Невеста Моцарта

— Сраный ты аристократ!

Я в сердцах отшвырнула телефон.

И он бы упал, если бы не попал в Ивана, а у того была отменная реакция.

Сука! Когда я его ждала! Когда все глаза просмотрела! Когда как последняя дура думала, что это он встретит меня на крыше в вертолёте. Он в это время развлекался с какой-то занюханной моделькой?!

Сука. Сука! Сука!!!

— Вы всё знали, да?

— Я — нет, — спокойно и вежливо ответил Иван, — но Сергей Анатольевич…

— Ну, конечно, — всплеснула я руками, не дослушав. — Он же Моцарт! Он знает всё!

Конечно, Неандерталец знал. Именно затем и сказал мне про аварию, хотя мог промолчать, затем и расспрашивал на празднике про Артура, затем и отправил в клинику — очередной раз унизить и посмеяться.

Я не особенная. Я — никто. Не человек. Забава. Зверушка. Игрушка. Полученная в счёт оплаты долга кукла, что должна покорно исполнять свою роль.

— Знаете, — добавил Иван, — в этом городе говорят: если с неба упадёт иголка, орёл её увидит, лось услышит, медведь унюхает, а Моцарт уже знает где и когда она упадёт.

— Отвезите меня домой, — встала я.

— Хорошо, — невозмутимо кивнул он и подал мой телефон, что так и держал в руках.

Военная выправка, сдержанность, костюм с иголочки. Лет тридцати с небольшим, может, тридцати пяти. А я думала в окружении Моцарта только такая же гопота в трениках, как и он сам.

Иван улыбнулся, когда я достала из кармана, но так и не надела кольцо:

— Красивое.

— Спасибо. К родителям домой, — на всякий случай уточнила я и вернула кольцо в карман.

Надеюсь, удастся поговорить с отцом.

В прошлый, когда я приехала за вещами, он был так недоволен тем, что я сбежала, опозорила его на глазах у всех и не выполнила его приказ беспрекословно, что не смог меня даже видеть. Только его тонкие ноздри презрительно дёрнулись, и он ушёл в кабинет, хлопнув дверью.

Но сегодня, надеюсь, отец отошёл. Но даже если нет, я всё равно заставлю его ответить на мои вопросы.

С замиранием сердца я снова оказалась дома. Но отец был не один.

— Иди, иди ко мне, принцесса, — расставил руки Ильдар Саламович, заместитель прокурора города, а для меня просто дядя Ильдар, давний друг отца. — Как выросла! Как похорошела!

И стиснул в своих мягких объятиях.

Глава 11. Моцарт

— Боже, Моцарт, — скривилась моя прокураторша, выйдя из машины. — Когда ты уже снимешь свой спортивный костюм?

— Ирина Борисовна, я же бандит. Должен соответствовать, — сплюнул я и подошёл к ней расхлябанной хулиганской походочкой.

— У тебя два высших образования, Сергей.

— Одно из них музыкальное, — улыбнулся я.

— Но второе-то экономическое. А ты всё из себя гопоту изображаешь. Бреешься наголо. Ходишь, словно тебе яйца мешают.

— Мне очень сильно мешают яйца, — подошёл я вплотную. — И болять без тебя. Привет! — чмокнул её в щёку и достал из-за спины букет.

— Емельянов, — покачала она головой. Строгий синий костюм, что так шёл к её глазам — форма прокуратуры. Погоны советника юстиции третьего класса с одной звёздочкой. Строгие лодочки без каблука. Высокая. Стройная. Жёсткая. И красивая, зараза.

— К вашим услугам, свет очей моих Афина Борисовна, она же великий и ужасный прокуратор Иудеи Валерий Грат.

— Отчего же не Понтий Пилат? — хмыкнула она, пряча лицо в розы.

— Ну, Понтий Пилат всего лишь печально известен как прокуратор вынесший приговор Христу, хотя сейчас это оспаривается, а вот Валерий Грат из рода Валериев, разгромил две банды грабителей, заполонивших Иудею во время его правления и даже убил собственной рукой главаря одной из них. Если верить Википедии, конечно.

— Ху! — сделал она выпад, изобразив, что втыкает мне в живот копьё. — Умри, жалкий бандит! Его случайно звали не Моцарт?

Я сделал вид, что падаю вперёд, сражённый её рукой.

— К сожалению, Симон, — пошатнулся я, — бывший раб Ирода Великого, — и замер, свесив голову, словно повис на пронзившем меня оружии.

— Клоун, — выдохнула Ирка.

Я резко дёрнулся, подтягивая её к себе, и она взвизгнула как девчонка.

— Как же я рад тебя видеть, — скользнул я губами по её шее, жадно вдыхая духи, кстати, подаренные мной.

— Серёж, ну не здесь же, — отпрянула она, оглядываясь по сторонам.

— Конечно, не здесь. Я снял номер, — вложил я в её руку ключ-карту. — Тут недалеко. Отель «Лион-Палас». Президентский люкс.

— Ненавижу тебя!

— Я знаю, — скользнул я по её упругой заднице рукой. — И я заказал…

— О, нет, нет, — захныкала она, ударив меня букетом.

— О, да, да. То есть йя, йя, натюрлих! Брускетта с крабовым салатом и розовой сальсой.

— М-м-м… — она капризно выгнула шею. — И земляничный пирог?

— С целой горой свежей земляники, — прошептал я. — А ещё холодное шампанское. Горячая ванна.

— Искуситель!

Я подмигнул:

— Жду!

И ждать её пришлось недолго…

— Я слышала ты похитил несовершеннолетнюю дочь сенатора с вечеринки, — достала она из душистой пены ногу и положила на мраморный край ванны крепкую ступню с неброским педикюром.

— Нагло врут, — глотнул я шампанское и потянулся к полке с зажжёнными свечами, чтобы поставить бокал. — Ей как раз исполнилось восемнадцать. И всё было заранее обговорено с отцом.

— А вот господин Тоцкий так не считает, — откинулась она на моё плечо и повернула голову, чтобы на меня посмотреть. — Говорит был свидетелем похищения.

Мерцающие свечи оставляли блики на её лице и создавали ощущение глубокой ночи в царском дворце. А моя Клеопатра мокрой ладонью заставила меня нагнуться и зашептала в самые губы:

— Ты собрался жениться?

— Пора, — выдохнул я. — Я уже большой мальчик.

Он плеснула в меня водой.

— Только не вздумай сказать мне, что это по любви.

Я скрестил руки, сгребая её в охапку.

— Как давно ты делала что-то, чего сама хочешь?

— Только что, — усмехнулась она. — Я запивала шампанским камчатского краба. Я ела горстью свежую землянику. Я тебя трахала.

Я скривился.

— Вот только не надо этого скепсиса, — прокомментировала она.

Нет, нет, я не спорил, трахал не я её, она — меня. Скакала как на родео-быке. И всё её крепкое, словно литое тело, с тугой матовой кожей, спелой тяжёлой грудью и ненасытным лоном выгибалось в судорогах оргазма, а потом начинало заново свой завораживающий танец, вовсе не заботясь о том насколько это нравится мне.

Но мне нравилось. Это как смотреть за женской мастурбацией. Она самоудовлетворялась. Она танцевала. Она камлала. Я возбуждался только от вида кончика её языка с вожделением касающегося губ. От метаморфоз, что вдруг сжимали плоский большой сосок в густо-розовый бутончик. Кончики её прямых тёмных волос касались моих ног, когда она выгибалась в своём шаманском танце, щекотали, ласкали, дразнили…

И всё это завораживающее, глубоко волнующее, неистово эротическое действо она святотатственно назвала убогим словом «трахала».

— Не люблю это недо-слово. То ли дело ебать. Или ебсти. Или точить хуй. Нет ничего красивее, сочнее, точнее и эмоциональнее мата. Трахается слесарь с неподходящей деталью, а мужик ебёт.

— Моцарт, — покачала она головой. — Ты хотел что-то сказать мне про свободу выбора, кажется, а не читать лекцию по русской словесности.

— Да. Но, кажется, ты меня и так поняла: мы, взрослые люди, делаем не то, что хочется, а то, что надо.

— Ну и зачем она тебе, эта Евгения Мелецкая?

— Стану хорошим мальчиком. Буду ходить в костюме. Мыть ноги на ночь. Перестану ковыряться в носу. Подамся в Думу, в народ, в законодательную власть.

— А в президенты не хочешь? — усмехнулась она.

— Ну, если ты меня поддержишь…

— Пиздабол ты, Моцарт, — резко поднялась она, выплеснув на пол лужу мыльной воды. Завернулась в махровый халат, стоя ко мне спиной и потом только повернулась…

— Я ни за что не поверю, что она нужна тебе просто для поддержания нового имиджа. И связи её отца, — предупреждающе подняла она руку, когда я хотел возразить, — здесь ни при чём. Ты и так человек уважаемый, господин Емельянов. Твоим связям её отец может только позавидовать. Как же сказал тут на днях Сагитов? — она пощёлкала пальцами, словно припоминая, и подняла указательный вверх: — Интеллектуальный бандит. Во!