Страница 8 из 10
Ади Дасслер не мог отрицать свою принадлежность партии с 1933 года и активное сотрудничество с гитлерюгендом с 1935 года. Но ему удалось за короткое время собрать множество бумаг, противоречащих утверждениям некоторых антифашистов, которые заявляли: «Д. был 100 %-м нацистом. Он спонсировал нацистскую идею, и в антифашистских кругах его не любили».
Эти упреки были опровергнуты через канцелярию бургомистра. «Д., в отличие от своих братьев, любим в народе и, в противоположность им, любезен со всеми», – гласит характеристика. Прежний бургомистр Валентин Фрёлихь, который за свое безупречное поведение во время войны был одобрен американцами и выбран главой администрации округа, подчеркивал в личном письме: «Всем, кто знает Адольфа Дасслера, известно, что он всегда готов помочь любому, независимо от его внешнего вида и политических взглядов». Далее Фрёлихь рассказал, что часто в разговоре с Ади Дасслером выражал свою ненависть к нацистской политике и при этом чувствовал себя в полной безопасности.
В своей апелляции на решение комитета Дасслер упоминал, что в числе 60 сотрудников, которые на момент окончания войны еще состояли на фабрике, был только один член партии. Он ссылался на Ханса Ценгера, которого фирма не уволила по требованию свыше, когда тот был исключен из гитлерюгенда, и на Якоба Плонера, известного антифашиста, сохранившего свое рабочее место во время национал-социализма. С пятью беженцами и четырьмя военнопленными, которых Дасслер запросил для фабрики, обращались так же хорошо, как и с другими работниками. «Эти девять человек ежедневно получали от нас дополнительно кофе и обычно хлеб, а периодически и одежду», – говорил Ади в свое оправдание.
О своем членстве в НСДАП он сказал, что его нужно расценивать как признак политического невежества. Его деятельность в гитлерюгенде с 1935 года концентрировалась исключительно на спорте. От политических мероприятий он совершенно осознанно держался подальше.
Перед войной Ади Дасслер занимался в нескольких спортивных сообществах, которые нередко придерживались полярных политических взглядов: от либерального гимнастического общества до консервативного футбольного клуба Херцогенаураха, а также входил в рабочее спортивное сообщество под названием «Союз». «Сколько я его знал, его политикой был только спорт. Другой политикой он не интересовался», – разъяснил член коммунистической партии Германии с многолетним стажем из Херцогенаураха. Кроме того, Ади рассказал о своем отказе присоединиться к фольксштурму – народному ополчению, которое Гитлер решил противопоставить надвигающимся войскам союзников. Он также не позволял своим работникам вступать в эту организацию, для чего по воскресным утрам, когда собиралось ополчение, регулярно назначал сверхурочную работу.
О его отношении к евреям в документах говорится, что Ади Дасслер продолжал сотрудничать с продавцами кожи еврейской национальности даже после того, как это давно стало политически неблагоразумным. Но самое убедительное доказательство его толерантности – это письмо от Ханса Вормсера, бургомистра соседнего местечка Вайзендорф и наполовину еврея. Вормсер в ярких красках расписал, как Адольф Дасслер предупредил его о грозящем аресте гестапо и спрятал в своем доме. «Настоящий приверженец Адольфа Гитлера точно бы так не поступил и не поставил бы на кон свою жизнь и благополучие своей семьи», – пишет Вормсер.
Претензию об обогащении Дасслер парировал тем, что прирост оборота его фирмы никак не связан с привилегиями национал-социалистского режима. Хотя количество служащих в промежуток между 1934 и 1938 годами удвоилось до 80 человек, случилось это благодаря скачку спроса по окончании берлинской Олимпиады. С прекращением обувного производства в октябре 1943 года и переходом на изготовление военной продукции предприятие потеряло около 100 000 марок.
Все же этого оказалось недостаточно, чтобы снять все обвинения. 30 июля, когда Рудольфу в Хаммельбурге разрешили паковать свои пожитки, Ади получил новое письмо, в котором комитет по денацификации сообщал об изменении приговора: Адольф Дасслер теперь был отнесен к «второстепенным обвиняемым». Он должен был уплатить штраф в 30 000 марок, но, что еще хуже, ему был назначен испытательный срок на два года. Другими словами, фирму Gebrüder Dassler следовало передать стороннему администратору. На два года права и обязанности Ади Дасслера как председателя и управляющего обувной фабрики были аннулированы. В панике Ади нанял адвоката, чтобы опротестовать этот вердикт.
Когда только что оказавшегося на свободе Рудольфа допрашивали по поводу деятельности фирмы в годы войны, он получил отличную возможность оклеветать брата. Рудольф, судя по всему, рассказал комитету по денацификации, что производство вооружения было организовано исключительно Адольфом, сам он об этих обязательствах ничего не знал, а также решительно высказывался против этого.
Эта наглая ложь сильно взволновала Кете Дасслер. Возмущенная до глубины души, она решилась письменно изложить ссору братьев в период войны. Кете подчеркивала, что Ади всегда делал все, чтобы помочь брату, хоть Рудольф и относился к нему с нескрываемой враждебностью. «Далее, Рудольф Дасслер обвиняет моего мужа в доносе на него, – пишет она. – Я утверждаю, что это неправда. Мой муж сделал все возможное для освобождения своего брата». Странным Кете сочла и то, что Рудольф обличал ее мужа в проведении на фабрике политических выступлений. «Все речи исходили от Рудольфа Дасслера, что может подтвердить каждый сотрудник нашего предприятия», – заявила она.
Письмо Кете, составленное 11 ноября 1946 года, попало в документацию комитета по денацификации. В этом же месяце комиссия пересмотрела приговор Адольфу Дасслеру и объявила его «соучастником», который, как и миллионы других, был членом партии, но активно в защиту нацистского режима не выступал. Для фабриканта это было все равно что оправдание. Как соучастнику ему разрешалось продолжать управление предприятием, настойчиво требовавшим расширения производства.
Совместное проживание в башне после всех дрязг и разборок более не представлялось возможным. С этого момента дорожки братьев разошлись. Рудольф со своей женой и сыновьями Армином и Гердом переехал на другой берег Аураха. Убежденный, что «Gebrüder Dassler» без него обанкротится, Рудольф выразил готовность взять на себя руководство меньшей фабрикой на Вюрцбургер-штрассе, в то время как бо́льшая производственная площадка у вокзала осталась у брата. Реквизированный особняк он также передал Ади и Кете. Прочее имущество предприятия, от станков до патентов, было скрупулезно разделено.
Служащие могли свободно решать, на кого в будущем хотят работать. Как и ожидалось, большая часть отдела сбыта ушла на Вюрцбургер-штрассе, а технические специалисты сохранили верность Ади. Сестра Мари Кёрнер встала на сторону Ади и Кете. Она не могла простить Рудольфу, что он не принял в штат ее сыновей, которые так и не вернулись с фронта. Мать Паулина выбрала Рудольфа и Фридль. Оба самоотверженно ухаживали за ней, пока она не умерла.
После долгих споров об имуществе разделение бизнеса братьев окончательно завершилось в апреле 1948 года. Следующим шагом стала регистрация обоих предприятий. Ади Дасслер представил свою новую фирму под именем «Addas», но заявку отклонили из-за возражений производителя детской обуви с названием «Ada ada». Тогда Ади соединил свои имя и фамилию в сокращение «Adidas». Рудольф пошел тем же путем и вскоре после разделения записался в реестр торговых фирм под наименованием «Ruda». Это имя посчитали неуклюжим, и Рудольф зарегистрировал фирму под всем понятным названием «Puma».
Разлад между братьями расколол всю семью и привел в последующие десятилетия к еще большим распрям. В то время Херцогенаурах был разделен на два лагеря, где река Аурах выступала как бы границей между сторонниками Рудольфа на одном ее берегу и последователями Ади на другом. Херцогенаурах называли «городом опущенных взглядов», так как люди всегда обращали внимание на обувь человека, прежде чем начать с ним разговор.