Степь 2

Отходила от увиденного Апити несколько заторможено. Даже когда Райс оделась и уселась на лежак, Апити отведя взгляд в сторону и показывая всем видом свою неловкость за обманную уловку, продолжала тушеваться. Нет, это был не страх, а именно неловкость, смущение, замешательство. А что такого? Сидит подруга у неё на лежанке, который день прячет от неё руки, притом показательно. А Апити хоть и немощна, но любопытство-то выше этого. Вот и пошла на невинную уловку, а та и попалась. Одно слово – рыжая.

Обе сидели и смотрели в разные стороны. Райс пыталась придумать, как бы поведать подруге о лесном происшествии и расспросить, что та об этом знает, но первой спросила белобрысая, притом очень настороженно:

– Ты можешь жизнь отобрать?

– Да, – тихо ответила царская дочь и тут же смущённо добавила, – а ты не знаешь, можно ли то что умертвила оживить как-нибудь?

Апити повернула голову, уставившись на рыжую подругу и переспросила, недоумевая:

– Как это оживить?

– Ну, я тут одну полянку в лесу нечаянно прибила, – начала скомкано ярица, – травку там, деревьям досталось.… В общем шандарахнула для пробы, и там на много шагов в разные стороны всё засохло, как вымерло. Можно же как-нибудь оживить то, что высохло? – она помолчала, тупо рассматривая пол под ногами и недовольно буркнула, – почитай каждую ночь она мне снится, проклятая. И каждый раз я во сне рыдаю и пытаюсь что-нибудь сделать, чтобы оживить хоть одно деревце, а выходит всё наоборот, как назло. Чего касаюсь, то сразу убиваю словно чудовище какое.

Тут она взглянула на Апити глазами, наполненными слезами и сделала умоляющее выражение лица, всем видом выпрашивая ответ.

– А Матёрые что сказывают?

– Ничего, – отрезала тут же Райс, – чую бояться они меня пуще огня. Общаются как с равной. Трусят и в стороны шарахаются, как от заразной болячки.

– А ты спрашивала?

– Нет. Я тебя ждала. Ты же у нас великая всезнайка. Думала, ты что-нибудь знаешь. Ты ведь знаешь, Апити?

– Я знаю только то, что обладательница чёрного узора как у Матери Медведицы, может из всего живого высасывать жизнь, а о таком как у тебя, я даже не слышала.

– Но если есть сила отобрать жизнь, то должна же быть сила её заново возродить! – вскричала Райс, вскидываясь на ноги, – тебя же умертвляли и оживляли кучу раз. Сама же сказывала! Значит должна знать, как это сделать.

Апити лишь вжалась в подушку посильней, округлив серые глазки, тупо ими похлопывая и испуганно смотря на подругу, но тут за спиной Райс послышался спокойный голос Матери Медведицы, не заметно для обеих подруг вошедшую в светлицу.

– Есть такая сила, успокойся, рыжая бестия.

Она медленно прошла вдоль стены и уселась на длинную скамью, обхватив свой посох обеими руками, при этом ласково смотря на царскую дочь, тут же выдавшую себе команду успокоиться, затем стать сдержанней насколько получится, и терпеливо уселась на лежак, ожидая объяснения. Вслед за первой в светёлку вошли остальные Матёрые. Любовь обошла лежак с другой стороны, присаживаясь на край. А Водяная Гладь осталась стоять в дверях, лишь прикрыв её за собой от любопытствующих ушей.

Все три вековухи, вооружённые посохами, и как Райс догадалась, неспроста. Этими посохами, вернее теми нежитями, что сидели в их навершии43 Матёрые старались защитить себя от взбалмошной царской дочери, которая одним взглядом, так, проходя мимо, а может даже просто нечаянно, способна отобрать жизнь – самое ценное что имеется у человека.

– Это хорошо, что лес пожалела, девонька, – расслаблено продолжила Мать Медведица, – поначалу-то я сильно испугалась за тебя. А потом подумала и решила: не могла Мать Сыра Земля дать такую силу, коль не была бы в тебе уверена. Не могла. Она в таких делах не ошибается. А коли дала, значит так надобно.

Матёрая замолчала, не спеша давать ожидаемый ответ и Райс не выдержала.

– Так чем оживить-то можно? Какой силой?

– Да вон она у тебя голубенькой змейкой под кожей вьётся, бестолковая, – вступила в разговор Водная Гладь, – ей и лечат, и заживляют коли требуется. Чё ж ты спросить-то побоялась? Всё сама да сама. «Самайка» пустоголовая.

– Плетью?! – изумилась Райс.

– Ну, коли со всей дури да наотмашь, то плеть иль молния, а коли мягко да с любовью, то сплошное лечение.

– У каждой силы имеется два конца, два края, – вступила в разговор третья Матёрая, – ты зря на полянку-то ни сходила, ни проведала. Отошла она. Денька через три отошла. Правда, слабые и больные листики померли, а те, что сильные да здоровые, ожили. Вот видишь, даже у силы смерти есть второй конец. Умертвив больное, ты эту полянку только здоровее сделала. Хорошо хоть ума хватило тряхнуть тихонько, не со всей дури, а то б…

Райс согнулась в три погибели, с облегчением закрывая ладонями лицо.

– Простите Матери дуру неразумную, что сразу к вам не пришла, – и уже поднявшись, и не злобно, но с твёрдостью взглянув на Мать Медведицу добавила, – только вы своим испугом меня ещё больше напугали. Не до расспросов было, если ум в раскоряку встал. Сиди тут и думай после того, как встретили. Толи сразу всех прибить, толи самой в угол спрятаться да руки на себя наложить.

Тут уже потупилась Матёрая, кому рыжая выдвинула претензию, тоже не снимая с себя вины. Она как опытная баба сама в первую очередь должна была на прямую поговорить. Расспросить, растолковать, объяснить. Только собственный страх всё испортил. Да и кто бы смог на её месте, уже давно забывшей это пакостное чувство.

Глава десятая. Если долго сидеть у реки и смотреть на воду, то рано или поздно по ней проплывёт труп врага…, только против течения и хорошо поставленным кролем, так как пока ты сидел, враг качался.

До середины зимы девок не трогали, до самых Взбрыксов. В прилегающих лесах начался гон волков. Уединились матёрые пары отгоняя от себя соперников. Самец похотливых самцов, самка – подстилочных самок.

В это новолуние, что нынче приходится на январь, вода приобретала чудесные свойства, становясь лекарством чуть ли ни от всех болезней. Собранная в аккурат на новолуние она сохраняла животворные свойства почти весь следующий год.

Поэтому запасали её впрок, и Терем в этом не был исключением. Впоследствии эту воду использовали в обрядах, давали пить больным, освящали жилища и посевы. Снег и тот приобретал особые свойства. Бабы знали, что снег, собранный этой ночью способен выбелить холстину любой запущенности, насколько бы казалась не затасканной, поэтому теремные вековухи, особо предпочитающие белый цвет, за этим снегом ходили самостоятельно, даже теремных девок для помощи не привлекая.

А если в бане попариться водой, натопленной из этого снега, то можно красоту сохранить и молодость на долгое время. А так как девы любого возраста и желание быть красивыми вещи неотделимые, то теремные девки, составляющие поголовное его население, гребли снег с неописуемой жадностью. Впрок да побольше. Считая, что красоты много не бывает.

Называли эти дни «Бабьи Взбрыксы» или «Бабьи Каши», по-разному. На этой седмице славили повивальных бабок. На этой же седмице значился особый день «Бабьего Кута». Ко всему прочему седмица считалась гадальной и «Мясоедовой». А для беременных – «Обережной». В общем, праздник на празднике и праздником погонял.

Но самым главным, изначальным торжеством Троицкой седмицы считались гулянки в честь Вала Великого, Ледяного да Морозного. Вот на Валовы-то дни и припёрлась в светёлку к Райс самая грузная из трёх Матёрых по прозвищу Любовь, а по характеру «Ненависть». Села на лавку, и не говоря ни слова нахально принялась лыбиться, уставившись на кутырку с неким вызовом, отчего та резко перестала расчёсывать лохмы, чем усердно занималась до этого и замерла.

Рыжая знала, что её именно сегодня ждёт следующий круг. Белобрысая чётко заявила ещё осенью, что Валов круг начнётся в аккурат на эти дни, а Апити, как выяснилось из разговоров Теремных вековух, всегда предсказывала только истинное и никогда не ошибалась. Зная это, царская дочь приготовилась заранее.

43

Навершие Набалдашник. Верхняя часть посоха имеющее расширение различной формы. Это являлось своеобразной «куклой» ловушкой для нежити.