Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 47 из 54



Кстати, печальный опыт, полученный в марте 1961 года, сотрудники института все-таки учли, хотя и не в полной мере. Вернемся к воспоминаниям кандидата в космонавты Валентины Пономаревой, которые выше мы цитировали достаточно подробно. Валентина Пономарева проходила «отсидку» в сурдобарокамере в мае 1962 года, то есть более чем через два года после гибели Валентина Бондаренко. Читаем и комментируем:

1) «Вначале была сурдобарокамера с кислородной атмосферой, потом просто сурдокамера».

То есть в 1962-1963 годах, когда тренировался женский отряд космонавтов, работать в атмосфере с повышенным содержанием кислорода уже не требовалось. Почему эта необходимость существовала в 1960-1961 годах не ясно – на космическом корабле «Восток» используется обычный воздух с обычным процентным содержанием кислорода в нем, в перспективе в СССР никто не собирался создавать космические корабли с «кислородной атмосферой»;

2) «Заперли. Верней, я сама себя заперла - долго крутила здоровенный вентиль на двери, а дверь очень толстая и железная, как на подводной лодке (наверное). Да, крепко меня закрыли...»

Видимо, после трагедии в марте 1961 года появилась возможность для испытуемого самостоятельно закрывать и открывать входную дверь в сурдокамеру. И опять вопрос: почему до гибели Валентина Бондаренко никто не додумался до этого простого шага в обеспечении безопасности кандидата в космонавты?

3) «Справа и слева над столом - объективы телекамер, впереди - иллюминатор. Только почему-то они в этот иллюминатор меня видели, а я их - нет! Было окошко, скорее, небольшой лючок, через который можно было что-то передать в случае необходимости. Через этот лючок ко мне поступали чай - горячий! - и горячие эмоции.

Скорее всего, и телекамеры системы наблюдения, и маленький люк для обмена с внешней средой появились в сурдобарокамере тоже уже после гибели Валентина Бондаренко в марте 1961 года. Напомним, что до этого продукты разогревались в кастрюле с водой на электроплитке, а чай приготавливался самим космонавтом в чайнике. Почему понадобилась гибель кандидата в космонавты, чтобы понять, что при экспериментах в сурдобарокамере нужна постоянно работающая система теленаблюдения и вполне можно обойтись без электроплиты, которой во время орбитального полета на корабле «Восток» точно не будет?

4) «Интересно, а как будет с туалетом? Стоит в углу, прошу прощения, параша, правда, в очень цивилизованном и пристойном виде. Но все равно - параша. И никакого закутка, ни ширмочки, спрятаться некуда, разве что под стол залезть... А я совсем забыла спросить, как подать сигнал «туалет», а они забыли, наверное, мне сказать. Передо мной тут всякие кнопочки и тумблерчики, но все «при деле». Только одна непонятная – «Латр. на 60».

Хорошее свидетельство сохранившегося несмотря на трагедию в марте 1961 года недостаточного уровня организационно-методической подготовки испытателей к тестам в сурдокамере: кандидат в космонавты готовится без выхода наружу провести внутри закрытого помещения десять суток, а ему толком не рассказали, как пользоваться туалетом, и для чего предназначены некоторые «кнопочки и тумблерчики»;

5) «Случилось два Непредвиденных События - вчера сломался проводник от энцефалограмы, сегодня - стеклянная трубка от «дыхания». Когда обнаружила, что запчастей нет, первое движение было - сообщить «на Землю». А на фанерке написано – «Вызов производится в исключительном случае». Вот и сидела я грустно, и решала проблему - исключительный это случай или нет? Решила, что нет, и принялась чинить. Ничего, справилась. Запишут мне где-нибудь плюсик за эти подвиги?»

И опять вопрос: почему у испытателя нет инструкции, какие случаи и какие неисправности оборудования допускают экстренную связь с наблюдателями за экспериментом?

6) «Не знаю, кто сегодня в той комнате, и от этого немножко неуютно - у разных смен разные почерки. Сегодня забыла сообщить, что проснулась, а сразу зажгла «Латр. на 60», так они, вредные, не почесались, пока я не проделала все по порядку. Как будто не ясно - раз я что-то зажигаю, значит, проснулась! В общем, я была сконфужена».



Тоже хороший вопрос: если испытуемый в сурдобарокамере вдруг начнет вести себя «нестандартно», дежурная смена тоже будет молча ожидать от него адекватной реакции? Или в данном случае все вообще много проще: вопреки всем правилам и инструкциям дежурная смена просто проспала пробуждение испытуемого?

7) «Чрезвычайное происшествие! Мой большой друг Миша прислал записку! Трудно передать, как я обрадовалась.

А дело вот в чем: передала в отчетном сообщении, что траектория моего полета искривилась, а они испугались и решили, что что-то не в порядке. Ну, как они не понимают, я же лечу к Эридану! Мало ли что может в пути случиться! А если все благополучно и ничего не происходит, то зачем тогда и лететь! Теперь и не знаю, лететь ли мне дальше - вдруг сочтут мою шутку за сдвиги в психике?»

Вот этот факт тоже свидетельствует, что нет четко определенной терминологии в общении между наблюдателями за экспериментом и испытуемым: шутку едва не приняли за сигнал тревоги;

8) «Сегодня мне плохо, состояние совершенно угнетенное. Сижу неподвижно в кресле, в камере гробовое молчание. Не знаю, в чем дело. Неужели меня сбила с панталыку моя нелепая выдумка с Эриданом и их реакция? Немного же мне надо...»

Это еще один пример, что схема общения между испытуемым и дежурной сменой продумано не до конца: простое молчание наблюдателей вызывает у испытуемого серьезный психологический дискомфорт. Можно, конечно, сослаться на то, что именно испытания должны выяснить степень устойчивости испытуемого к дискомфортным состояниям, но зачем искусственно создавать двусмысленные ситуации?

Из приведенного выше анализа видно, что эксперимент в сурдобарокамере после гибели Валентина Бондаренко в техническом плане был явно усовершенствован, но организационно-методические недостатки по-прежнему продолжали существовать.

(Казалось бы, отношения по линии «дежурная смена – испытуемый» - пустяк, сущая мелочь. Но восприятие даже таких казалось бы «мелочей» человеком, находящимся в сурдобарокамере обострено до крайности. Владимир Иванович Лебедев в своей книге «Личность в экстремальных условиях» приводит следующий пример:

«В создании подобной логически стройной, устойчивой системы представлений и суждений, исходя из которой испытуемые ориентируются и строят свое поведение в эксперименте, большое значение имеет аффективность. Психологи на большом экспериментальном материале убедительно показали теснейшую связь мышления с эмоциями.

Весьма отчетливо проявилась эта связь в наших исследованиях у космонавта К. в условиях сурдокамеры. На десятый день испытаний, который приходился на воскресенье, К. имел разговор через радиопереговорное устройство с Сергеем Павловичем Королевым. В этот день в Звездном городке праздновали свадьбу одного из космонавтов, на которую был приглашен Королев. О намечавшейся свадьбе К. ничего не знал. По условиям эксперимента передача какой-либо информации в сурдокамеру была запрещена. Сергей Павлович, узнав, что один из космонавтов находится в сурдокамере, пришел к стенду. Начальник Центра подготовки космонавтов, включив переговорное устройство, сообщил космонавту К., что с ним хочет беседовать Главный конструктор. К. ответил, что готов к этому, но предпочел бы вести разговор не из сурдокамеры. С. П. Королев поздравил его с успешным проведением эксперимента и пожелал благополучного окончания опыта. К. поблагодарил Сергея Павловича за поздравление.

Информация, полученная К. в сурдокамере, сама по себе не содержала ложных данных, но была истолкована им ошибочно. В своем докладе после эксперимента К. рассказывал: «Разговор навел меня на такие мысли. Во-первых, воскресенье; во-вторых, вечер, и вдруг в аппаратной сурдокамеры оказывается Главный конструктор Королев. Когда начался разговор, я решил, что уже все - меня выпустят. Затем появилась другая мысль: «Значит, меня незачем выпускать. Просто показывают. А зачем он здесь?» Изоляция привела меня к странным домыслам. Я решил, что, видимо, дано какое-нибудь срочное задание на срочный внеочередной полет, если даже в воскресенье вечером Королев здесь находится и обсуждает этот вопрос. Появилась мысль о возможности личного участия в предстоящем полете».