Страница 46 из 63
Сегодня, уже с учетом воспоминаний самого Ю.Г.Сихарулидзе, мы знаем, что такая «группа по «шаттлу» действительно была создана в ИПМ АН СССР после представления М.В.Келдышу подготовленного в марте 1976 года отчета о военных целях проекта американского челнока. Ясно, что и воздействовать на принятие решения по созданию «Энергии» и «Бурана» отчет Ю.Г.Сихарулидзе никак не мог, поскольку правительственное решение по советской многоразовой космической системе было принято 17 февраля 1976 года, а отчет сотрудников ИПМ АН СССР был подписан руководством этого института только в конце марта 1976 года, то есть примерно через сорок дней после официального старта проекта разработки «советского шаттла».
Более того, и сам Юрий Григорьевич Сихарулидзе сообщает, что справка по его отчету оказалась на столе у высшего руководителя СССР только осенью 1978 года. Читаем в книге «Космические встречи»:
«В сентябре 1978 года ответственный работник Оборонного отдела ЦК КПСС В.А.Попов попросил меня приехать на Старую площадь. Он сказал, что отчет ему понравился своей аргументацией, хотя, по его мнению, имеются некоторые спорные места. Вместе мы срочно подготовили краткую справку на полторы страницы для Л.И.Брежнева»[14].
Правда, не факт, что Леонид Ильич прочел эту справку. Валентин Михайлович Фалин, в 1971-1978 годах бывший Чрезвычайным и Полномочным Послом СССР в Федеративной Республике Германия, а в 1978 году ставший первым заместителем заведующего Отделом международной информации ЦК КПСС, вспоминал:
«Перемены к худшему бросались в глаза.
Все дела обделывались за спиной генерального (секретаря ЦК КПСС Л.И.Брежнева – С.Ч.). Оставалось поймать момент, чтобы заручиться его формальным «добро».
Но генеральный, визируя бумаги, ничего уже не решал. Чем больше бумаг ему подсовывалось, тем меньше он сознавал, что за этими бумагами…
Повторю во избежание недоразумений: в идиоти зм Брежнев до конца дней своих не впадал, памяти не утратил, иногда даже припекал подхалимов. Посещая в 1978 году музей 18-йармии в Баку - она держала оборону на Малой Земле под Новороссийском, - раздраженно буркнул мне:
- Если судить по экспозиции, 18-я решала судьбу войны».
Кстати, о роли советских руководителей в «запуске» программы разработки «Энергии» и «Бурана» писал и Вадим Лукашевич:
«Иногда говорят, что решение о начале работ по программе «Энергия-Буран» принял лично глава государства Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев. На самом деле это не так: Брежнев лишь подписал постановление Правительства после обсуждения на Политбюро ЦК, а принимал решение Дмитрий Федорович Устинов»[12].
И завертелось «колесо»!
«В период 1979-1981 годов, - писал М.Когут в статье «Бураны» второй серии», - было выпущено уточняющее Дополнение к Техническому проекту, и после этого наступил этап рабочего проектирования. Однако совершенствование орбитального корабля продолжалось даже после первого полета «Бурана» вплоть до прекращения работ по программе в начале 1990-х годов»[28].
14. Как и когда принимались решения
в советских верхах
Как мы видим из хронологии разработки программы «Энергия»-«Буран», изложенной в предыдущей главе, отчет Ю.Г.Сихарулидзе о возможном использовании американского космического корабля многократного использования «Спейс шаттл» в виде орбитального бомбардировщика для нанесения по Москве внезапного обезоруживающего «ныркового» ядерного удара, «всплывает» только однажды – осенью 1978 года при подготовке краткой справки для Леонида Ильича Брежнева.
Но, скорее всего, таких «всплытий», сыгравших определенную роль в истории советской программы «Энергия»-«Буран», было минимум три:
- весной-летом 1976 года;
- осенью 1978 года;
- в период примерно с марта 1983 по июль 1985 года.
Прежде чем рассказать об этих «всплытиях» «ныркового» отчета сотрудников ИПМ АН СССР, посмотрим, как вообще функционировала сама система принятия решений «по космическим вопросам» в Советском Союзе. Предоставим слово Дмитрию Пайсону:
«Говоря о взаимоотношениях государственного руководства и промышленных предприятий, создающих ракетно-космическую технику, следует иметь в виду следующие особенности. Во времена Советского Союза разделение функций между заказчиками и подрядчиками по ракетно-космическим программам носило достаточно условный характер - и те и другие представляли единое государство, управлялись в рамках общей системы плановой экономики и выполняли одни и те же постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР. В силу этого, во-первых, любая межфирменная конкуренция носила достаточно «выморочный» характер и часто сводилась к подковерной борьбе. Во-вторых, между организациями заказчика, будь то Военно-промышленная комиссия (ВПК), ЦНИИмаш, 50-й ЦНИИ или заказывающие управления Минобороны, и промышленными предприятиями, проектирующими и изготавливающими ракетно-космическую технику, сложились отношения, отличные от отношений, например, НАСА и его подрядчиков. В СССР НИОКР по конкретным программам сосредоточивались на головных предприятиях, а не у заказчиков. В результате не подрядчики - КБ и заводы - получали ТЗ заказчиков на проектирование и изготовление конкретных элементов техники и агрегатов в соответствии с общей концепцией, проработанной заказчиком, а заказчик принимал, одобрял и оформлял постановлением правительства один из предложенных предприятиями альтернативных вариантов, и в этих условиях подготовка ТЗ становилась прерогативой исполнителей»[27].
Дополнительные штрихи к общей картине добавляет книга «Военные аспекты советской космонавтики» Максима Тарасенко:
«В отличие от США, где в 1958 году космическая программа была разделена на военную, осуществляемую Министерством обороны, и гражданскую, реализуемую специально созданным Национальным управлением по аэронавтике и космосу (НАСА), в СССР вся космическая деятельность шла в едином русле и осуществлялась по такой же схеме, что и разработка и эксплуатация ракетного вооружения.
Научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы (НИОКР) и производство велись предприятиями оборонно-промышленного комплекса, объединенными в 9 министерств, подведомственных Военно-промышленной комиссии Совета Министров СССР (ВПК), тогда как приемка и эксплуатация произведенной техники относились к ведению Министерства обороны. Деятельность ВПК и Министерства обороны контролировалась оборонным отделом ЦК КПСС и секретариатом ЦК, в котором была предусмотрена должность секретаря ЦК КПСС по оборонно-промышленным вопросам.
На этапе разработки систем военного назначения Министерство обороны выступало в качестве заказчика, оформляющего техническое задание на создаваемую систему. Однако финансированием НИОКР или серийного производства Министерство обороны не распоряжалось. Решения о разработке систем или запуске их в производство принимались совместными постановлениями ЦК КПСС и Совета Министров (или ВПК), а средства задействованным предприятиям выделялись не через бюджет Министерства обороны, а по линии соответствующих промышленных министерств непосредственно из государственного бюджета.
Такая система имела целью скрыть истинные масштабы военных расходов, но она же приводила к тому, что фактическим заказчиком военных систем выступали сами производящие министерства, а верховные полномочия по распределению средств принадлежали Политбюро и аппарату ЦК КПСС.
Тем самым создавались объективные предпосылки для осуществления не наиболее эффективных, а наиболее экстенсивных и дорогостоящих программ. В отсутствие финансовых рычагов взаимоотношения заказчиков и производителей могли строиться только на личных взаимоотношениях, а все кадровые вопросы на сколько-нибудь существенном уровне контролировались общим отделом ЦК КПСС.