Страница 21 из 29
Редакцию он пронял трактатом о небесной любви к Серёжке. Как щедро природа наградила его любовью к собственным отпрыскам!
Эффект был бы солиднее, не оставь Николай в тени Мишку.
Он плюшевый? С ним Серёжка отводит душу?
Увы!
Это не игрушечный медвежонок, а маленький гражданин, первенец Колючкина. И живёт он далеко за Уральским Камнем. С «мамой Тамарой».
Вспомнил, Николушка, первую жёнушку?
Вот и слава Богу!
Слава-то Богу. А я рисуй ответ.
«Нравственный, вразумительный, правдивый».
Подарить с автографом солидный трактат об ответственности молодых за благополучие семьи? Поплакаться, как трудно быть супругом? Заострить внимание юной общественности на знании основ любви и призвать молодят не хватать счастье на лету? Тем более, когда ты в двухнедельном отпуске, в трёхдневной командировке или в краткосрочных бегах от супруги.
Всё это пустяки?
Но они имеют прямое касательство к тому, что в Дрёмове каждый десятый пеструнец входит в мир без отца.
Грустные плоды счастья напрокат…
17 октября 1965
24 декабря. Эхо «Жены напрокат»
Гулюшка жена, уже единожды мамка, по-чёрному разгулялась.
Я и накрути про неё этот фельетон «Жена напрокат».
Ан сама «Правда» против.
Слишком дерзко подана деликатная тема!
Критика в «Правде» – дело святое, божеское. Раз погрозила кому сама «Правдесса» – критикесса трупным пальчиком – берегись! Как уж заведено, лучше сразу бери под козырёк. Кайся. На ходу перевоспитывайся.
И тут же сигнализируй наверх о своих новых соцобязательствах в свете окрика «Правды».
«Молодой коммунар» так и сделал.
Взял. Покаялся. Признал. Просигнализировал.
То есть.
1. Перепечатал из цэковки критику.
2. Признал критику полностью и безразговорочно.
3. Всенародно просигнализировал, что подобного себе больше не позволит. Ни-ни!
А не сделай это «Молодой…», наш редактор Волков мог бы и не усидеть в своём креслице.
Формально всё скроено тип-топ. Не подкопаешься.
Это по форме. Для верхов.
А на самом деле?
Евгений Волков был большой умница.
Всегда чутко прислушивался к дорогим советам «Правды».
Только поступал наоборот.
На летучке он сказал:
– Битьё в «Правде» – прекрасно! Мечта всякого пишущего! С битья в «Правде» начинается всеобщее признание. Так что, Толя, я поздравляю Вас с успехом! Раз «Правдуня» лягнула – значит, это высшего пилотажа материал! А за это надо хвалить!
Похвалил на редакционной летучке.
Осчастливил премиальной поездкой в Ленинград:
– Напишите приличный материал про Ленина в розлив. Пардон, про Ленина в Разливе. Смотрите. Что интересней получится, то и пишите.
И в начале января, когда день прибыл на куриную ступню, я с группой тульских туристов поехал на автобусе в северную столицу на шесть дней. Отчитался за поездку весёлым репортажем «Шесть дней подряд и все праздники».
1966. Январь.
Перед дипломом
На преддипломный отпуск я приехал к маме в Нижнедевицк.
Я подсел к ней на койке в кухоньке. Мама ещё лежала.
– Ма! У Вас вон на окошке стоит цветок. Как его зовут?
– Кто звёздочкой, а кто дурочкой.
– Почему?
– А цветёт он всё время. Дурочки всегда цветут!
– Ма… Раньше я не замечал, что лежите Вы как-то странновато. Ноги не выше ль головы? Сидя лежите?
– Да почти…
– И чего так?
– Да сетка забастувала подо мной. Обленилась вся… Провисла чуть не до полу.
– Это исправимо.
В сарае я нашёл моток проволоки, схватил койку с боков. Сетка уже не так сильно провисала.
– А лучше и не треба, – сказала мама. – По науке в самый раз.
– Это ещё какая наука?
– У меня заниженное давление. И врачица подсоветовала на ночь шо-нэбудь класть под ноги, шоб они булы каплюшку повыше головы. Сетка раньче меня сообразила, провисла и ничо не трэба кидать под ноги.
– Гм… А Вы помните, как я в первом классе учил Вас грамоте?
– Я щэ трошки поучилась бы…
– Так будем учиться?
– Буду. Читать я хочу… Писать тебе письма сама хочу…
– Ну, – подал я ей газету, – почитайте заголовки покрупней.
Мама засмеялась и в испуге сжалась. Глянула ещё раз на газету, зарделась и отвернулась.
– Ну чего же Вы?
– Буквы я прочитаю… А как сложить их в слово? Не получается…Чудное слово у меня выходить и сказать стыдно. Було б мало буквив, я б сложила… А так… Они у меня не укладываются вместе…
– В одно слово?
– Ну да…
– Уложим! Вот пойду куплю букварь и будем учиться!
Я сбегал вниз, в центр села. В книжный магазин.
Букварей не было.
В грусти возвращаюсь.
И вижу: два чумазика барбарисничают у нас.
В кухоньке на столе наше сало, их четвертинка.
Мама старательно подживляет аликов:
– Йижьте сало! Шо ж вы даже не попробовали?
Питухи оказались вежливыми. Пригласили меня выпить с ними.
– Мне врачи не велят! – холодно буркнул я и прошёл в другую комнатку.
Политруки[57] тут же и убрались.
– Ма! Это что за пиянисты были?
– Та я откуда знаю? Прости люды… Шли мимо, стучат в окно: «Не найдётся ли пустого стаканчика?» Я и кажу: «Та шо ж вы навстоячки да на улице? Заходьте у хату».
– Молодцы!
– Та хай выпьють! Шо мне стола жалко? Сала подала…
– Доброта хороша. Да не к алкашам!.. Ну да ладно. Проехали… Забыли… В книжном нет букварей. Но учиться мы всё равно будем!
– Будэмо, – подтвердила мама. – Читать я люблю. Як две-три буквы – учитаю слово. А як нацеплялась их цила шайка – я сразу и не скажу слово. Если перечитаю по одной буквушке… Цэ довго…
– Словом, надо учиться. Когда начнём?
– Тилько не зараз. Зараз холодно. И я ничо не запомню. Та и зараз некогда. Вот посадим картошку… Будэ тепло… Вот тоди и засядэмо мы с Толенькой за учёбищу… Та я, сынок, и сама занимаюсь. Я тоби зараз покажу, шо я за зиму написала…
Из ящичка в столе она достала измятый листок и подала мне:
– Сама писала. Безо всякой чужой всепомощи. Особо я люблю писать слово часнок…
Чеснок – шесть ног…
25 марта 1966.
Поход в гусёвку
В шесть утра пошли мы с мамой за картошкой в Гусёвку к одной тётушке.
У её погреба валялась ржавая, с дырками, немецкая каска.
– А из другой, нехудой, я кур пою, – сказала тётушка. – Врыла в землю, налью воды, и курочки попивают, важно задирая клювы. У-у, эти гады фашистские густо разбрасывались своими головами, – глухо проговорила тётушка, глядя на прогнившую каску.
Тётушка одна за три дня убрала двести пудов картошки. Заболела. Операция. Не может теперь поднять пустого ведра.
Себе в мешок мама всыпала два ведра картошки.
Я хотел нести три ведра.
– Мужику надо вдвое больше таскать, – сказала тётушка. – Он свой вес унесёт.
Я взял четыре ведра. И легко нёс. Уверил себя, что хватит сил.
Наша сила зависит не от наших мускул, а от веры в свою силу. Чем больше веры, тем больше силы.
30 апреля. Гуляки
Митя получил сто рублей премии и бежит с нею домой. Навстречу мама.
Митя рванул в кусты. Испугался, что премию отнимут?
Но уже через час, обнявшись со Степаном, гудели дуэтом у винного магазина:
Бросили это, затянули другое:
57
Политрук – пьяница.