Страница 8 из 31
Осип уселся на бревно, ожидая, что и монах сейчас усядется рядом, но тот от наковальни, ни на шаг, только, вместо увесистого молота, взял сперва маленький молоточек в руки, а потом зубильце. Подьячий заинтересовался этаким отдыхом и подошёл к наковальне. Кузнец колдовал над лезвием ножа.
- Чего это? - спросил Осип, глядя на ловкую работу умельца.
- Ножичек меня попросили особый сделать, - ответил кузнец, продолжая работу. - С секретом...
- С каким ещё секретом?
- Сварю я лезвие из двух пластин... На одной пластине углубление, чтоб внутри лезвия пустота была... А на другой пластине, напротив этой пустоты два отверстия маленьких - по толщине как иголка еловая... Если ручку повернуть, сюда можно медку жидкого налить...
- А зачем это? - удивился подьячий, рассматривая пластину.
- Как зачем? - пожал плечами кузнец. - Для шутки. К примеру, разрежу я этим ножом редьку на две половины, одну тебе дам, а другую сам съем. У тебя будет редька горькая, а меня с мёдом. Понял? Ну, не чудо ли? Один добрый человек тайну мне эту поведал. Рассказал, что видел такой ножичек у одного иноземца и спросил смогу ли я чудо такое сварганить. Я порасспросил его ещё чуток, уяснил суть и сказал, что смогу. Вот теперь самая малость осталась и будет готов ножичек. Тут работа тонкая, это тебе не гвозди клепать. Я за такой работой душой отдыхаю...
"Отдыхал" кузнец недолго, а потом опять позвал Осипа гвозди ковать. Ещё одну корзину гвоздей надумал сделать он до обеда.
- А зачем вам столько гвоздей? - удивился подьячий, раздувая мехами нужный жар в горне.
- Стройку какую-то в Преображенском затеяли, вот и попросили нас помочь, - ответил монах, ловко поставив красную от жара заготовку в оправку. - А нам доброе дело сотворить всегда приятно. Раз в неделю гвозди у нас забирают...
И опять закипела работа. Перед полуденной трапезой попробовал подьячий заговорить с другими иноками обители, но тоже всё без успеха. Двое из них дали обет молчания, а ещё двое, кроме "не ведаю" и "на всё воля божья", ничего не хотели говорить.
Время уже не шло, а бежало, как песок сквозь пальцы. Подьячий узнал, кто сделал свечу, но что толку: даже намёка на какой-то новый след теперь не было и в помине. Хотя, мог ту свечу взять человек, какой из Преображенского за гвоздями приезжал... Там можно поискать, ежели о других гостях ничего выведать не получилось. На безрыбье и рак рыба.
7
После полудня все помолились и уселись за стол. Трапеза всё та же: ржаные сухари и кисель. Ели степенно, не торопились и без всяких разговоров. Осип попробовал завязать беседу, но на него все сразу так строго глянули, что в жар парня бросило. Оно и понятно: в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Подьячий примолк, ссутулился и стал грызть жесткие сухари, запивая их холодным и безвкусным киселём. И когда он одолел третий сухарь, с улицы послышался шум.
Эй! - кто-то громко кричал за воротами. - Открывай, кому говорю! Чего закрылись?!
Монахи переглянулись, как по команде, встали из-за стола, взяли на крыльце топоры и пошли к воротам. Один инок стал отодвигать тяжелый засов, а четыре его товарища, отступив шага на три назад, подняли к плечам топоры. Не жаловали здесь особо крикливых гостей. У крикливых часто недоброе на душе. Но оружие им на этот раз не пригодилось. Створки раскрылись, и Осип увидел Афоню. Афоня скалил в улыбке щербатый рот, приветливо махал рукой и кричал:
- Выходи, Осип! Я с дядькой договорился! На два дня он нам лошадей дал! Поехали!
Осип так обрадовался появлению своего товарища, что чуть было не позабыл поблагодарить братию за приём, но вовремя опомнился и низко поклонился монахам. Те степенно поклонились в ответ, и каждый из них двумя перстами перекрестил уходящего гостя. И опять ни одного слова не промолвили иноки.
- Я всё утро дядьку уговаривал, - не переставая, щебетал Афоня, пока они ехали по лесной дороге. - Беда, говорю, у человека: лошадь украли. Помогать надо. А дядька ни в какую: не дам - всё тут. Раз одну украли, говорит, так и вторую украдут. Бестолочь, дескать, твой дружок. А я не сдаюсь и опять за своё. Ты, говорю, Осипа не знаешь. Случайно у него украли, а мы с ним непременно конокрада отыщем... Надо было тебе ещё одежду новую захватить, а то у тебя кафтан никуда не годится: грязный да с дырами жжеными... В Москву приедем, так сразу же в торговый ряд пойдём... У меня три деньги есть... И торговцев знакомых не счесть...
Осип слушал болтовню Афони, и радовался, уж больно, стосковался он в лесной обители по весёлой людской речи.
Выехав из леса, остановились и спросили возчика, проезжающей по дороге телеги, как сподручней добраться до села Преображенского и, получив дельный да подробный ответ, поскакали.
Перед околицей села остановились.
- Вот что, - сказал подьячий своему товарищу, - поезжай-ка сейчас в село да узнай: работают ли в селе плотники. Если работают, то посмотри: какой у них инструмент, есть ли гвозди. А как узнаешь, так возвращайся сюда...
- А зачем тебе плотники? - удивлённо глянул на Осипа Афоня. - Конокрад с плотниками, что ли, ходит?
- Езжай! - вместо ответа нахмурил бровь подьячий. - Много будешь знать, так уши лопнут.
Проводив товарища, Осип привязал к берёзе лошадь и решил посмотреть: что это за тын виднеется за кустами ольхи. Подьячий пролез через кусты и оказался на углу загородки. Немного подумав, он решил пройти вдоль тына и посмотреть, а чего там - за следующим углом. Делать-то было всё равно нечего, а Осип без дела сидеть ой как не любил. Загородка оказалась длинной, и пробраться вдоль неё не мутовку облизать. Вдоль тына сплошь кусты: черёмуха, бузина, ольха, малина... Другой бы уступил, но Осип не таков. Добрался он до нужного угла и даже вышел из-за него. А там за углом с десятка два мужиков торопливо заходят приоткрытые ворота. Подьячему стало интересно: куда это они все побежали? Он подошёл поближе...
- Эй, - крикнул здоровяк в потёртом кафтане, глядя Осипа. - Чего не заходишь?! Давай скорее! Одного тебя ждать не буду! Разом закрою ворота!