Страница 30 из 31
- А как же нам быть, Натальюшка? - ласково молвил отец, склоняя перед дочерью седую голову. - Царь он, ведь, венчанный на царство... Может, постыдятся они его...
- Не пущу! - еще громче кричит Наталья Кирилловна.
Толпа возле крыльца царского прибывала. Самые дерзкие стрельцы в хоромы царские пошли, да только верная охрана не пустила их. Скрипнули зубами разозленные бунтари и отступили. А по толпе слушок меж тем опять пополз, что не обошлось при смерти государя Федора Алексеевича без колдовских чар. Поначалу двое пошептались, потом с десяток в кружок сошлись, а ближе к полудню все в голос орали:
- Подать сюда дохтура Гадена, это он государя нашего потравил! Он три дня и три ночи зелье колдовское варил по черной книге! А потом яблоко отравленное дал откушать Фёдору Алексеевичу. Подлец!
Не меньше сотни удальцов побежали к хоромам Гадена, только самого доктора там не нашли, а вот сына докторского - Михаила на площадь Красную приволокли. Приволокли и стали бить боем смертным, только юноша вырвался от истязателей да убежал на царское крыльцо за широкие спины верных стрельцов.
В это же время Кирилл Полуэктович царевну Софью Алексеевну на дело благое уговаривал.
- Матушка, Софья Алексеевна, - кружил пожилой боярин вокруг нахмурившейся царевны, - выйди к стрельцам, скажи, чтоб не бузили. Кровушки-то сколько уж пролилось. Сходи. Попроси, чтоб больше смертоубийства не творили. Пристыди их.
- Почему я? - строго глянула на боярина царевна.
- Тебя послушают.
- А ну как не послушают? - вмешался в разговор Василий Голицын. - Не ходи, Софья Алексеевна. Злые они сегодня...
- Я сама знаю, что мне делать, - Софья Алексеевна резко поднялась с кресла и пошла к порогу.
- Я тоже с тобой, сестричка, - побежала за Софьей её сестра царевна Евдокия.
- Разойдитесь стрельцы! - громко крикнула с крыльца на гомонящую толпу царевна. - Негоже возле царского крыльца безобразничать! Вы же крест Государю целовали! - И толпа притихла. Присмирели стрельцы и даже потупились некоторые.
Тихо стало, пока не заорал из задних рядов хмельной Ивашка Сидоров - стрелец полка Циклера.
- Мы тебя, царевна, трогать не собираемся! Мы всю нечисть хотим из палат царских вымести, мать их за ногу! Чтоб тебе полегче жилось и братьям твоим. Дозволь нам дело богоугодное сделать, и Ваньку Нарышкина на кол посадить.
- И колдунов поганых, Гадена с дружком его Яном туда же! - Подхватила толпа Ивашкины речи. - Подать сюда колдунов поганых! Подать!
Вновь взволновалась многошумная толпа. Задние на передних напирают, передние же потихоньку на крыльцо пошли. Стрельцы дворцовой охраны вышли поперед царевен, бердыши перед собой наизготовку выставили, а за спинами их боярское волнение.
- Отдать им кого-то надо! - волновался, ставший на днях боярином Никита Константинович Стрешнев. - Как злому псу кость в пасть швыряют, так и им кого-то надо бросить.
- Кого? - вертел головой и таращил глаза налитые кровью Кирилл Полуэктович.
- Мишку Гадена! - крикнул кто-то из-за спины боярской. - Ему теперь всё одно не жить!
И мигом вытолкнули к бунтарями истошно орущего сына лекаря - Михаила.
- И Яна лекаря туда же! - услышал Нарышкин еще один злой совет.
Лекаря тоже швырнули неугомонным стрельцам. Ян яростно сопротивлялся и, падая, увлек за собой думного дьяка Аверкия Кириллова. И здесь же у крыльца всех троих стрельцы до смерти забили.
Свершив злое дело, стрельцы чуть-чуть успокоились, со ступеней крыльца сошли, но расходиться не собирались, продолжая орать во всё горло:
- Степку Гадена давай сюда! Гаденыша его придушили, а сам-то он, где прячется?! Пусть выйдет на разговор! И Ванька Нарышкин пусть покажется!
Иван Кириллович в это время прятался в чулане, где постельница Клушина подушки с перинами хранила. Молодой боярин дрожал средь этих подушек и шептал не переставая:
- Господи Иисусе Христе помилуй мя, Господи Иисусе Христе помилуй мя.... Господи Иисусе Христе...
Кирилл Полуэктович вновь Софью Алексеевну молит.
- Скажи им еще слово, матушка. Перебьют же нас всех. Скажи. Слушаются они, ведь, тебя.
- Уходите, стрельцы! - опять кричит царевна с крыльца высокого. - Побойтесь Господа Бога! Уходите!
- Да, мы уйдем, матушка, - орут в ответ Софье Алексеевне стрельцы. - Ты нам только Ваньку Нарышкина отдай и Степку Гадена! За государя нашего, за Федора Алексеевича поквитаться хотим!
- Завтра утром приходите! - кричит в ответ царевна, срывая голос. - Завтра! Вот мое вам слово - завтра...
- Завтра, завтра, - пронеслось по толпе. - Спасибо, матушка! Завтра!
Постояли стрельцы еще чуток у царского крыльца, и пошли немецкую слободу громить. Кто-то обещался подвал показать, где вина заморского великое множество хранится. Пока подвал заветный искали, громили всё, что под руку попадет. И прошли они по той слободе, как когда-то Мамай по Руси.
А доктор Степан Гаден, как понял, что стрельцы в немецкую слободу пошли, так встревожился неимоверно. За семью свою взволновался. Выпросил у калеки юродивого лохмотья взамен на свое справное платье с серебряным шитьем и бегом родню спасать, но признали доктора и в этом облике.
Гадена хотели на месте камнями забить, но вступился за него пятидесятник Савельев Гаврила.
- Не сметь! - рявкнул он, подняв над головой огромный жилистый кулак. - Сказано государыней царевной - завтра, значит, завтра! А пока путь в темнице под караулом посидит.