Страница 47 из 75
РЕДАКТОРУ ЖУРНАЛА «ЗНАМЯ
Уважаемая Екатерина Николаевна!
Ввиду недоброкачественности стенограммы от 2 апреля 1944 года, мне приходится письменно изложить свои замечания по второй повести Александра Бека под заглавием «Бой».
28 марта 1944 года я имел честь доложить Вам, что книга Бека «Волоколамское шоссе» является частью цикла военно-просветительных произведений, которые мы намерены создать на тему войны, боя, воинского воспитания, обобщив опыт боев, благородные традиции, отразив великие чувства братства и содружества советских народов в благородном солдатском ремесле в этой Великой Отечественной войне.
Тема Бека — природа оборонительного боя и его психология. Задача его — понятия, то есть общее переложить в частные образы, эпизоды боев, психологических моментов, драматургии войны-боя и т. д. и т. п.
Задача Александра Бека весьма сложная и трудная, так как его произведение предполагает в себе быть документом, прежде всего политическим, литературным, историческим, военно-биографическим, с живым мыслящим и пишущим героем сегодняшнего дня. Это обстоятельство налагает на автора большую ответственность строго ограничивать его фантазию, стесняет стилистический маневр пера и воображение писателя и т. п. Характерны для данной книги также затруднения, связанные с требованием времени четко осознавать, что в бою находить правду нелегко, а обобщать ее еще труднее, и что проблема воинского воспитания есть проблема воспитания от пеленки до штыковой атаки, разделяя доармейское воспитание на родительское, общественное, школьное, комсомольско-партийное и армейский период — на воспитание, обучение и проявление их результатов (конечно, не без теневых сторон) в бою, где испытывается и проверяется все.
Вы знаете, что я взял на себя роль поставщика материала в письменном и устном изложении, мы намерены совместно с Александром Беком, осмыслив пережитое, создать осмысленное серьезное произведение о делах сотен тысяч верных своему долгу солдат и море пролитой крови, тем самым выполнить свой долг перед памятью погибших и пострадавших честных солдат моих, не считаясь с тем, что, по мнению некоторых моих начальников, «это непосредственно не относится к моему ремеслу на данном этапе и в обязанности не вменяется».
Как вам известно, темой всей книги являются бой и его психология. Человек в бою. Его разум, логика, совесть, честь.
Командир — организатор боя, творец победы. Воюя, учись, закаляйся и мужай и т. д. Следовательно: первая повесть — воспитание боевых качеств до боя; вторая повесть — советский офицер и солдат в бою (огонь и тактика); третья повесть — генерал Иван Васильевич Панфилов (тактика и элементы оперативных вопросов боя); четвертая повесть — Москва (переломный исторический момент хода войны — элементы стратегических вопросов).
Отдавая должное стараниям Александра Альфредовича по освоению материалов, в интересах дела ниже позволю обратить Ваше внимание на мои замечания по конкретной повести, заранее извинившись перед Вами за вольное изложение этих замечаний и за время, которое отнимаю у Вас этим письмом.
О достоинствах повести писать не стану.
1. К сожалению, не могу не отметить, что, несмотря на четвертую переделку, Александр Бек допустил ряд отступлений от изложенной мною программы предполагаемой книги в письме к редактору журнала «Знамя» от 27 сентября 1942 года и стенограммы моей речи в клубе Московских писателей от 8 декабря 1943 года по ряду принципиальных вопросов и, самое главное, допустил политические ошибки, которые не только снижают достоинство и ценность книги, а являются пагубным симптомом для начатого с такими благими намерениями от чистого сердца дела для соотечественников наших.
Александр Бек — человек со слабым, беспринципным характером. Возомнив, что он достаточно просвещен в вопросах войны и ее психологии и на «хорошо» знает своих героев, не зная самого себя на «посредственно», перестал доискиваться познания истины в этих вопросах и попал под влияние верхоглядов — советчиков из среды своих коллег, неосознанно уклоняясь от азимута взятого маршрута первой повести и программы трех будущих повестей, шатаясь на ветру мелкого неблагородного самолюбия и обывательского эгоизма, якобы задетого сплетней в кругу некоторых журналистов, ставящих под сомнение его авторство, болезненно переживая отсутствие своего «я», — этот человек, потерявший творческую гордость истинного писателя, в некоторых вопросах докатился до низости неосознанного внутреннего шовинизма. Это выразилось в неправильной трактовке политических и военных вопросов, не говоря о литературно-художественном и лаконичном стиле изложения, осмысленного, продуманного, целеустремленного построения образов, расстановке правильных акцентов, ритмичности, показе кульминационно-переломных моментов войны, образе мышления людей, драматургии войны-боя и психологических моментов. Он ограничился эпизодично-описательными изложениями, местами дубовым и казенным языком со множеством фантазии, недостаточно этично растянув текст лишними абзацами, частыми повторениями известных положений первой повести, что является безусловной недобросовестностью автора при освоении продиктованного им материала и основой всех погрешностей и низкого качества второй повести относительно первой, которая имела частный успех.
2. В отдельных местах образ советского офицера не только не удался, а вследствие недостаточной продуманности и нарочито неестественного отступления автора от действительности, от конкретно взятого им образа и невежественной экзотикомании по всей повести, а был искажен; здесь нашли свое кривое отражение действительность и желаемое, в чем и заключается корень зла политических ошибок автора.
а) «Я не понимал внутреннего крепления нашего строя». Я удивлен, ни у одного добропорядочного советского писателя не повернется язык такое выразить устами советского офицера, и это адресовано (как им сказанное) человеку, которому было 7–8 лет от роду в дни революции, учился в советской школе, служил в советских учреждениях и восемь лет в Красной Армии, последовательно проходя службу от рядового до старшего офицера, и за 26 лет существования Советской власти не понял сущности советского строя, что не делает чести советскому гражданину;
б) человек (герой повести), который всю жизнь прожил в Советском Союзе, только через 25 лет с удивлением узнает (приходит к заключению), что коммунисты хорошие воины. Это не делает чести советскому офицеру, советскому воспитанию;
в) «Я отрицал тогда политработу», пишет Бек якобы с уст героя повести, на самом деле ему было дословно сказано и написано следующее.
«Сущность политической работы — это проникновение в душу человека. Возбуждение благородных порывов, поэтому на вооружении командира должно состоять боевое слово, задевающее за живое его солдат своей правдивостью, задушевной простотой, без лирики сладкой мечты и хруста заплесневевшего сухаря. Я считаю существенно вредным недостатком, мешающим достижению цели, дающим обратный эффект, невежественную болтовню без толку, чиновничество, бюрократический формализм и прочие атрибуты, которые, к сожалению, проводятся некоторыми под видом политической работы…»
Будьте сами праведным судьей — что я отрицал и что утверждал.
По Беку получается прямое противоречие убеждений советского офицера основным государственным установкам о политической работе в армии, что не делает чести советскому писателю;
г) «Я черный казах, которого раньше называли грязным. Эх, что и говорить, Вы сами же понимаете», — так пишет Бек. Какая невежественная бестактность автора, что не делает ему чести и за него стыдно перед читателями;
д) в отдельных местах советский офицер получился у Бека не столько волевым, сколько упрямым. Видимо, у автора, несмотря на неоднократное толкование и пояснение, до сих пор остается не в порядке понятие, что такое воля и упрямство (первое, как я понимаю, — осмысленно целеустремленная гибкая твердость, убежденная в своей правоте);