Страница 21 из 23
– Ума не занимать святейшему, а вот поди – должно, ревность и умника дураком ставит?.. – Поглядел на свои лапы боярин, подумал: «Такими клещами только медведей брать добро, жену, да еще любимую, да еще умницу… нет, патриарх, нет!.. А ну-ка, поглядим, как там полоняник?» Боярин встал.
Зюзин, хмельной, но твердо и тяжело стоящий на ногах, вошел в безоконный подклет к медведю. Было темно и вонюче, только калеными угольками горели в темноте глаза зверя.
– Гой, доезжачий!
– Тут я, боярин!
– Огню дай, да прихвати кожаные рукавицы с завязками у пястья, да чуй – гуж сыромятной дай!
– Даю, боярин!
В синем кафтане, зеленеющем от огня двух факелов, в иршаных желтых сапогах осторожно вошел малобородый доезжачий. Он воткнул факелы, вонявшие копотью, за жердь, приколоченную к стене с зарубами для гнезд огню. Подал боярину, вытащив из-за кушака, рукавицы и длинный гуж. Медведь зарычал, звеня цепью, встал на дыбы.
– Берегись, боярин, ударит зверь!
– Крепко бьет?
– Да зри – пол выдрал корытом, ежедень щепу отгребаем, уносим…
– Ты, советчик, поди к столу, где ел я, мясо там есть и кости – неси сюда!
Доезжачий где-то прихватил решето, в решете принес кости с кусками баранины. Боярин натянул на руки кожаные рукавицы, шагнул к зверю и крикнул:
– Го! – сунул зверю кусок мяса.
Зверь поднял лапу ударить и опустил, фыркнув носом, жадно схватил кусок, сглотнул не жуя.
– Го, – другой кусок протянул боярин.
Зверь схватил кусок уже не так быстро и жадно, потом переданные в решете кости выбрал лапами, как человек, дочиста, иные грыз, иные проглотил не жуя.
– Филатко! Скажи Тишке, чтоб кормил зверя, – голоден! – и пить ему в корыте ежедень давать…
– Он, боярин, когда наестца, то озорничает, – ответил доезжачий, – пол рвет, рычит да цепью брякает на весь дом, чует, что собаки на псарне заливаютца, и пуще тамашится… сторонись – ударит!
Медведь занес лапу, ударил, боярин отвел удар. Зверь разозлился и быстро снизу вверх мазнул лапой, но боярин и этот удар отвел.
– И-и… ловок, боярин!
– Ты что же, скотина, не зришь хозяина?! – Боярин разозлился. В злобе Зюзин был дик, зорок и быстр. Он сдернул с плеч кафтан прямо в навоз на полу, взмахнул гужом перед глазами зверя, зверь присел, отвернул морду, а Зюзин уже сидел на медведе верхом. Медведь еще ниже присел и засопел злобно.
– Гей, Филатко, подразни его!..
– Ужо, боярин! Я рогатиной… – Доезжачий вывернулся из подклета.
– Годи да жди! Он те в то время переест руки, ноги… – ворчал боярин, вдавливая гуж в пасть зверю. Вдавив, завязал узлом на шее сзади.
Доезжачий пришел с рогатиной. Боярин, косясь на него и загибая упрямую лапу зверя, надел рукавицу, затянув ремень запястья.
– Ослоп принес на черта! – Загнул другую лапу медведя, сделал то же. Потом отошел спереди, взял за цепь, поставил медведя на дыбы. Обхватил свободной рукой зверя, сказал:
– Будешь ужо и хозяина почитать! Филатко, зови парней – выгрести навоз и соломы чтоб…
Боярский кафтан подняли, навоз выгребли, настлали соломы, принесли корыто с водой…
– Уберись! С цепи спущу!
Зверь дрожал и злобно вертел головой, чая себе беды.
Холопы ушли. Боярин с цепи не спустил медведя, но гуж с него развязал и рукавицы сдернул.
– Ништо! Так мы с тобой повозимся, будем приятство вести, тогда с цепи спущу, плясать заставлю…
Доезжачий, стоя у двери, глядел, и странно и страшно казалось ему, что зверь боярина не ударил и зубом не тронул, а только косился, ощерялся, как собака.
И еще доезжачий про себя смеялся – боярин ушел из подклета весь обвалянный медвежьим навозом, шерстью тоже. На дворе Зюзин заорал во всю глотку:
– Холопы! Баня как?
– Готова баня и пар налажен, боярин! – ответил чей-то голос в узкое окно повалуши.
И еще вопросил боярин:
– Сорочка и рухлядь чистая есть ли?!
– Все есть – мойся на здоровье!
– Чтоб парельщиков, да смену им сготовить! – И про себя сказал: – Эх, сегодня запарюсь до ума решения!..
Боярыня Малка знала повадки мужа: когда разозлится на нее, то либо на охоту уедет, или уйдет на псарню. Забавляется со псами до глубокой ночи, а после в баню залезет и там же, в бане, заночует до утра. Квасу ему туда носят со льдом, а то и меды хмельные, тоже стоялые на льду.
Боярыня, как лишь смерилось и зазвонили ко всенощной, покликала сватьюшку. Так прозвали сенные девки приживалку в доме боярина Зюзина.
Когда явилась сватьюшка, боярыня угнала девок к себе.
Сватьюшка играла роль добровольной дурки (шутихи). Она же по торгам и людным улицам собирала всякие вести – боярыне пересказывала. Одета была сватьюшка в кармазинный темный армяк, шитый по подолу кружевом золотным, а по воротнику и полам – шелками в клопец и столбунец[86]. Под армяком – саян на лямках, усаженных соврулинами голубыми. Саян черной, плисовой. В шапке – вершок шлыком, а на маковке вершка – бубенчик серебряный.
– Сватьюшка, что я тебе молвю…
– Не ведаю, боярыня светлоглазая…
– Прискучил мне муж мой богоданной, укажи – что делать?
– Ой, боярыня, чай, сама ты без меня лучше ведаешь, что делать… только молвю: пора ему, медведю мохнатому… тьфу ты!.. говорю неладно… пора прискучить… Жену мало знает – зайцев гоняет да девок в избы загоняет, золотом дарит и с любой спит…
– Ну так вот! Наглядела я молодца из окна с крыльца – хочу с ним любовь делить…
– Ништо! Сердце зори, да не проспи зари, боярыня!
– Ох и хитрая ты! У тебя слова краше моих – укладнее…
– С зарей, светлоглазая горлица, люд честной шевелитца, поп отзвонил да за питие садитца… Помни, дочь, ночь, любовь через край не пей… к дому поспей… утречком, ежли придет боярин с охоты, о жене заботы… грабонет да глянет, чтобы постелька была нагрета – вот те все спето!
– Ох, все-то она понимает… Сватьюшка! Дай-ко мне вон там из сундука, что под коником[87] стоит, кованой, чернецкую одежу. Черницей наряжусь, куколем черным кику закрою, да башмаки черные, мягкие дай…
– Все подам, боярыня, окручу, обверчу – только личико умыть потребно, черницы, горлица, не белятца, не вапятца, под глазками подчерним да тоненько угольком морщинки намажем…
– Нет, сватьюшка! На ворону походить не мыслю… в сутемках сурьму кто разберет?..
– Твое то дело, разумница… учена от меня и будет! Давай-ко крутиться, рядиться…
– Еще вот там, у зеркала, в ящичке, сватьюшка, патриарший змеевик[88], византийской с архангелом, подай, а то забуду… и неравно стража, а мне Кремлем идти.
– А пошто он страже надобен?
– Знак патриарший… стража знает его, не удержит… Проводи, ключи есть у тебя, запри дверь… у меня два ключа, к своей и патриаршей палате…
– Поди, поди, моя светлоглазая… Надо ежели, то постерегу… Помочь раздеться?
– Ну… разденусь сама – не пекись…
– Да будет тебе, моя горлица, пухом дорожка укладена…
Боярыня ушла задним крыльцом. Сватьюшка заперла за ней дверь на ключ, подымаясь обратно лестницей, думала: «Муж за делами да забавами… молодой, пригожей пошто тайком не погулять… И царевны наверх, уж крепко их держат, а чернцов да уродов зовут в рядне, в веригах, скинут рубища да хари писаные, глянь – под ними молодцы – веди в терем!» Потрепала себя шутиха за бородавку большую на подбородке и тихо вслух сказала:
– А коя боярыня явно мужа в блудном деле сыщется, той плетка по телу холеному…
Боярыня дверью под крыльцом вышла, прошла дверкой сквозь тын… На дворе в дальнем углу залаяли собаки и скоро утихли.
На ширине кремлевской площади боярыне жарко сделалось.
Она потрогала на груди под покрывалом змеевик: «Недаром тебя византийцы сочли талисманом… он, он горячит…»
За Кремлевской стеной, в стороне Москвы-реки, далеко полыхал пожар – мутно розовели главы кремлевских церквей, зубцы стены то рыжели, то вновь становились черными.
86
Столбунец – вышивка особого узора.
87
Коник – конец лавки.
88
Змеевик – плоский медальон: с одной стороны – архангел, с другой – змеи.