Страница 45 из 51
Он резко обернулся. Короткая густая борода скрывала лицо, только глаза горели под чёрной скуфьей, словно угли на снегу. Это был не отец Сергий. Надя поскользнулась, и Данила подхватил её, оберегая живот, словно тот был стеклянным и мог разбиться от любого неловкого движения. Монах пристально наблюдал за ними, пока Надя не восстановила равновесие. Потом развернулся и скрылся за деревьями.
— Ты его знаешь? — спросила Надя.
— Мне кажется, я видел его летом… Новенький, наверное.
Глава 47. Одинокий огонёк
Собравшись с духом, Надя позвонила Марте. Та не сразу её узнала и засмеялась:
— Ой, Надюша, богатой будешь!
— Как раз поэтому я и звоню, — Надя перешла к цели звонка. — Хочу вернуть деньги, которые ты перечислила мне летом. Скажи, пожалуйста, номер счёта Глеба.
Марта хмыкнула:
— Без его распоряжения не могу. Прости.
— Так спроси его!
— Я не могу с ним связаться.
— До сих пор? — удивилась Надя. — Он ещё не вернулся из своего… путешествия?
Она хотела сказать «побега», но решила обойтись без обидных намёков.
— Нет, не вернулся, но с ним всё в порядке. Иногда он звонит и справляется, как дела, хотя по последнему разговору мне показалось, что он очень далёк от нашей московской суеты. Кстати, твой подарок я ему отправила.
Рубашку, сшитую не иголкой и нитками, а любовью и нежностью. Как давно это было — словно в другой жизни.
— А куда отправила? В Австралию или в Австрию?
— Не знаю. Из транспортной компании пришёл курьер и забрал свёрток.
— Ясно. А Глеб не упоминал, понравилась ему рубашка?
— Нет.
— А про меня не спрашивал?
— Нет. — Видимо, Марта уловила Надино разочарование, поэтому прибавила: — Ты не расстраивайся, Глеб сейчас погружён в решение личных проблем. Такое ощущение, что с ним происходит что-то важное, — переоценка жизненных ценностей, преодоление внутреннего кризиса, поиск смысла жизни. Одним словом, какая-то большая душевная работа. И, судя по всему, он неплохо с ней справляется: он стал намного спокойней и, может быть, даже счастливей.
Воображение нарисовало Глеба, сидящего под кокосовой пальмой на берегу лазурного океана, — одинокого, безмятежного и просветлённого. Просто замечательно, что он справился со своими сложностями и нашёл смысл жизни.
— А с деньгами-то что делать?
— Положи под проценты, — посоветовала юрист.
— А если я отдам их отцу Сергию?
— Это ещё кто?
— Монах местный, церковь строит.
— Нет уж, лучше под проценты, — отрезала Марта. — Надя, а почему ты не спрашиваешь о Паулине Сергеевне и Рафаэле? Тебе не интересно, как они поживают?
— Нет. Не хочу даже слышать о них! А вот про Юсуфа и его маму интересно.
— У них всё отлично! Они получили обещанную компенсацию и вернулись на родину. Я слышала, Юсуф собирается жениться.
— Неудивительно, — заулыбалась Надя, — за него любая пойдёт. Хороший парень.
Этот короткий разговор с Мартой словно провёл разделительную черту между прошлым и будущим Нади. Ей тоже предстояло найти смысл хоть в чём-нибудь и принять важное решение.
В декабре Надя торжественно открыла ателье под названием «Надежда». Украсила его шариками и пригласила одноклассниц, их матерей и всех любопытных кумушек на чаепитие с домашними пирогами. Данила тоже присутствовал. Улыбался в тридцать два зуба, помогал разливать чай. Любаша хлопотала вместе с сестрой и впервые представила публике Николашу Сорокина. Всем же было интересно посмотреть на внебрачного сына Маратика из Коробельцев. Может, потому и пришли. А остались потому, что Надя устроила выставку-продажу швейных изделий, — платьев, ночных рубашек, халатов, скатертей и штор. И постельного белья, — куда уж без него! — сшитого из качественного сатина, а не токсичной китайской ткани. Перед праздниками раскупили всё подчистую — себе и на подарки. Кому-то захотелось поменять шторы, кому-то обновить декоративные подушки, а кому-то — надеть в новогоднюю ночь ночнушку фривольного фасона.
Весь месяц Надя работала, не разгибая спины, а по вечерам возилась с племянником. Он уже узнавал её и с визгом просился на руки, когда она возвращалась с работы. Надя всем сердцем привязалась к Николаше и радовалась, что у её ребёнка будет замечательный старший брат.
Данила вёл себя, как настоящий мужчина: заботился, помогал и ничего не требовал. Понимал, что она ещё не готова ему довериться. Чем больше Надя его узнавала, тем больше ценила: было в нём глубинное понимание порядочности, нетерпимость к подлости и обострённое чувство справедливости. И со старшими Кандауровыми Надя поладила. Не сказав ни слова, они приняли её в свой круг. Не жалели, не сюсюкали, не косились, а просто относились с уважением и добротой. В душу без спросу не лезли. Надя отвечала им тем же.
В Новый год после боя курантов Данила сделал Наде предложение, и в этот раз она не сказала «нет». Потянулась к нему, обвила руками за шею и легко поцеловала. Он улыбался, словно выиграл миллион в лотерею.
Всей семьёй вышли на улицу запускать фейерверки. Смеялись, обнимались и во всё горло кричали «Ура!», когда над головой расцветали красные и зелёные огненные хризантемы. Желали друг другу счастья, любви и здоровья. Взрывали хлопушки и выписывали бенгальскими свечами круги и восьмёрки.
Вдаль уходила ледовая переправа. По обочинам торчали колышки — чтобы путники не сбились с дороги. Надя всмотрелась в тёмное пространство между заснеженным озером и бархатно-звёздным небом и увидела одиноко мерцавший огонёк. Словно звёздочка упала на берег острова. В монастыре Новый год не праздновали, но какой-то монах стоял на другом конце переправы с фонарём. Возможно, ждал гостей. Возможно, собирался в путь. А, может быть, смотрел на фейерверк и думал о чём-то своём.
Глава 48. Послушание. Глеб
Глеб
Он долетел самолётом до Петрозаводска, а оттуда доехал до Юшкино на междугороднем автобусе. Пассажиров было много, но все вышли по дороге: на конечной высадились только он да древняя бабуся с ведром клубники. Он оглянулся по сторонам: автостанция, почта, книжный магазин (заколоченный, с провалившимися ступеньками) и «Юшкины продукты». Ни людей, ни машин, словно вымерло всё, лишь ветер гонял по пыльному шоссе конфетный фантик. Небогатые дома скрывались за чахлыми берёзками, вдалеке в лучах заходящего солнца поблёскивало озеро, во дворах перегавкивались собаки. Вот уж точно край земли.
Глеб зашёл в продуктовый и тут же наткнулся на Данилу Кандаурова — парня, мечтавшего жениться на девочке, которая провела в постели Глеба прошлую ночь. Жаркая, совсем неопытная, податливая. Он до сих пор чувствовал тяжесть белокурой головки на своём плече и тонкие пальцы, обводившие крестик.
Как страстно и мучительно он её хотел…
Данила взглянул на посетителя и вытер руки о передник, в котором выкладывал на витрину колбасу и сосиски. Красивый парень (красивее, чем на фото, которое разыскала Марта), молодой, сильный и с внимательным прищуром. Как сторожевой пёс, он сделал стойку на чужака:
— Могу я чем-то помочь?
— Мне нужно в монастырь, — сказал Глеб.
— Они никого не пускают.
— Меня пустят, я старый знакомый отца Сергия. Не знаешь, у кого можно взять лодку?
Данила с подозрением его оглядел, но Глеб был одет неброско: джинсы, футболка, рюкзак. На голове — бейсболка с длинным козырьком, на носу — солнцезащитные очки. Ничто в нём не выдавало ни род занятий, ни цели приезда, ни места, откуда он приехал. То ли хипстер-богомолец, то ли праздный турист.
— Ладно, — решился Данила, видимо, не посчитав Глеба опасным. — Я собирался отвезти им продукты, могу тебя захватить. Приходи через полчаса к причалу.
Глеб посидел у воды, разглядывая домишки вокруг озера. В одном из них выросла Надя Сорокина. Воображение рисовало маленькую девочку, бегавшую по берегу и разбрасывавшую фантики от конфет. Может быть, один из них до сих пор тут валялся. Или, подхваченный ветром, летал по деревне из края в край — выцветший, измятый.