Страница 25 из 31
На улице показались две ватаги деревенских ребят, одна гнала другую. Варя тут же распознала Нину главарём догоняющих.
– Нинка! – крикнула Варя дочке.
Та, тяжело дыша, остановилась, а увидев маму, побежала к ней, на прощанье погрозив кому-то кулаком. Ребята из её шайки тоже остановились, с досадой глядя на удирающих. Вместе с Ниной они были в преимуществе, а без неё расстановка сил резко менялась, продолжать потасовку не имело смысла.
Нина замерла на полпути, словно видела маму впервые. Красивая, с причёской, в нарядном голубом платье и туфлях, она стояла под руку с Волковым, как все его звали в деревне.
«Чего это она… вырядилась?» – разные догадки лезли в Нинину голову, она остановилась в нескольких шагах от мамы, не подходя близко.
– Чего?
– Зови Сашку, у меня сегодня выходной, обедать вместе будем, – сказала Варя. – Праздник у нас сегодня, – Варя сделала шаг вперёд к Нине, но та отступила. – Олег на баяне28 сыграет.
– Что ещё за праздник?
– Дак расписались мы, – сказала Варя и улыбнулась, будто смущаясь собственной дочери.
– Поженились?! – Нина покраснела и сжала кулаки. – А как же Сашка?!
– А что Сашка? – удивилась Варя.
– Как что?! Он же сказал, что уйдёт!
– Дак это он сгоряча, Нин, это пройдёт. Маленькие вы ишшо, не понимаете. От поживём все вместе, под одной крышей, пообвыкнетесь друг к дружке-то.
– Это мы – маленькие?! Это мы не понимаем?! – возмутилась Нина. – Да мы… Да Сашка… Да весь дом только на нём и держится!
– Тебе мать что сказала? – вдруг медленно, басом проговорил Олег. – Позови брата. И чтоб дома были через полчаса оба.
– Я не знаю, где он, – огрызнулась Нина.
– Дважды повторять не буду.
Нина не смогла поднять глаза. Даже отец так с ней никогда не разговаривал. Её затрясло, внезапно возникшая ненависть вдруг наполнила её целиком. Но что ещё хуже – страх. Первый раз в жизни она чувствовала страх. Какой-то животный, липкий и холодный, странно тянущий низ живота. Нина смотрела в землю так, словно пыталась пробуравить её до самого ядра. С трудом поборов желание съязвить, она развернулась и пошла прочь.
Варя хотела было что-то крикнуть дочери вдогонку, но Олег резко дёрнул её за рукав:
– Не надо. Пусть привыкает к порядку. Вконец ты их разбаловала. Знаю таких, сам такой же. В морду плюнешь – драться лезет. От безотцовщины всё это. Ну ничего, я их подрихтую.
Варя промолчала.
Олег притянул её к себе прямо на улице, крепко поцеловал в губы и, немного расслабляя хватку, уверенно произнёс:
– Они меня полюбят, вот увидишь. Заживём, Варюха, заживём.
Когда Нина вернулась домой и зашла на кухню, отчим играл на баяне, мама, раскрасневшаяся, со счастливой улыбкой, толкла вареную картошку. Оба тут же остановились и посмотрели на неё.
– Обедать же звали, а время ужина поди-тко, – начала мама.
– Обыскалась его, только сейчас нашла. Он у деда Ивана, сказал, что там останется, – ответила Нина.
– Как это останется? – по голосу было слышно, что мама расстроилась.
– Не знаю я, сказал ― там останется, что я могу сделать? – грубо ответила Нина. Её коробило от присутствия Волкова, и опять эти странные тянущие ощущения в животе, хотелось побыстрее уйти с кухни.
«Неужели он здесь будет ночевать?! Хоть бы он ушёл. Да побыстрее».
– Ты с матерью так не разговаривай!
Вдруг в кухне повисла тишина. Варя не ожидала такого от Олега, но не ожидала она этого и от Нины с Сашкой.
– Олег, пошто ты кричишь-то? – вступилась Варя. – Ладно, схожу к деду Ивану за Сашкой. Нинка, ты покамест, садись, покушай. И младших зови исть-то.
– А ты не меня, а её поправляй, – рявкнул тот. – И никуда ты не пойдёшь за Сашкой. Ишь, ещё чего не хватало: мать за сыночком бегает! Это он на коленях перед тобой должен стоять за хлеб, за крышу над головой! Чтоб я не слышал такого больше!
– Я не голодная, – наврала Нина, несмотря на то, что целый день сначала носилась на улице, а потом разговаривала с братом, уговаривала его вернуться домой. Кроме скудных варёных картофелин на завтрак в её животе целый день ничего не было.
– Это хорошо, что неголодная, остальным больше достанется, – ухмыльнулся Олег, в упор разглядывая Нину. – Сегодня, значит, без ужина.
Она промолчала и направилась из кухни в комнату.
– Нина, погоди чуток, – остановила её мама. – Чего сказать хотела: Олег-то севодни переехал к нам и будет жить с нами.
Нина молчала, ей хотелось только одного: уйти. Она сверлила дверь в горницу взглядом, словно в ней было спасение от маминых слов, впивающихся в сердце. Нина не могла, не хотела верить в то, что говорила мама. Та словно не слышала ни сейчас, ни раньше того, что ей сказал Сашка. Она слышала только себя.
– Значит, на Сашку тебе наплевать? – спросила Нина, взявшись за дверную ручку.
– Пошто ты такое говоришь-то? Как это мне наплевать? – спросила мама.
– Как пошто? – Нина резко повернулась. – Ты что, не помнишь? Сашка сказал, если этот в дом придёт – Сашка уйдёт.
– Что? «Этот»?! Как ты меня назвала? – Олег вскочил с табурета. – Ты как со мной разговариваешь, шмакодявка?! Молоко ещё на губах не обсохло! – он шагнул к Нине, но Варя успела встать между ними.
Нина вся кипела.
«Сам шмакодявка… Мой брат ушёл из-за тебя. Ну, посмотрим, что ты сделаешь! Ну, попробуй, ударь! Попробуй! Мама сразу тебя вышвырнет из дома!» – мысли лихорадочно завертелись в голове.
– Он же тебе говорил! – крикнула она матери, чувствуя, как её голос буквально клокочет от злости.
– Дак то ж, – Варя стояла между ними, испуганная, растерянная, и нервно теребила полотенце. – Я-то думала, это он так, несурьёзно, по-мальчишески…
Нина закусила губу. Она не могла больше ругаться с мамой. К горлу подступил ком, не давая вздохнуть. Она отвернулась, чтобы спрятать накатившиеся слёзы.
– Мы давно уже не дети, – буркнула она и с силой рванула ручку двери так, что ударила себя по плечу, но, не обратив внимания, вышла из кухни в горницу.
– Это так ты детей настроила? Это что, это я-то «этот»? – Олег не мог найти себе места.
– Тише, тише ты… Не кипятись. Это она сгоряча… Не подумав… Она такая у нас, хлёсткая, за словом в карман не полезет…
– Ты что её защищаешь? Ты не понимаешь, что ли, что ты их избаловала вконец?
– Дак это, конечно, избаловала… Они без тятьки шесть годков ужо как… Мне ж некогда за ними смотреть… Вот и растут сами по себе, дак, видать, и избаловались…
– Подумаешь, без отца шесть лет! Зато с мамкой! Сытые! Под крышей! Я всю свою жизнь беспризорник, без отца и матери! Да я, да я за такую жизнь, как у них, – всё бы отдал! Нет, я не понял? Старший твой, что? Условие поставил: или я, или он? Молокосос…
– Да не кипятись, Олежечек, потолкую я с ним завтрева же, он и вернётся. Они у меня хорошие… Трудолюбивые… Горячие, правда… К свободе привыкли…
– Я им крылышки-то быстро пообломаю… Поговорят мне ещё… Ишь! Я им покажу «этот»!
– Дак ладно тебе, дети же они ишшо. Остынь… Пообвыкнут, притрутся. Глупые же ишшо. Какой с них спрос?
– Ты мне зубы-то не заговаривай! Глупые! Никакие они не глупые, вон как соображают! Старшему-то твоему – пятнадцать? Я в пятнадцать уже первую ходку сидел, такого навидался, мама не горюй. Водка есть?
– Водка-то? – Варя растерялась. – Кажись, была где-то.
– Ну так неси давай!
Варя не осмелилась перечить новоиспечённому мужу, пошарила на верхних полках, нашла поллитровку, выставила на стол перед Олегом:
– Вот, для рабочих припасла… крыльцо надо… – сказала она робко.
– Чё стоишь-то? Стакан дай!
Варя суетливо принесла стакан.
– Как же так… Олег… Ты же сказал, что завязал?
Олег налил водки до краёв, залпом выпил, занюхал рукавом:
– Завязал. До сегодняшнего дня. А сегодня – развязал, как твоих зверят увидел.
У Вари всё опустилось, казалось, земля поплыла из-под ног. Она села.
28
Баян – русская ручная гармоника с клавиатурами по обеим ее сторонам. Издает звуки за счет движения мехов.