Гром небесный

– Понятно, – заметила Захарьина. – А что со свидетелями?

– Я бы выделил, конечно же, вдову Верта, Лику Мирошину, его ближайшего друга Алиева и двух присутствовавших сотрудников «Юнгфрау» – уже упомянутого мной Чернокозова и нашего бывшего сотрудника Санникова. Водители, в том числе личный водитель Верта, и наша официантка вряд ли смогут помочь. Водители не поднимались на этаж. А официантка в течение всего обеденного перерыва с без пятнадцати двенадцать до двух была у всех на глазах. Столовая у нас маленькая, обедаем в три смены. Кстати Анна Германовна, не желаете ли отобедать с нами? Мы тогда освободим столовую, еда на всякий случай заказана.

– Вы очень любезны, Соломон Давидович. Я думаю, что мы с коллегами с удовольствием перекусили бы у вас. Одна просьба – за столом мы наши разговоры продолжать не будем.

– Но это само собой, – согласился Марков.

После короткого, но вкусного обеда Захарьина вновь уединилась с Измайловым.

– Что ж, – сказала она, – план действий вырисовывается. Конечно, старик золотой. Столько информации, и так все ясно, сжато. Ну что, поговорим с вдовой?

Захарьина попросила Измайлова пригласить Лику.

В комнату вошла красивая женщина лет тридцати пяти. Изящно и неброско одетая. Захарьина автоматически фиксировала в сознании: «Рост 172–174 см. Вес около 65 кг. Волосы черные, прямые, скорее всего, крашеные. Лицо очень привлекательное. Густая челка удачно скрадывает излишне высокий лоб. Фигура идеальная. Ноги длинные», – усмехнулась про себя Анна. Тут ей пришла в голову мысль, что Лика, пожалуй, повыше своего покойного мужа, особенно когда она на высоченных каблуках. В установочных данных рост Верта 170 см.

Лика выглядела абсолютно спокойной и даже безучастной. Казалось, что все происходящее не имело к ней, Лике Мирошиной, никакого отношения.

Анна пыталась поймать взгляд женщины, но ей это не удавалось.

«Ээээ, – подумала Захарьина. – По-видимому, ее накачали транквилизаторами. Все не так просто».

Разговор не клеился.

После дежурных соболезнований Захарьина задала Лике тот же вопрос, который она перед этим задавала Маркову:

– Анжелика Васильевна, вы не замечали в обстоятельствах жизни профессора Верта в последние месяцы чего-нибудь необычного?

– Как тут не заметить, – ответила Лика. – Коля взял и решился оформить наши отношения. Я на это абсолютно не надеялась, и для меня это было как гром среди ясного неба.

– Почему вы считаете, что в женитьбе мужчины на такой красивой женщине, как вы, есть что-то необычное?

– Видите ли, наша связь с ним длится 4 года. Длилась, – поправилась она. – Когда мы сошлись, мы договорились о том, что как только кто-нибудь из нас заговорит о любви, мы немедленно расстаемся. О каком уж тут браке могла идти речь? Коля был человеком с принципами и таким вещами не шутил.

– И все же… – вклинилась Захарьина.

– По-видимому, случилось нечто такое, что подтолкнуло Колю к принятию неожиданного решения. Я знала, что он не любит меня. Он был очень добр, внимателен, создал мне райскую жизнь. Но я прекрасно знала, что в его сердце есть только одна женщина – его покойная жена. Да я и ни на что не претендовала, – сказала Лика и при этом нервно отвела глаза в сторону. Захарьина поняла, что Мирошина или лжет или чего-то не договаривает.

– Скажите Лика, кто мог желать зла вашему мужу настолько, чтобы пойти на столь дерзкое преступление?

Лика ответила:

– Николай был человеком жестким, иногда обижал людей. Но чтобы вызвать такую злобу…

– Анжелика Васильевна, – осторожно спросила Захарьина, – а где вы были в час дня?

– Утром я была в нашем академическом институте, из которого все мы вышли. После решения деловых мелочей, которые мне все еще доверяют, мы с девочками, бывшими моими сотрудницами, долго сидели, пили чай и перемывали кости всем подряд. Вы, наверное, знаете обстановку, которая сейчас царит в Академии наук. Потом села в машину и приехала сюда. Николай предупредил меня, что я обязательно должна быть на предполагаемой встрече с Матвеем Борисовичем Серебровским. По тому, как он сказал, что нужно выглядеть особенно хорошо, я допустила мысль, что он собирается представить меня в качестве законной жены. Без двадцати час я пришла на свое рабочее место или, как у нас это называется, в свой закуток с тем, чтобы привести себя в порядок. Этим я и занималась до того момента, как меня вызвали в приемную. Ну а дальнейшее вы знаете.

– Анжелика Васильевна, кто-нибудь может подтвердить ваше нахождение в «закутке» около 13 часов?

– Наверное, нет. Со мной в комнате рядом сидят две девушки, одна из которых несколько дней отсутствовала на работе из-за болезни ребенка, а вторая, Маша Воронина, вышла по делам, к тому же был обед. Да и не могла я приводить себя в порядок при посторонних людях.

– Понятно, – несколько разочарованно сказала Захарьина. – Анжелика Васильевна, – тихо продолжила Анна Германовна, – я задам вопрос, выходящий за рамки моей компетенции следователя, если не захотите – не отвечайте. Вы вышли замуж за Верта, а еще раньше сошлись с ним в возрасте, в котором заключаются вторые-третьи браки. Вы очень красивая женщина и, как говорят англичане, вы женщина с историей. Что было с вами до того, как в вашей жизни появился Верт?

– Так вот вы о чем… – без особого чувства протянула Лика. – Буду отвечать. У меня был гражданский брак. Сейчас так называют эту форму сожительства. С очень симпатичным умным и добрым человеком. Однако довольно скоро выяснилось, что я не смогу иметь детей. Понимаете, никогда. То, что у меня, не лечится ни у нас, ни за рубежом. Мы расстались. Я считаю, что правильно сделали. Нельзя создавать семью, в которой заведомо не будет детей. Когда началась моя связь с Вертом, она и не предполагала наличие зримых результатов. Так по крайней мере тогда казалось. Очень скоро я поняла, что люблю Верта больше всего на свете, больше жизни. А я уже говорила, что первое мое невольное признание привело бы к разрыву. В этих делах Коля был суров. И еще хочу сказать – не подумайте, что мой предыдущий мужчина мог мстить Верту или что-то в этом духе. Он давно женился. Старается быть счастливым, как может.

Захарьина молчала.

– Вы разрешите мне незаметно присутствовать на похоронах Николая Константиновича?

– Конечно, но похороны будут очень скромные. Мало того, что он боялся ранней смерти, он много раз настойчиво объяснял мне, как следует его похоронить. Представляете, каково это слушать от человека, которого любишь. Он будет похоронен на Востряковском кладбище рядом со своими родителями. Я вас извещу, – сказала Лика и не очень твердой походкой пошла к выходу.

– Я думаю, Анна Германовна, что, может быть, нам что-то прояснит близкий друг покойного – Рауф Алиев, – обратился к Захарьиной майор Измайлов.

В комнату вошел высокий седовласый мужчина. Стройный, красивый, смуглый, горбоносый. «Однако есть какое-то сходство с верблюдом», – подумал склонный к юмору Измайлов, отметивший также безукоризненный синий костюм, дорогую рубашку с манжетами и какими-то изысканными с восточным орнаментом запонками.

Захарьина вкрадчиво обратилась к изящному старику:

– Рауф Агаларович, мы уже знаем, что вы были чрезвычайно близки с покойным Николаем Константиновичем. Можете ли вы предположить, что стало причиной разыгравшихся событий?

Алиев, подумав, ответил:

– Объяснить конкретно вчерашнюю трагедию не могу. Но определенные предположения у меня есть. – Измайлов чуть не подскочил на стуле.

– Что это за предположения? – спросила Анна Германовна.

– Понимаете, Верт любил окружать себя плохими людьми.

– Как это? – удивилась Захарьина.

– У Коли было две слабости. Это старые институтские друзья и карты.

– Верт играл в казино? – удивился Измайлов. И тут же осекся, поймав недовольный взгляд Захарьиной.

– Да нет. Люди его класса играют не в казино. Есть специальные встречи. Картежные квартирники. Так называются сборища очень небедных людей с положением, которые в скромной обстановке за закрытыми дверями проигрывают друг другу многие тысячи долларов за вечер. Вот этим и любил баловаться Верт. На правах его старшего товарища я много раз говорил ему, что с этим пора заканчивать. Но все напрасно. В карты Коля начал играть еще в институте.