню. — Мне нужно с ним поговорить.
— Одну минуточку, — парень расплылся в радушной улыбке. — Как вас представить?
— Аня, невеста его сына, — ответила я.
Улыбка стала ещё шире и слащавей. Он взял телефонную трубку, нажал на кнопочку и сказал, что Аня, невеста Кирилла Борисовича, желает встретиться с Борисом Михайловичем.
— Сейчас за вами придут, — сказал он с таким лицом, словно сообщал о выигрыше десяти миллионов долларов.
Через несколько секунд за мной пришёл один из охранников. Я видела его в самолёте и в Америке, но имени не помнила. Он провёл меня по бесконечно длинному коридору и впустил в номер, обставленный с королевской роскошью. Подобные интерьеры я видела только в Эрмитаже. Как можно здесь жить? Я вспомнила Светлану с её любовью к шику и блеску. Почему она сбежала от первого мужа? Они же были идеальной парой.
Я остановилась посреди гостиной, откуда сквозь золочёные двустворчатые двери открывался вид на спальню — прямо на гигантскую кровать, застеленную красным атласным покрывалом. Подчиняясь внезапному импульсу, я подошла к ней и села в ногах. Охранник нахмурился:
— Борис Михайлович принимает ванну. Я известил его о вашем визите, он просил подождать в гостиной.
— Я подожду его здесь, — сказала я.
Он не стал со мной спорить. Отошёл в сторону. Я попрыгала на кровати, проверяя упругость матраса. Провела ладонями по гладкому шёлку.
— А здесь есть запасной выход? — спросила я. — Или только через ресепшн?
— Есть запасной выход в переулок.
— Ясно…
Я огляделась, но обстановка ничего мне не говорила. Тогда я закрыла глаза и прислушалась к себе — но звуки и тактильные ощущения тоже ничего не подсказывали.
Лишь чуйка кричала во весь голос.
На антикварном столике, инкрустированном перламутром, я заметила ящик, похожий на коробку для драгоценностей. Я потянулась и открыла его. Внутри лежали сигары, штук десять или пятнадцать, — разного цвета, толщины и длины. Там же лежала металлическая зажигалка, а в крышку был встроен гигрометр. Человек, которому принадлежал этот ящичек, серьёзно относился к своим удовольствиям. Я задумчиво выбрала одну сигару, помяла в пальцах и понюхала. Охранник внимательно за мной наблюдал. Как её прикурить? Я попыталась осторожно оборвать завёрнутый кончик, но он не поддавался. Тогда я просто переломила сигару пополам. Взяла зажигалку и прикурила обломок. Сделала несколько затяжек и положила тлеющую сигару в пепельницу.
По комнате медленно расползался густой ароматный дым, очень характерный, очень… знакомый. И в этот момент я вспомнила, что меня зацепило, когда мы разговаривали с Борисом Михайловичем во время плавания в Таллин. Как же я раньше не догадалась? Ведь всё было на поверхности!
— Аня, — сказал Борис Михайлович, входя в комнату. Он был одет в белый махровый халат, на волосатых ногах — белые тапочки. — Ты зачем пришла? С Кириллом всё в порядке?
— С ним всё хорошо, а я пришла, чтобы… поговорить о совпадениях, — тихо, стараясь не выдать дрожь в голосе, ответила я.
Он заметил варварски разломанную сигару и открытый ящик. Бросил охраннику: «Погуляй в коридоре», захлопнул дверь и сел в кресло напротив меня:
— Что случилось?
— Помните, как вы расспрашивали меня о первом клиенте? На «Коханой», когда мы плыли в Таллин.
— Помню.
— Я сказала, что мне было безразлично, что какой-то мужчина потыкал в меня своим органом.
Он скривился:
— К чему ты клонишь?
— Что вы тогда мне ответили? Вспомните, это важно! — Он молчал, и я ответила за него: — Вы сказали: «А потом ещё двенадцать мужчин потыкали». Ещё двенадцать мужчин.
— И что? — с раздражением спросил он.
— А то, что другие, кто видели мой список, — Паша Молчанов, Олег Игоревич, следователи, — все решили, что у меня было всего двенадцать клиентов! Даже Жанна не поняла, что их было тринадцать, хотя у неё и возникли сомнения. И только вы точно знали, что после первого клиента у меня было ещё двенадцать, — от Михи Радича до Кирилла Кохановского.
Он выбрал из ящика сигару и отрезал кончик блестящей гильотинкой. Раскурил её и выдохнул дым мне в лицо:
— Чего ты от меня хочешь, котёнок?
Это было признание!
Меня имели отец и сын.
Эта тошнотворная мысль билась в голове и превращала всё, что происходило между мной и Кириллом, в грязь и мерзость. Я теперь никогда не смогу посмотреть ему в глаза, никогда не смогу к нему прикоснуться. За то, что я переспала с Молчановым, мне не было стыдно — я сделала это по любви, зная, что дороги назад не будет. Но того, что я спала с отцом Кирилла, я стыдилась как самого гнусного извращения. Я не была виновата в этом извращении, но я принимала в нём участие.
— Как вы могли? — вырвалось у меня. — Это же отвратительно, это инцест! Нельзя так поступать с родным сыном!
— Как так? Я же не знал, что ты с ним спутаешься, — ответил он, посасывая сигару. — Я узнал о тебе только после взрыва.
— Вы должны были рассказать мне! Я бы не стала жить с Кириллом!
— А меня устраивало, что ты с Кириллом! — воскликнул он. — Уж лучше ты — глупенькая послушная шлюха, чем какая-нибудь алчная гиена или малолетняя заносчивая дрянь. Тебя хотя бы можно контролировать и направлять, а некоторые девицы считают, что они пупы земли и мир должен крутиться вокруг них. Таких надо наказывать — жестоко, на всю жизнь, чтобы они понимали, что они ничто, пыль под ногами, подстилки для мужчин. Что их можно насиловать и проигрывать в карты! Что их цель — обслуживать мужчин и знать своё место!
Я содрогнулась от страшной догадки.
— О ком вы говорите? Кого проигрывать в карты?
Он молчал. Бешеной каруселью крутился в голове рассказ Степана о том дне, когда Кирилл проиграл Леночку. «Она совсем дитя была, одуванчик невинный: ни сиськи ни письки». «Кирилл неплохо для школьника играл, но против таких монстров, как мы — без вариантов». «Ему ещё повезло, что это был я, а не Борис Михайлович».
Ещё тогда я пыталась вообразить эту сцену и не понимала, как такое могло случиться в богатой благополучной семье. Не пьяницы, не маргиналы, не игроманы. Зачем взрослые мужчины подвергли подростка столь унизительному наказанию из-за глупого карточного проигрыша? Степан обмолвился, что они хотели преподнести урок пацану, но… только ли ему?
— У вас что-то было с Леночкой, да? — догадалась я. — Вы специально разыграли этот спектакль, чтобы её проучить? Что она вам сделала?
— Не проявила должного уважения! — рявкнул Борис Михайлович. — Пренебрегла моим вниманием!
— Вы хотели с ней переспать?! — ахнула я. — С девушкой своего сына?
— А мне плевать, чья девушка, если я её хочу! Она посмела насмехаться надо мной и поплатилась за это! Её трахал пьяный Стёпа, а Кирилл сидел в соседней комнате и слушал его пыхтение. Я показал заносчивой малолетке, где её место! Превратил её в подстилку для любого желающего.
— Почему же она не сопротивлялась? — убито спросила я.
— Ждала, что Кирилл остановит это шоу! — он злобно усмехнулся пожелтелыми зубами. — Мелкая гордячка до последнего не верила, что рыцарь не спасёт свою принцессу. Это же было так просто: зайти в комнату и забрать свою девочку.
— А почему он этого не сделал?
— Да потому что я не позволил! Встал грудью на его пути. Сказал, что настало время определиться: или он позорный соплежуй, или настоящий мужчина. — Борис Михайлович пожевал сигару. — Пришлось дать мальчишке пощёчину, но в итоге он сделал правильный выбор.
Передо мной сидело чудовище.
Я задала последний вопрос. Я хотела, чтобы он прозвучал ядовито, но сарказма у меня не получилось:
— А почему вы не сами провели экзекуцию, а поручили её Степану? Могли бы показать пример настоящего мужчины. Или боялись, что соплежуй вас возненавидит?