Гром небесный

– Кирилл Владимирович, мы тут проделали кое-какую черновую работу, и у нас сложились определенные вопросы.

Измайлов включил диктофон (все под запись) и дал послушать наиболее интересные места показаний Алиева и Голицыной, касающиеся, соответственно, Чернокозова и Санникова.

– Я бы хотела, – подчеркнула Захарьина, – чтобы мы поговорили с обоими сотрудниками компании «Юнгфрау» в вашем присутствии. В известной мере, они ведь ваши подопечные.

– Анна Германовна, – ощетинился Дунаев, – я не вполне понимаю свое процессуальное положение в таком варианте, к тому же не очень ясно, это допросы или разговоры по душам.

– Несмотря на данные мне специальные полномочия, мы строго придерживаемся всех процессуальных норм, – ответила Захарьина. – Разговоры идут по душам, но под запись. Те разговоры, которые понадобятся для формирования доказательной базы, мы оформим протоколом, если, конечно, на то согласятся свидетели. Но я хотела бы подчеркнуть, что сейчас мы только подбираемся к раскрытию преступления. Поэтому здесь нам важна суть, а не формальные заковырки. Впрочем, потом мы все оформим в лучшем виде. Здесь я мастак, – улыбнулась Анна и как бы невзначай положила свою красивую ладонь на холеную руку доблестного отставника.

Похоже, что воспринято это было Дунаевым не без приятности.

– Ну что ж, поговорим с Чернокозовым, – вмешался Измайлов, который наблюдал сцену очаровывания с явным недовольством.

– Пожалуй, – сказала Захарьина, – но потом, Кирилл Владимирович, мы отдельно поговорим о Рожках, точнее, об этой треклятой экспертизе.

В кабинет вошел Чернокозов Евгений Петрович. 50-летний мужчина, высокий стройный, с великолепной шевелюрой седых волос. Лицо открытое, как будто вырубленное топором. Густая короткая борода, могучая шея. Захарьина отметила, что такой человек, конечно же, с ходу вызывает симпатию, а уж про женщин и говорить не приходится.

– Евгений Петрович, я начну с несколько неожиданного вопроса. Вы часто играете в карты?

Чернокозов опешил.

– Собственно, какое это имеет отношение к делу, расследованием которого вы занимаетесь?

– Евгений Петрович, – Анна Германовна одарила геолога своей самой очаровательной улыбкой, – позвольте мне решать, что имеет, а что не имеет отношения к расследуемому делу. – Знаете, как бывает, сегодня вроде не имеет отношения, а завтра вдруг будет иметь отношение. Бывает, и еще как бывает.

– Не надо иронизировать. Я действительно удивлен и даже в какой-то степени оскорблен, – сказал Чернокозов.

– Ну что вы, – улыбнулась Захарьина. – Мы изучаем все, что происходило вокруг Николая Константиновича. Его интересы, вкусы и даже слабости.

– Ну что ж, – сменил гнев на милость Евгений Петрович, – мы с Вертом любим карты… любили… – поправился он, – с институтских времен. В годы учебы Коля прямо-таки зарабатывал этим делом. Играл он блестяще и добывал для нашей студенческой компании неплохие деньги. Сколько их было пропито и проедено в шашлычной «Ингури», что была рядом с нашим институтом…

– В какие игры вы играли с Вертом?

– Да во всякие – и в преферанс, и в покер, и в очко. Потом судьба нас то разводила, то сводила. Когда он работал по Сибири, я работал в Казахстане по Мангышлаку. Потом я был в Восточной Сибири, а он уже пошел делать науку в Москве. Но встречались часто. И часто же перебрасывались в картишки. Так, ничего особенного, ради удовольствия.

– Евгений Петрович, – ласково спросила Захарьина, – правда ли, что у вас лично очень значительные карточные долги и существенная часть этих долгов приходится на покойного Николая Константиновича?

Чернокозов усмехнулся:

– Вы знаете все, но не точно. Ваш информатор ввел вас в заблуждение. С юношеских лет у нас с Колей не было учета картежных долгов. В лучшем случае играли на стол. Если бы Верт требовал от меня погашения разных картежных долгов, я давно должен был бы распродать себя на органы. С Колей вообще нельзя было садиться играть на деньги по-серьезному. Он выигрывал всегда и во все игры… Но вы правы в другом. В карточных делах я Колин антипод. Так же, как он регулярно выигрывал, так же я регулярно проигрывал. Скажу честно: я игроман. Долгов карточных было много. Коля давал мне деньги на покрытие этих долгов.

– И какую же сумму вы фактически были должны Верту?

– Сейчас скажу, – без тени замешательства ответил Чернокозов. – Он достал из кармана роскошную пижонскую записную книжку, к которой был прикреплен золотой паркер. Открыл нужную страницу и ничтоже сумняшеся произнес:

– Всего я ему был должен 230 тысяч долларов.

Захарьина с изумлением посмотрела на Дунаева.

– Да, – промолвил Кирилл Владимирович, – нам это все известно. Но, может быть, сумма не точная. А так служба безопасности уже давно, еще два года назад, обращалась к президенту с предложением выгнать господина Чернокозова из компании. Но Матвей Борисович не прислушался к нашему предложению, боле того, недавно он поручил нашему финансовому вице-президенту подумать о том, как помочь этому игроману выйти из-под удара. Евгению Петровичу грозят крупные разборки.

– Когда было такое поручение Серебровского? – спросила Захарьина.

– Да с месяц назад.

Внимание Захарьиной отвлекало изменение внешнего облика Чернокозова. Его красивое лицо стало багровым. Глаза готовы были выскочить из орбит.

– Евгений Петрович, – решила «притушить огонь» старший следователь по особо важным делам, – давайте сменим тему.

– Подождите, Анна Германовна, – прервал ее Измайлов. – Господин Чернокозов, вы вчера виделись с господином Вертом?

Лицо геолога уже достигло свекловичного цвета.

– Конечно, виделся.

– Когда это было?

– Это был в половине десятого где-то. Мы, конечно, перетерли вопрос о начинающемся в Югре аукционе, там мы хотели взять очень важный для нас участок, потом я пошел в народ, посмотреть промежуточные результаты наших договоров с «РИНО». Ну и тут я узнал о нашем разгроме на аукционе в Югре. Я ткнулся в кабинет Верта, все было заперто. Он не отзывался. Я побежал к нашим старикам, чтобы как-то разрядить ситуацию.

– Значит, в кабинет Верта в обеденное время вы не заходили и Верта не видели и не слышали? – уточнил Измайлов.

– Да говорю же, что нет, – занервничал Чернокозов.

– Ладно, – жестко закончила инициативу Измайлова Захарьина. – Евгений Петрович, расскажите нам, пожалуйста, о том, что за история приключилась с Рожковской экспертизой да и с тем, что происходило во время аукциона.

– С самого начала? – спросил Чернокозов.

– Мы, конечно, кое-что уже знаем, Но хотелось бы услышать от вас все эти вещи в системном виде вместе с комментариями господина Дунаева.

– Ну что же, – сказал Чернокозов, обрадованный завершением картежно-долговой темы. – Не так давно к нам на работу перешел Дмитрий Санников. Парень умный, способный. Но, к сожалению, со всеми недостатками, присущими ученикам покойного Верта. Он их баловал и распускал. Всегда восхищался их реальными или мнимыми талантами. Пришел Дима к нам, субординации никакой. С огромным самомнением и постоянными инициативами. Как только появился анонс о вчерашнем аукционе, он сразу же придумал, что по его диссертационным выводам на Рожковском участке должно быть нефтяное эльдорадо. Доложил мне все и предложил срочно заказывать экспертное заключение. Я сказал, что подумаю, и начал готовиться. Диме это не понравилось. Он пошел в приемную Серебровского. Как уж он добрался до этой приемной – отдельный разговор. Сказал помощнику, что он ученик Верта, и, можете себе представить, прорвался к президенту. С ходу убедил его в больших перспективах аукционной территории. Серебровский вызвал нас с вице-президентом Кошеваровым и без малейшей тени сомнения велел срочно готовить материалы к аукциону, изладить экспертное заключение, ну и, конечно, работа закипела. В конце той встречи Матвей Борисович строго сказал нам с Александром Сергеевичем, чтобы мы и пальцем не смели трогать этого выскочку, объяснил нам, дуракам, что нарушение субординации со стороны молодого геолога продиктовано заботой об интересах компании. Вот так и возникли Рожки.