Драгоценная ты

Я два часа выбирала наряд, чтобы выглядеть стильно и современно. Как говорится, «молодилась». Долго мучилась с макияжем, пытаясь придать лицу свежесть. Размышляла, не сменить ли цвет волос – черный неудачно оттеняет потускневшую кожу. Не такая уж и большая между нами разница, – думала я.

На остановке тебя не было, и я даже обрадовалась, поскольку никак не могла отойти от ночного кошмара. Однако грела мысль, что приеду в офис и увижу новенький блестящий выпуск на каждом столе. А в нем, равно как и на сайте, сплошь мои статьи. Пусть ты и поменяла обложку спецвыпуска для церемонии, зато сегодняшний – целиком мой.

Я прошла к своему месту. Тебя нигде было. Как и Азифа с моим утренним кофе. Потом я увидела вас вместе – вы дружно сидели на столе недавно уволенного редактора отдела, склонив головы над пробниками.

– Кэтрин, можно вас на пару слов? – позвала Джемма, появившись в дверях кабинета.

– Иду, – рассеянно откликнулась я, не в силах оторвать от вас взгляд: ты что-то произнесла и пытливо посмотрела на Азифа, он задумчиво поглаживал бороду.

Я не могла оторваться. Последнее, что я увидела, закрывая за собой дверь кабинета, – ты смеешься, запрокинув голову, а Азиф готов прямо тут наброситься и начать срывать с тебя одежды.

– Позвольте вас поздравить. – Джемма перекинула через стол свежую копию журнала. – Прекрасное начало. Спасибо, Кэтрин.

И это все? Двенадцать тысяч слов от главного редактора – за «спасибо, Кэтрин»? За кого она меня держит?

– А сегодня я хотела поговорить о дальнейшей работе.

– Слушаю.

– Очень надеюсь, что вы воспримете правильно… На мой взгляд, пришло время немного поменять концепцию журнала, и ваши статьи нуждаются в некоторых поправках. Поэтому я попросила Лили оценить сайт – свежим взглядом. Вам, вероятно, следует знать, что отклики на ее вчерашние заметки…

– Какие заметки? Мне на редактуру ничего не поступало.

– Их отредактировал Азиф – вчера вечером. Так вот, они за один вечер набрали больше просмотров, чем ваши – за последние четыре недели.

За стеклянной перегородкой ты провела ноготками по подбородку, закусила нижнюю губу и начала печатать. Интересно, не связано ли количество просмотров с фотографией под заметками?

– Несмотря на молодость, она быстро учится и знает вкусы современного читателя. В общем, я организовала встречу вне офиса – чтобы Лили помогла вам кое-что пересмотреть. Но детали потом. Главное, скажите – вы согласны учиться?

Унизительно! Словно пощечина. Ты будешь учить меня. И не только писать… Но тогда я еще не догадывалась, какой жизненный урок ты мне преподашь.

– Конечно, согласна.

Ты весь день пыталась со мной заговорить, а я тебя избегала. Лучше помолчу пока, присмотрюсь, что ты за птица.

Прочитала заметки и ужаснулась. Они действительно талантливо написаны. Цепляют с первых строк. И фотография ни при чем. Заголовки заинтриговывают не меньше. А тексты свежи и остроумны. Мои статьи на их фоне смотрелись еще более вяло. Я писала из последних сил, потому и читались они тяжело. Я была зла на тебя, на Джемму. Но главное, на себя – за то, что превратилась в такую развалину.

О чем, интересно, думал Азиф, когда дал добро на целых две заметки стажеру в первый день работы? Он криво улыбнулся со своего места, однако, зная меня, не стал заводить разговор. Только в начале восьмого, когда офис почти опустел, подошел попрощаться. Тебя за столом не было, но компьютер работал – значит, если ты сегодня планируешь сдать очередные шедевры, придется показать их мне.

– Ночные посиделки, Кэт? Когда-то мы задерживались вместе, помнишь?

Азиф мялся рядом с моим стулом, сунув руки в карманы. Видимо, переживал, хотел задобрить; я решила ему подыграть и ответила тем же тоном:

– Да, хорошее было время. Я всегда ценила ваше рвение к работе, мистер Хан… и ваш шоколадный оттенок.

Улыбнувшись, я повернулась на стуле… и увидела за его спиной тебя – юный дух, представляющий миллениалов: в руке зажата прозрачная бутылочка, в воде поблескивает полоска огурца. Ты вспыхнула, должно быть, вообразив молодое, атлетичное тело Азифа в соседстве с моей дряхлеющей плотью. Да, Лили, ты можешь переманить кого угодно, но даже тебе не под силу стереть наше общее с ним прошлое.

– Простите, я собиралась поработать над… Просто не могу сосредоточиться дома.

Ты взглянула на Азифа, тот, глупо улыбаясь, изучал свои ботинки.

– Ну, я пошел. Спокойной ночи, девушки. Не засиживайтесь.

Мы обе принялись печатать в неловком молчании. Наконец ты сказала:

– Можете считать, я ничего не слышала.

С каких это пор молодежь стала такой благочестивой? Сами не то что флиртовать не умеют, даже слышать не могут, как флиртуют другие. Я замечала по стажерам последних лет: они смущались от комплиментов, с открытой неприязнью реагировали на любую мою реплику, отдаленно имеющую сексуальный подтекст. Меня давно интересовало, как так вышло и почему целое поколение выросло занудным и лишенным сексуальности. А может, ты возмущена, потому что знаешь про моего постоянного партнера и придерживаешься традиционных взглядов?

Снова повисла пауза.

– Знаете, Лили, у меня с партнером есть договоренность… – начала я. Мне удалось вывести тебя из равновесия и теперь хотелось еще больше шокировать, сыграть на ханжестве. –  Мы установили определенные правила. Если я хочу с кем-то переспать, мы это обсуждаем, и мой партнер одобряет или не одобряет. Если он хочет с кем-то переспать – я решаю, можно или нет. Иэн одобрил Азифа, это случилось пару раз, но потом мы решили остановиться. Мы ценим наши отношения превыше всего. Так было всегда. И, надеюсь, будет еще много лет. Знаете, Лили, наше поколение привыкло свободно мыслить. Хотите совет? Не судите о том, чего не знаете.

Когда я распустила хвост, кичась перед тобой своей раскрепощенностью, мне неожиданно полегчало, я снова почувствовала себя человеком. Только вот потом выяснилось, что ты использовала боксерскую хитрость – нарочно пропустила удар, чтобы создать у противника иллюзию победы, а затем отправить его в нокаут.

– Я совсем о другом, – ответила ты с пылающим от негодования лицом. – Вы допустили расистское высказывание по отношению к подчиненному. За это увольняют.

Иэн сказал «берегись». Как в воду глядел.

Все с тобой понятно – решила я. Ты хочешь, чтобы меня уволили. Ясно как белый день. Джемма пока делает вид, что со мной солидарна (мол, взрослые успешные женщины друг за друга горой), но и она, и ты, и важные шишки в совете – все вы хотите от меня избавиться.

Эх, если бы все было так просто…

– Лили, я не совсем понимаю. Какое расистское высказывание я допустила?

– Мне даже неловко повторять…

– Повторять что?

– То, что вы сказали Азифу…

– Вы серьезно?

Ты снова принялась печатать.

– Это был дружеский разговор. Мы давно друг друга знаем. В подобных случаях нельзя цепляться к словам. Есть шутки, понятные только двоим. Лили, вам не приходило в голову, что вы могли неправильно истолковать услышанное?

Ты сделала глоток огуречной воды и молча продолжила печатать. Я стала собираться как ни в чем не бывало. Словно меня не обвиняют в расизме и не грозят увольнением.

– Существуют правила рабочей этики… – почти прошептала ты. – Как же безопасная среда?

– Знаете, безопасная среда не должна лишать взрослых людей простой радости – перешучиваться. Не правда ли?

Молчание.

– Вы ведь долго отсутствовали, Кэтрин, правила поменялись. И я думаю, вам стоит быть осторожней…

– Отсутствовала я по уважительной причине. И насколько я понимаю, это конфиденциальная информация – по новым правилам рабочей этики.

– Прошу прощения. Я, должно быть, слышала от Азифа или кого-то из стажеров…

Ты заправила волосы за уши, какое-то время смотрела в экран, потом выключила компьютер. Я тоже отключилась и застыла перед погасшим монитором – я вдруг страшно устала, и душой и телом – каждой клеточкой.