Страница 12 из 20
Церковная организация
После двенадцатого века римский католицизм столкнулся только с незначительной дополнительной конкуренцией со стороны евреев и арабов, поэтому он стал преобладать на больших участках Западной Европы. Канонический закон (легальная система церкви) начинала вытеснять гражданское право и, со временем, доминировать в нём в свободно организованных государствах и других политических организациях запада. Церковные чиновники вводили в действие законы, уважающие все аспекты решений, имеющих отношение к «предложению» различных церковных продуктов, таких как индульгенции, политическая поддержка правящих монархий и различные социальные услуги (напр., больницы, милостыни для бедных и т. д.). Сеть церковного влияния была постепенно расширена до установления брачных предписаний, торговых практик и всех разновидностей общественного и экономического поведения. Короли, принцы и аристократы были обязаны большой частью своей власти одобрению властей римской католической церкви, которые, с помощью обширной клики церковных агентов, помогали правителям оплачивать войны, поддерживать боеспособность армий и договариваться о совершении сделок. Средневековая церковь, более того, была чрезмерно богата, и она была огромным землевладельцем в течение средневекового периода. Она получала прибыли не только он добровольных взносов, но также от продаж мощей, от налогов и земельной ренты.
Организация средневековой церкви была аналогичной тому, что называется мультидивизиональной корпорацией. Эта разновидность фирмы характеризуется наличием центрального офиса, который контролирует повсеместно финансовые потоки и проводит стратегическое долгосрочное планирование (Ватикан), но допускает, чтобы отделения, как правило, региональные, имели высокую степень автономии в управлении ежедневными операциями (епархии). Папа принимал на себя обязанности, аналогичные обязанностям главного исполнительного директора, и у Ватикана был свой собственный банк (папская камера) и совет директоров (Коллеж Кардиналов). Его розничные операции были обширными и повсеместными. Первостепенная роль ватиканского центрального офиса заключалась в том, чтобы дать доктрину и догмы, относящиеся к важным принципам членства (напр., к интерпретации Священного Писания) и к сбору рент от многих его подразделений и территорий, использующих эту торговую марку. Следующими после Ватикана были структурные подразделения, имеющие разное географическое положение, местных отделений Римской Католической Церкви. Они включали в себя региональные нищенствующие монашеские ордены; монастыри, большая часть которых специализировалась на производстве (сельскохозяйственного) богатства, а не на продаже розничных услуг; и приходских священников и другого местного духовенства. Между тем, как ренты собирались на всех уровнях, главные прибыли приходили от этих структур, работающих с отдельными людьми, а не с организациями, местных церквей. Как и все хорошие корпорации, средневековая церковь внедряла политики по исполнению церковных уставов и предписывала исполнительным властям предотвращать оппортунистическое поведение с помощью своих многочисленных агентов.
Поддержание церковной монополии и доктринальных манипуляцийЧтобы защитить свой монопольный статус, средневековая церковь пыталась предотвратить вход конкурирующих религий. Еретиков церковные лидеры и члены церкви строго осуждали и остерегались. Интердикт, при котором «грешнику» запрещалось общаться с другими христианами, был одной из форм наказания. Более суровой формой наказания было отлучение от церкви, которое подразумевало тотальное отделение преступника от католической церкви и приговор к вечному проклятью, есть не будет принесено покаяние. Многие еретики погибли как жертвы крестовых походов или наводящей ужас инквизиции. В общем, средневековая церковь установила сложную систему для грешников всех разновидностей.
В попытке защитить своё доминирующее положение на рынке, средневековая церковь также прибегла к доктринальным манипуляциям с тем, чтобы увеличить спрос за свои услуги или сделать потребительский спрос более неэластичным. Одним из способов защиты от конкурирующих фирм была дифференциация продукта. В продолжение Средних Веков церковь манипулировала условиями, которые прилагались к её главному продукту, гарантиям вечного спасения. Брачные рынки, которые были, по большей части, делом светским и гражданским до установления церковной монополии, были захвачены церковью, и стали регулироваться множеством правил, которые позволяли церкви иметь некоторую степень контроля над династическими семьями – они были одной из главных угроз её автономии. Чиновники церкви практиковали разные виды ценовой дискриминации при исполнении епитимьи, при установлении брачной политики и при продаже индульгенций. Другая доктрина, которая была почти скрыта от общества, касалась ростовщичества и «справедливой цены». Когда церковь была должником, по-видимому, применялись запреты, связанные с ростовщичеством, но не когда церковь была кредитором. Подобные манипуляции распространялись на церковные правила, касающиеся церковной десятины и долгов, жалования индульгенций, посещения церковных праздников и бенефиций, которые жаловали епископам и кардиналам. Со временем, церковь продвинула свои монопольные практики настолько, чтобы поощрять доктринальные реформы, которые, со временем, объединились в то, что мы называем Протестантской Реформацией.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Теория рационального поведения позволяет понимать церковь как экономическую общность – общность, которая извлекала выгоду из увеличивающейся секуляризации европейского общества, но осознавала, что наука, технология и гуманизм, в конечном итоге, ослабят вид и форму продукта, который продавала церковь. Если «вера в Христа и христианские принципы» была бы главным вопросом, было бы трудно объяснить, как церковные чиновники могли оплачивать войну против других наций (крестовые походы) или других христиан (религиозные войны против протестантов), в гораздо меньшей степени против прочих католиков (конфликты с восточной православной христианской церковью). Более того, возникновение яростной цензуры всех разновидностей в шестнадцатом и более ранних веках также трудно разумно объяснить (напр. преследование Галилео, убеждённого католика), разве только в экономическом контексте, то есть, в контексте монополии, доминирования на рынке и доходности церкви. Экономисты, объективно рассматривающие эти политики и доктрины, видят их как примеры монопольного поведения и всего, что влечёт за собой эта модель экономической организации. Экономические анализы исторических трансформаций приближаются к предмету институционального поведения на одном из двух оснований: общественный интерес или частный интерес. Если религиозные организации, в этом случае, средневековая церковь, действовала бы единственно только исходя из интересов общества, они вели бы себя как «хорошее государство» – такое, которое обеспечивает правоверного информацией, духовными благами и общественными благами при конкурентных ценах (т. е., маргинальные издержки). Экономическое исследование поведения средневековой церкви не поддерживает этого мнения или поддерживает его в очень небольшой степени.
Протестантство было другой трансформирующей силой средневековой эры. Оно возникло – в значительной степени, в северной Европе и Англии – главным образом, как ответ на оппортунистические практики официальной церкви. Чистым результатом было ослабление влияния римской католической версии христианства в Европе. Некоторые великие учёные прошлого черпали силу в новой вере, которая стимулировала и поощряла подъём капитализма (напр., Макс Вебер). Сторонники этого мнения утверждали, что атака католической церкви на чрезмерное «зарабатывание денег» (древняя идея, как мы видели в настоящей главе), на науку и на свободомыслие замедлило развитие либерального капитализма в том виде, в котором он был воспринят Адамом Смитом и классическими писателями. Их мнение далеко не универсальное. Другие писатели выдвинули обоснованный довод о том, что католическая церковь, несмотря на свою догму и доминирование на рынке, поощряли экономическое развитие, а не замедляли его. В общем, исторические причины для возникновения либерализма сложные и разнообразные и, при такой временной дистанции, их, возможно, никогда не удастся понять полностью. Мы должны снова поднять эту проблему в следующей главе, в которой мы рассматриваем ещё один идеологический и исторический довод в пользу упадка авторитарных экономик и возникновения экономического либерализма.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})