Страница 4 из 6
Для удачного воплощения планов на побег надо было собрать максимум информации. Но у кого – у надзирателей? Нет, так побег не готовится. И я стал разбирать металлолом в ангаре. Во-первых, надо было изобразить бурную деятельность. Во-вторых, мне реально понадобились помощники. Я же не Геракл, который имел опыт по чистке авгиевых конюшен. Приставленный за мной куратор, согласился с моими доводами о необходимости физической помощи. Он по мере возможности стал ежедневно выделять мне одного-двух свободных рабов. Из них-то я и пытался выудить максимум информации. Делать это приходилось осторожно, чтобы возможные сексоты не сдали меня с потрохами. Узбеки и казахи в основном помалкивали или несли откровенную чушь. Скорее всего, они доверяли только соплеменникам. Я и сам боялся их расспрашивать. Все местные казались мне очень подозрительными и непредсказуемыми. Но, слава богу, в помощь ко мне время от времени приводили русских. Поэтому основную часть необходимой для побега информации я выпытывал у Еремы и Егора. Первый был слишком словоохотлив, из второго слово щипцами не вытянешь. Но по крупицам картинка сути происходящего здесь сложилась в моей голове полностью.
Ерёма напоминал мне какое-то флюидное существо – настолько были подвижны во время разговора его лицо и тело.
– А? Что? Как я сюда попал? Обычно попал, как большинство тут. Ие-е! – он активно зачесал давно немытую лохматую голову. – Бабка у меня умерла. Она жила в Аральске. Знаешь такой город?
– Нет. Но, судя по всему, это рядом с Аральским морем. Так?
– А! Логично рассуждаешь. И главное, правильно. Батя у меня там служил. Во времена Союза здесь была стратегическая закрытая база. Чё? Точно, говорю. Там была целая куча всяких секретных объектов. Каждый имел свой городок. Батя служил в военном городке, который назывался «Чайка». Думаешь я вру? Вот мне никто не верит. Блин, в Аральске был и химический полигон, и полигон испытания стратегических ракет. Он был связан и с Байконуром, и с Капустиным Яром. Кстати, это место тоже было военным полигоном. Это самое место, где мы сейчас находимся. Здесь испытывали не только боевые отравляющие вещества, но и бактериологическое оружие. Так вот, мой батя в «Чайке» служил. Он занимался траекториями полёта ракет. Ие-е, умер батя уже давно. Мне семь лет было, когда всех вывезли в Россию. Отец без работы остался. А! Вот и спился. Семью надо было кормить. А как? У меня ещё сестра младшая. Как она там живёт? Ие-е! Не знаю. Специалисты по ракетам стали никому не нужны. И где взять деньги? Негде. Торговать и убивать он не умел и не хотел. Вот и спился. Чисто по-русски. Почему? Не знаешь? Точно, не знаешь? У нас, русских, формула проста: денег нет – потому и пьём. Факт! Так вот, когда уезжали, оставили в Аральске бабушку. Отец изначально не хотел, чтобы мы жили в степи в военном городке. Он купил дом и отстроил его практически заново. Сам отстроил. Руки у него были золотые. Горло, как у всех – лужёное. Но на службе он не пил практически. Так, по праздникам, или когда в баню. Он и баню поставил. Дом двухэтажный с флигелем. Это в самом Аральске. Пятнадцать соток, летняя кухня, тёплый санузел. Чего ещё надо – живи и радуйся. Вот и решили: бабушка остаётся. Вдруг всё наладится. Надежды тогда ещё были, что Горбач с шоблой не успеют всё разрушить и страна восстановится. Ие-е! Так бабушка в Аральске и зависла. Потом хотели её перевезти, дом продать. Но, куда там! Город стал захолустным, все оттуда только драпали. И сейчас-то он – убожество. Я ездил в военный городок: дома с пустыми глазницами и никого. Страшно. Бабушка умерла и тогда я приехал, чтобы продать дом, поставить ей достойный памятник и свалить отсюда навсегда. Продал. Ие-е, практически даром отдал. За сто тысяч рублей. По сути, одна баня там стоит столько. Ие-е, да и баня дороже. Получил денюжки на руки, вышел на улицу, а там меня уже ждут. Бабло отобрали, паспорт тоже и сюда притащили. Уже три года в этом концлагере обитаю.
– И чем ты здесь занимаешься?
– Ай, как и все, растениеводством.
– Чем?
– Дурак, что ли? Ой, ну сам посуди, откуда бабки такие? Только рабов здесь человек 200-300. Может, больше.
– Сколько?
– Чё? А, ты по нашему бараку судишь. Так там таких бараков десять штук. Ты просто не ходил по территории.
– А ты ходил?
– Естественно, мы не только травку выращиваем – этим узбечки в основном занимаются. А мужики всю тяжелую работу выполняют. Ие-е, там погрузить, там разгрузить, там поднести, там отремонтировать что-нибудь. Вот к тебе сегодня прислали. Куда это нести?
Он рассказывал свою историю, помогая мне разгребать ангар. Время от времени и сам задавал вопросы:
– А ты точно лётчик?
– Точно. Да, точно-точно.
– Что-то молодой ещё. И где ты летал?
– Ух, везде летал. Порхал, практически.
– На маленьких что ли?
– Угу, на «маленьких».
Мне не нравились расспросы о моей профессии. По сути, у меня вообще никакой не было. Но назвался груздем – полезай в короб. И лишние уши не должны знать, что и как.
– Вот завидую я вам, лётчикам. Сегодня здесь, а завтра там. Перемена мест – мечта.
– Сегодня я здесь, как и ты, мечтаю.
– Чего мечтаешь? А? Смыться отсюда?
– А разве ты не мечтаешь? – ответил я уклончиво вопросом на вопрос.
Я осторожничал, так как пока не решил, кому можно доверять, а кому нет.
Ерёма как-то уж очень цинично и язвительно улыбнулся. Вернее даже не улыбнулся, а надолго осклабился:
– Последний, кто мечтал, Славка Рязанский, теперь на вешалке висит с галстуком на шее. Видел, а?
– Видел, – я понял, о ком он говорит. – Поймали?
– Нет, не поймали. Ие-а! Сдали за бутылку пива. Чё смотришь? Да, здесь твоя жизнь больше не стоит.
– Врёшь. Откуда знаешь, что за бутылку?
– Славку узбеки спалили. Их, ие-а, человек десять было – каждому по бутылке дали, за то, что увидели, как ребята решили ноги сделать. Так что с узбеками не якшайся – сразу со всеми потрохами сдадут.
– Много было попыток убежать?
– Чё? А! При мне семь. Два раза я тоже собирался. Ребят повесили, а я, как видишь, всё ещё здесь.
– Почему?
– Что «почему»? Ты тоже думаешь, что я их слил? Вот хрен вам! – он продемонстрировал фигу, из которой нереально далеко торчал большой палец. – Ерёма никого не сдаёт. Просто один раз я возвращался с поля в последнем транспорте, и машина сломалась. Пацаны не дождались и решили без меня драпать. А второй раз я заболел – дизентерия. Ну куда я с поносом побегу? Жопу в клочья раздерёшь, но далеко не убежишь.
– Так я не понял: узбеки не убегают?
– Какие «узбеки»? Ты о чём? Только наши бегут.
– Понятно. Им и здесь хорошо. Узбеки – мусульмане, поэтому им от Бая поблажки.
– Чё? Сдурел что ли? Во-первых, я не видел и не слышал даже, чтобы Бай хоть раз в жизни коврик для молитвы стелил. Во-вторых, у него мать русская. В-третьих, в охране полно православных. Правда большинство из них хохлы.
– И чего тогда узбеки не пытаются удрать?
– А куда им бежать?
– Не знаю. Домой.
– «Домой», блин. Дома лучше, что ли? Развалили всё после Союза, работы нет. Гандонами не умеют пользоваться, вот и нарожали кучу голодранцев. Что им на свободе делать? Они только торговать умеют. Но торговать и корейцы, и китайцы, и азеры хотят. Поэтому они, ие-а, узбеки эти, кучкуются, ворчат, жалуются друг другу, но бежать никто из них и не думает. Но ты с ними даже не говори. Даже не смотри в сторону забора. Сдадут за одну затяжку. Легко.
– А русских здесь много?
– Ие-е, есть. Человек сорок наберётся. Я иногда общаюсь с некоторыми. Есть путёвые ребята, а есть дерьмо. Такие же, как узбеки. Сидят трясутся, гнильё, в общем. Слизняки. Я не понял, а ты-то, что про волю спрашиваешь? Хочешь ноги сделать?
Я неопределённо пожал плечами и, взяв очередной ящик с запчастями, потащил его на улицу. Когда вернулся, Ерёма продолжил допытываться:
– Тебе-то, Федя, чего переживать? Ты вон – на особых условиях. Не то что мы. Реанимируешь кукурузник и будешь кокс да травку на родину возить. Ещё и бабло за это станешь получать.