Страница 2 из 10
Первые отечественные учебники формируются в содержательном диалоге с европейскими дидактами, но заявляются полностью самостоятельными. Вероятно, кульминацией третьего периода взаимодействия может считаться «Родное слово» К.Д. Ушинского, составленное на основе переработки австрийских и немецких учебных книг[8].
Судьба пособий К.Д. Ушинского «Детский мир» (1-е изд. 1861 год) и «Родное слово» (1-е изд.1864 год) весьма показательна. Если в первых четырёх изданиях «Детского мира» автор-составитель открыто признавался в любви к двенадцати иностранным пособиям, в том числе девяти немецким (см. Ч. I, Гл.1, 2), опираясь на которые он создал свой учебник по чтению и хрестоматию к нему, то начиная с 5-го издания (1864) он уже не упоминает ни одного из них, равно как и в появившемся в том же году букваре «Родное слово» (1-е изд. 1864 год) не говорит ни слова о его иностранных источниках.
При всём том именно с К.Д. Ушинского, его «Детского мира» и «Родного слова» начинается история учебников для начального образования, ориентирующихся на основы народной культуры. Поэтому они воспринимаются как национальное издание. К ним восходят истоки многих современных национальных учебников. С них начинается педагогическая антропология Ушинского, которая обращается не только к ученику, но и к учителю, заботится о его подготовке, кругозоре и его базовых знаниях прежде всего о человеке.
Настоящая монография – попытка всесторонне рассмотреть западноевропейские учебные издания, в диалоге с которыми Ушинским созданы собственные знаменитые учебники, и проследить истоки отдельных компонентов учебных пособий Ушинского.
Что было взято на вооружение Ушинским, а что отвергнуто?
Как была организована подача учебного материала в западноевропейских учебниках для начальной школы и в учебниках Ушинского?
Как адаптировались к российским реалиям содержание учебных материалов и форма его подачи?
«Детский мир» и «Родное слово» написаны за границей, куда в 1862 году Ушинского отправили для лечения и изучения школьного дела (по сути, в ссылку) после конфликта с руководством Смольного института благородных девиц, где он служил инспектором и успел ввести ряд прогрессивных преобразований в педагогический процесс. Однако вынужденный отъезд из России позволил Ушинскому воочию увидеть, как организован процесс школьного обучения во Франции, Бельгии, Италии, и в первую очередь, в Германии и Швейцарии и творчески осмыслить педагогический опыт этих стран.
Вслед за многими авторами западноевропейских учебных пособий, Хардером, Хюсом, Раффом, Ушинский развивал энциклопедически системное, научно-популярное направление учебной литературы, он делал ставку на позитивные знания, на естественные науки, считая, что это важнее для ребёнка, чем художественная литература, а тем более прямое нравоучение (см. Ч. II, Гл. 4, 5).
Монография включает четыре раздела. Первый посвящён истории создания Ушинским «Детского мира». В статьях этого раздела рассматривается структура и основные принципы организации материала; выделяются основные прорабатываемые с учениками темы, а также основные немецко- и англоязычные учебные пособия, на которые ориентировался Ушинский. Над «Детским миром» Ушинский продолжал свою работу много лет, изменяя и редактируя уже ставший известным и востребованным учебник. Проанализированы принципы построения первых двух изданий, показана эволюция этих принципов вплоть до 11-го, последнего при жизни автора, переиздания. Прослежено, как начиная со второго и по шестое издание «Детского мира» (1861–1865), идёт выработка оптимального стиля, размера, состава, последовательности текстов; меняются и сами тексты, добавляется фольклор, исторические сказания, меняется тональность повествования, становясь более доверительной. Показано, что само название «Детский мир» заимствовано из немецкоязычных изданий начала и первой половины XIX века (см. Ч. 1, Гл.1). Реконструирован список и восстановлены выходные данные всех указанных Ушинским 12-ти немецких и английских пособий, которые он упоминает в первом издании «Детского мира» (см. Ч. 1, Гл.2).
В разделе «Диалог с немецкими дидактами» рассматривается, как содержательно повлияли на пособия Ушинского основные немецкоязычные пособия, на которые он так или иначе опирался; анализируются основные темы, красной нитью идущие в учебной литературе того времени: представления о человеке, о вселенной, о Боге, о многообразии профессий, о правильных и неправильных поступках. Наконец, анализируется то, в какого рода текстах эти дидактические посылы реализуются.
Учебник берлинского учителя Самюэля Людвига «Городской друг» (1787) не входит в «список 12-ти» Ушинского. Тем не менее, сопоставление его с «Детским миром» наводит на мысль, что Ушинскому он мог быть знаком; в любом случае налицо следы знакомства с пособиями такого типа, как у С. Людвига. Свидетельством тому сходство построения разделов, связанных с «естественной историей» (Naturgeschichte, Naturkunde), а также с упражнениями на логику (см. Ч. II, Гл. 2).
Отдельное внимание уделяется теме аберраций перевода европейской учебной литературы, так как перевод, особенно в сфере педагогики и воспитания молодого поколения – это всегда не столько перевод с одного языка на другой, сколько взаимодействие разных культур. Рассматриваются оригинальные и переводные издания таких авторов, как J. Blumenbach (1-е рус. изд. 1796), G. Große (1794), G. Raff (1785), а также учебные книги В. Зуева (1786), Н. Озерецковского и В. Севергина (1792–1794), С. Усова (1843), К. Ушинского (1861). Анализируется, как переводу-переосмыслению подвергается тема религии. Показано, что в зависимости от исторического момента российские издания уделяют религиозной атмосфере то больше внимания, то меньше, по сравнению с переводимыми немецкими пособиями, и как по-разному толкуется сакрализация власти, божественное предназначение, волевое начало в человеке и живых тварях (см. Ч. II, Гл. 2, 3).
Особый интерес представляет глава, посвящённая переводу Ушинским известного в своё время пособия А. Дистервега «Der Unterricht in der Klein-Kinder-Schule». Название Ушинский переводит как «Начатки детского школьного учения». Современному русскоязычному читателю эта глава даёт возможность не только составить общее представление о взаимодействии учителя и ученика и содержании учебного процесса по Дистервегу, но и о тех изменениях, которые счёл необходимым внести в перевод Ушинский. Изменения эти коснулись не только структуры, но и самого замысла, лежащего в основе начального обучения. Кроме того, Ушинский пропустил религиозно-поэтический раздел пособия – «Упражнения для развития памяти и отклик на них ума и сердца». Здесь же описывается и частично приводится изъятое Ушинским содержание, даются примеры религиозных стихов и излагаются возможные причины такой редактуры.
Анализ влияния немецкой дидактической культуры на «Детский мир» продолжается сопоставлением учебного процесса, отбора материала, формы его подачи, а также и представлениями о позиции учителя и ученика у Г.Х. Раффа и у К.Д. Ушинского. Лёгкий разговорный стиль Раффа, когда ребёнок выступает почти что как равноправный собеседник, а автор пособия – как рассказчик-советчик, противопоставляется строгости Ушинского, который исключает диалоги и дискуссии как приём обучения. Учитель Раффа беседует с учениками, следует за их вопросами, увлекает путешествиями в неведомое, учитель же Ушинского радеет за «положительные знания» и стремится избежать развлекательности в учении.
В разделе «Английский ужин: Константин Ушинский и британская педагогика» рассматривается применение Ушинским опыта английских педагогов, прежде всего Эдварда Хьюса: сопоставляются подходы к организации и тематике обучающих текстов, особенности обращения к иллюстративному материалу, способы подачи материала, содержание и формат текстов, а также базовые этико-идеологические и мировоззренческие установки педагогов. Аналитическое сопоставление избранных для изучения учебных книг невозможно без более или менее обстоятельного изложения их содержания. Именно оно даёт представление о дидактических приёмах и возможность прочувствовать сам дух педагогических практик, моделируемых британскими и российским авторами. Сопоставление британского и российского подходов подводит к вопросу: «Учебник для ребёнка или взрослого?» «Педагогические установки британской и российской школ в книгах для чтения», выработанные в XIX веке анализируются с позиций гуманистической психологии, в частности, транзактного анализа Эрика Берна, теорий Фредерика Перлза, Грегори Бейтсона.
8
Баранникова Н.Б., Безрогов В.Г., Тендрякова М.В. Праздник встречи Петербурга и Берлина: к истории русско-немецких контактов в развитии учебников для начальной школы // Праздник и повседневность: эвристический потенциал детства: сборник научных трудов. СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2017. С. 345–35