Страница 3 из 90
Моему Попо, довольно напуганному смелостью вождения шофёра, тоже было любопытно, что за женщина прячется в слишком большой униформе и шляпе охотника на медведей. Он не являлся человеком, легко поддающимся порывам чувств, и если ему в голову и пришла мысль соблазнить Нини, то сразу же её отбросил, сочтя нелепой. В свою очередь, моя Нини, которой терять было нечего, решила завоевать астронома ещё до окончания его лекций. Нидии нравилась его замечательная кожа цвета красного дерева — она хотела увидеть тело Попо — и ей представлялось, что у них много общего: у него астрономия, а у неё астрология, а это, по её мнению, было почти одно и то же. Она подумала, что они оба приехали издалека, чтобы встретиться в данной точке земного шара, поскольку так сошлись звёзды. Уже тогда моя Нини жила по гороскопу, а не полагаясь на волю случая. Прежде чем взять инициативу и неожиданно напасть на Попо, Нини выяснила, что он холост, в хорошем экономическом положении, здоров, и всего лишь на одиннадцать лет старше её. Хотя на первый взгляд она могла бы показаться его дочерью — при условии принадлежности к одной расе. Годы спустя мой Попо, смеясь, рассказывал, что, если бы она не нокаутировала его в первом же раунде, он всё ещё был бы влюблён в звёзды.
На второй день профессор сел на переднее сиденье, чтобы лучше разглядеть своего водителя, и она дала ему такую возможность, несколько раз проехав по городу. В тот же вечер, покормив и уложив спать сына, Нидия сняла униформу, приняла душ, накрасила губы и предстала перед своей жертвой под предлогом возврата забытой в машине папки, которая вполне могла быть передана на следующее утро. Моя Нини никогда не принимала такого смелого любовного решения. Бросая вызов ледяной метели, она всё же приехала к зданию, поднялась в номер, перекрестилась для поднятия духа и постучала в дверь. Была половина двенадцатого, когда она окончательно вошла в жизнь Пола Дитсона II.
В Торонто моя Нини жила, как заключённая. По ночам она тосковала по тяжести мужской руки на своей талии, но ей нужно было выживать и растить сына в стране, где она всегда будет иностранкой, — на романтические мечты не оставалось времени. Смелость, которой она была вооружена той ночью, чтобы добраться до двери астронома, испарилась, едва он открыл её — в пижаме, сонный. Они смотрели друг на друга полминуты, не зная, что сказать, поскольку он не ждал её, а у неё не было никакого плана. Потом Пол пригласил её войти, удивлённый тем, как эта женщина изменилась без форменной шляпки. Он восхищался её тёмными волосами, её лицом с неправильными чертами и немного кривой улыбкой, которую раньше видел лишь украдкой. Её удивляла их разница в росте, менее заметная внутри машины: на цыпочках она едва доставала до груди этого великана. Внезапно Нидия осознала, что в тесном номере царит стихийный беспорядок и заключила: этот мужчина и в самом деле в ней нуждается.
Пол Дитсон II провёл бoльшую часть своей жизни, изучая таинственное поведение звёздных тел, но очень мало знал о телах женских и совсем ничего о прихотях любви. Он никогда не влюблялся. На тот момент его последними отношениями был роман с коллегой по факультету, с которой он встречался дважды в месяц, — некой привлекательной еврейкой в хорошей для своих лет форме, всегда настаивающей на оплате половины счёта в ресторане. Моя Нини любила лишь двух мужчин — своего первого мужа и любовника, причём последнего она выбросила из головы и из сердца уже десять лет назад. Её муж был легкомысленным спутником, погружённым в свою работу и политическую деятельность, беспрерывно путешествовавшим и слишком отстранённым, чтобы замечать её потребности, а отношения с любовником и вовсе оказались неудачными. Нидия Видаль и Пол Дитсон II были готовы к любви, которая объединит их до конца.
Я много раз слышала историю любви моих бабушки и дедушки, возможно выдуманную, и решила воспроизвести её слово в слово, как поэму. Мне, конечно, не известны подробности того, что произошло в ту ночь за закрытыми дверями, но, зная их обоих, я могу это представить. Открыв дверь этой чилийке, мог ли мой Попо предположить, что он стоит перед важным выбором и что выбранный путь определит его будущее? Нет, конечно, эта пошлая мысль не приходила ему в голову. А моя Нини? Я вижу, как она, подобно лунатику, продвигается между брошенной на пол одеждой и полными окурков пепельницами, как она пересекает маленькую гостиную, как входит в спальню и садится на кровать, потому что кресло и стулья заняты бумагами и книгами. Он встал на колени рядом с любимой, и так они провели несколько хороших мгновений, пытаясь приспособиться к этой внезапной близости. Возможно, Нидия начала задыхаться от жары, и он помог ей избавиться от пальто и ботинок; затем они нерешительно ласкали друг друга, узнавая себя, чувствуя свою душу, чтобы убедиться, что они не ошиблись. «Ты пахнешь табаком и десертом. И ты гладкий и чёрный, как тюлень», — прокомментировала моя Нини. Много раз я слышала от неё эту фразу.
Последнюю часть легенды мне вовсе не нужно придумывать, потому что они мне её рассказали. С первого же объятия моя Нини пришла к выводу, что знала астронома в других жизнях и в другие времена, что это было лишь воссоединением и что их астральные знаки и арканы Таро совпадают. «Хорошо, что ты мужчина, Пол. Представь себе, если б в этом перевоплощении тебе бы выпало стать моей матерью…», — вздохнула она, сидя у него на коленях. «Поскольку я не твоя мать, как насчёт того, чтобы нам пожениться?» — ответил он ей.
Две недели спустя Нидия приехала в Калифорнию, таща за собой сына, который не хотел эмигрировать во второй раз, и получила визу невесты на три месяца. По их истечении она должна была выйти замуж или покинуть страну. Они поженились.
Свой первый день в Чили я провела, наматывая круги при нестерпимой и сухой жаре по Сантьяго с картой, чтобы успеть на автобус, везущий на юг. Это современный город, в котором нет ничего экзотического или живописного: нет индейцев в типичной одежде или колониальных кварталов дерзких цветов, какие я видела с бабушкой и дедушкой в Гватемале или Мексике. Я поднялась на фуникулёре на вершину горы, что является обязательным туристическим маршрутом, и смогла оценить размер столицы, которая, кажется, не заканчивается нигде, и загрязнений, покрывающих её, подобно облаку пыли. На закате я села в автобус абрикосового цвета, направляющийся на юг, на Чилоэ.
Я тщетно пыталась заснуть, трясясь от движения, под рокот мотора и храп других пассажиров. Но для меня никогда не было лёгкой задачей заснуть, особенно тогда, когда я всё ещё живо помнила свою дикую жизнь, которую вела в недавнем прошлом. На рассвете мы остановились, чтобы принять душ и выпить кофе в гостинице, посреди пасторального пейзажа с зелёными холмами и коровами. А затем мы проехали ещё несколько часов до простой пристани, где смогли окончательно размять мышцы и купить блинчики с сыром и морепродуктами у женщин, одетых в белые халаты медсестёр. Автобус заехал на паром, чтобы пересечь канал Чакао: полчаса молчаливого плавания по светлому морю. Я вышла из автобуса и выглянула за борт вместе с оставшимися окоченевшими пассажирами — они, как и я, провели много часов в плену своих сидений. Наперекор сильному ветру, мы восхищались стаями чаек, похожими на платки в небе, а также тунцами и дельфинами с белой кожей, которые, пританцовывая, сопровождали корабль.
Автобус оставил меня в Анкуде, на Исла-Гранде, втором по важности городе архипелага. Там мне нужно было сесть на другой, чтобы отправиться в деревню, где меня ждал Мануэль Ариас, но я обнаружила, что у меня пропал кошелёк. Моя Нини предупредила меня насчёт чилийских карманников и их ловкости фокусников: они любезно украдут твою душу. К счастью, у меня остались фотография моего Попо и паспорт, которые я носила в другом кармане рюкзака. Я была одна, без единого сентаво, в незнакомой стране, но, если чему и научили меня собственные же неудачные прошлогодние приключения, так это не сдаваться перед незначительными неудобствами.