Феникс

Это был быстрый поцелуй. Не из тех сладких и чувственных, которые он обычно мне дарил. Но и обстоятельства не располагали к повышенной страсти.

— Ничего не говори, Ирс. Ты все уж сказала. Давай я заберу тебя после работы… — он тут же сам осекся. Эх, блин, не заберу. У меня съемка до вечера.

— Давай я позвоню тебе вечером, — предложила я, боясь, что он сейчас просто прикует к себе и не отпустит. Волнительная перспектива, но мне не хотелось пороть горячку.

Он смотрел на меня так серьезно и долго. Видно было, что борется с желанием сейчас же утащить отсюда, чтобы наверстывать упущенное. Но здравый смысл победил.

— Ладно, — согласился Гоша. — Завтра выходной?

— Завтра выходной, — подтвердила я.

— Завтра ты с нами. Днем со мной.

— Посмотрим, — проговорила я еле слышно, но уже мысленно согласилась. — дай мне немного времени подумать. Пожалуйста, Гош.

— И думать нечего, — опять заупрямился он. — Но если тебя эта ночь спасет, то меня скорее доконает.

Я тихо засмеялась. В этот момент к комнате подохши новые желающие поиграть, и мне пришлось вернуться к работе.

— До созвона, — бросил Гоша, поняв, что пора оставить меня. — Очень жду.

Я проводила его взглядом и принялась записывать нового посетителя комнаты.

Ближе к концу смены я снова начала впадать в депрессию и жалеть, что раскрылась перед Феновым, а потом еще и уступила ему, снова поверив, что у нас моет получиться. Гоша, словно почувствовал, позвонил, едва моя смена закончилась.

— Я же забыл сказать, малыш. Проверь баланс на карте. Тебе должны были упасть деньги за фотографии. И у меня есть финальный вариант. Очень круто вышло. Приезжай, посмотрим вместе.

— Ты за этим и приходил? — догадалась я.

— Угу, — покаялся Гоша. — Но едва тебя увидел, память отшибло.

— Мог бы позвонить, тогда бы не пострадала твоя память, — развеселилась я, лечась его голосом от тоски и неуверенности.

— Мог бы, — согласился Гоша, — но меня больше устраивает то, что случилось вследствие амнезии.

Я засмеялась в трубку. Он тоже хмыкнул.

— Люблю тебя, Ирс. Пошел работать.

— И я тебя, — выдохнула в ответ, поражаясь, как приятно и просто говорить ему это.

Отбив звонок, я стала всматриваться в номера автобусов, чтобы поехать домой. Хотелось прийти, поесть, позвонить Гоше ближе к ночи и лечь спать, чтобы завтрашний день пришел быстрее. Но моим мечтам не суждено было сбыться.

Глава 21

Едва я подошла к дому, сразу почувствовала, что-то не так. Свет горел на кухне. Обычно папа обитает в гостиной, даже ест там. Дом встретил меня звенящей тишиной, что еще раз подтверждало опасения.

— Пап, — позвала я, а у самой сердце застучало.

Он у меня не старый и крепкий, не считая язвы, но всякое может быть.

Ответом мне снова была тишина. Не раздеваясь, едва живая от страха я прошла в кухню, уже готовая увидеть отца на полу, без сознания, вспоминая, как позвонить с мобильного в скорую.

Но мой молчаливый отче сидел за столом, спиной ко мне, и крутил стопку с водкой. Бутылка стояла рядом.

— Боже, как ты меня перепугал, — проговорила я тихо. — Па, ну разве так можно? Почему не отвечал?

Он развернулся и мазнул по мне взглядом, а потом опрокинул водку в горло.

— Пап, — позвала я опять. — Ты хоть ел? Чего за повод для выпивки в одиночестве?

Он встал из-за стола, и я увидела, что на нем лежат фотографии. Мои. И Гошины. Наши.

— Боже мой, — выдохнула я. — Что? Откуда это?

Отец усмехнулся недобро.

— Да, мне тоже хотелось бы знать. Откуда у тебя, Ирсен, такие фотографии. Никак дружок-наркоман развел?

Я лихорадочно стала собирать снимки. Они в принципе были не особенно откровенные. Гоша всегда снимал так, что в кадре не было видно груди или лобка, но его фото всегда были интимными, очень личными. И да, чаще всего, я была на них голой.

Кровь прилила к голове. Наверно, я пылала, как светофор, пока хватала фотографии со стола. Они красивые. Мы на них красивые, но не для моего отца, конечно. Он был в шоке от увиденного.

— Я думал, ты с бандитом связалась, а оказывается, все еще хуже. Ирсен, как ты могла? Он же может выложить это в интернет. Хоть сейчас. Не говоря уже о том, что будет после того, как вы разбежитесь.

— Ты не должен был смотреть, па — прохрипела я, почти плача. — Это личное.

— Твое личное легко стало общественным. Или тебе плевать? Тоже села на какую-то дурь вместе с этим..? М?

— Ты бредишь, пап.

— Ах, это я брежу? Покажи руки! — потребовал он, срываясь а крик.

Я не собиралась ничего ему показывать и пошла к себе, прижимая к груди охапку фоток. Но отец преградил мне путь и дернул за руки, заставляя отпустить драгоценную ношу. Фотографии рассыпались. Отец бесцеремонно задрал рукава моего свитера, чтобы посмотреть на вены.

Я не выдержала и сквозь рыдания закричала:

— Что ты ищешь? Следы от уколов? Так сейчас много другого дерьма, которое можно пить, вдыхать, втирать, глотать таблетками.

— Какая ты осведомлённая, — огрызнулся он, отпуская.

— Откуда у тебя фотографии?! — потребовала я ответа.

— От его тещи.

— Господи, — я закрыла лицо руками.

— Она сказала, что ты мешаешь ему общаться с дочерью, не стыдишься спать с ним, когда ребенок за стеной. Ирсен! Разве так можно? Это же…

— Не надо меня стыдить, пап. Я не делала ничего плохого. Серьезно, ты готов думать обо мне всякие гадость только потому что эта старая стерва принесла тебе фото? А ты спросил, откуда она их взяла?

— Сказала, что висели на стене. Он бессовестный и тебя такой сделал. Хоть бы ребенка постеснялись.

Я задохнулась от возмущения. Да у Гоши в кабинете висели мои фотографии. Те, что он делал в студии, крупный план, портрет, без намека на ню, а остальное в распечатанном варианте не видела даже я. Похоже хранил где-то в столе или в комнате. Представив, как Анфиса рылась в его вещах, я едва сдержала тошноту. И эта женщина считает меня бессовестной гулящей девкой!

— Вообще, что я хочу от наркомана, расписанного под хохлому, — не унимался отец. — Бестолковый дебил. Где твои мозги, дочка? Мало было одного придурка, ты нашла совсем конченого. Он судимый ведь, сто процентов! Ты хоть понимаешь..?

— Хватит, пап. Ты не знаешь его. Понятия не имеешь, какой он. Разве можно судить о человеке, если даже не знаком?

— Мне еще знакомиться с ним не хватало!

Я призвала на помощь остатки здравого смысла и терпения.

— Гоша, он замечательный, правда. Ты сразу поймешь, если…

— Никаких если, Ирсен. Ноги этого клоуна не будет в моем доме. И тебе запрещаю с ним общаться, поняла?

— Что? — не поняла, если честно.

— Что слышала. Бросил он тебя? Вот и славно. Заканчивай эти сопли, и больше е смей с ним видеться.

— Это не тебе решать, — процедила я сквозь зубы. — Я взрослая уже.

— Пока ты живешь в моем доме, я буду решать за тебя. Поняла?

Прикрыв глаза, я втянула носом воздух, шумно выпустила через рот.

— Поняла, — проговорила почти спокойно.

Я присела и подняла пола фотографии, сложив их кривой стопкой. Не удостоив больше папу и взглядом, прошла в свою комнату.

Ненавижу, когда мне ставят ультиматум, приказывают и заставляют. Он со мной двадцать лет живет, должен был понимать. Я так точно знала, что не смогу терпеть подобное.

Вытащив из шкафа спортивную сумку, закидала туда белье, джинсы, платье, пару свитеров, рубашку, пижаму, косметику.

Ни минуты лишней не проведу в этом доме. Вытирая нос тыльной стороной руки, я чудом вызвала такси через Яндекс. Бросила в сумку учебники из университетской библиотеки, тетради. Я вытерла слезы, но глаза снова затуманило пеленой. Последние силу уходили, чтобы не разрыдаться в голос. Сверху положила фотографии.

Телефон пискнул, оповещая, что такси у дома. Я рванула к двери. Отец увидел и выбежал за мной на мороз.

— Ирсен! — зарычал он мне в спину. — Ты чего вытворяешь?