Страница 34 из 45
И что-то ещё ему было нужно. Цунами злости и гнева, обрушившееся на него, когда Юля отказалась признаваться в воровстве, отступило, и теперь перед его глазами вставала картина разрушений: смытые дома, вырванные с корнем деревья, повсюду грязь, кучи зловонного мусора и трупы. Всё уничтожено. Не осталось ничего живого.
У девочки и так проблем выше крыши, а теперь ещё и это...
От осознания масштаба трагедии его чуть не стошнило. Он совершил самый омерзительный поступок в своей жизни и понимал, что ничего уже не исправить. Стальная хватка на груди разжалась, но теперь сдавливало горло. Его словно кто-то душил холодными костлявыми пальцами. Жуткое тошнотворное ощущение. Серов сорвал галстук и раздражённо бросил на заднее сиденье.
Марго сразу догадалась, что с ним что-то не так. Она накормила их домашними пельменями с олениной, разрешила выпить по три рюмки водки, а потом отправила Ваню спать.
— А десерт? — обеспокоенно спросил он. — Сегодня наш последний вечер...
— Я тебя разбужу, когда придёт время для десерта, — пообещала Марго, и Ваня послушно поплёлся в спальню.
Серов впервые ему позавидовал. Ему захотелось сбросить с себя ответственность за свои и чужие поступки, отказаться принимать сложные решения, передать управление кому-то другому — умному и сильному.
— Давай рассказывай, — потребовала Марго, включая кофеварку и садясь напротив него.
— Я совершил ошибку, — сказал Серов.
Он хотел добавить подробностей, рассказать что произошло, но горло перехватило. Безжалостные ледяные пальцы сдавили кадык. Серов потёр шею и покрутил головой в разные стороны, пытаясь избавиться от воображаемой удавки.
— Любой может совершить ошибку в момент слабости, — мягко сказала Марго. — Вопрос в том, как он себя поведёт, когда наступит момент силы.
Из коридора высунулась голова Вани:
— А пусть Мадам Марго вас отшлёпает, — предложил он. — Вам сразу полегчает, вот увидите! Это такой катарсис, такое душевное очищение.
— Оставлю без десерта, — угрожающим тоном пообещала Марго, и Ваня с испуганным воплем исчез в спальне.
56. Побег из тюрьмы
Юля
Юля брела домой, не разбирая дороги. В конце рабочего дня Серафима попросила её принести договор с новым поставщиком, а Юля уже подшила его в общую папку. Она пошла в кабинет директора, где на стеллажах хранились все бухгалтерские и юридические документы, но договора там не оказалось.
— Опять подшила куда-нибудь в другое место?! — возмущённо воскликнула Серафима.
— Ну сколько можно?
Она была права, Юля уже не первый раз путала папки. То сочиняла в уме стихи, то просто мечтала о чём-то. Она начала перебирать папки одна за другой.
— Пока не найдёшь, с работы не уйдёшь, — постановила Серафима. — Ты меня поняла?
Юля поняла. После того, как все разошлись по домам, она обосновалась в кабинете Антона Львовича. Попила чаю с сушками, посмотрела на большом мониторе клип Сергея Лазарева и внезапно схватилась за первую попавшуюся бумажку. Из самой глубины души свободно и неудержимо полились слова:
Нежнее бриза и кашемира...
Он самый лучший — я знаю точно!
Он пахнет властью. Пусть не над миром,
А надо мною... И каждой ночью...
Это был четвёртый, последний катрен её нового стихотворения. Четыре дня — четыре четверостишия. Вся её любовь, все её мечты и надежды уместились в шестнадцати строчках — начало и конец истории. Конец. Он отказался брать свой выигрыш, когда победил в споре. Отпустил её нетронутой. Сказал, что не хочет испортить ей жизнь, но на самом деле — не захотел связываться.
И она его не осуждала. Кому нужны лишние проблемы? Наверняка у него в Москве полно нормальных девушек.
Юля по уши зарылась в документах, когда в офис заявился Егор Константинович собственной персоной. Он выглядел ужасно: серое лицо, глубокая складка между нахмуренных бровей, сжатые в узкую кривую полоску губы. Он сразу же приступил к допросу: кто воровал металл со склада, да кто воровал? И спрашивал так напористо, словно был на сто процентов уверен, что Юля знает вора.
Он требовал, чтобы она выдала Андрюшу! Он не понимал, что она никогда его не выдаст: Андрюша не должен был попасть в тюрьму. Всё что угодно, но только не тюрьма! Такие мальчики там не выживали. И хотя Егор Константинович обещал решить вопрос максимально деликатно, Юля ему не поверила. Его трясло от злости, он заговаривался: зачем-то приплёл поставщика Пандита (якобы тот рассказал об Андрюше, хотя Пандиту-то откуда знать?), сказал, что чувствует себя последним лохом (с чего бы, если Андрюша честно вернул всё наворованное?) и вообще вёл себя неадекватно.
Вместе с тем она понимала его ярость. Она ведь и правда знала, кто воровал со склада, но скрывала это от начальства. Такое поведение сродни соучастию в преступлении. С его точки зрения она однозначно виновата — в том, что молчала и не подтвердила его догадки про Андрюшу. Поэтому Юля безропотно приняла наказание. Но то, что случилось после порки, она принять не могла... Не то, что он с ней сделал, а то, как он это сделал.
Ещё вчера, когда она проиграла Егору Константиновичу дурацкое пари, Юля смирилась с тем, что лишится девственности до свадьбы, — и не с будущим мужем, а с заезжим командировочным (что в сто раз позорнее!). И такое облегчение на неё нахлынуло, такое чувство внутреннего освобождения! Как будто всю жизнь она тряслась от страха, что ей вынесут смертный приговор, и этот страх так разросся в её душе, что отравлял каждую прожитую минуту. Она жила словно в тюрьме, пугаясь любого шороха, взгляда и прикосновения. А теперь приговор был оглашён — и бояться стало нечего. Если её убьют за то, что она переспала с мужчиной, — что ж, пусть сделают это и успокоятся. Всё равно это лучше, чем пожизненная каторга. К её большому разочарованию, Егор Константинович не привёл приговор в исполнение.
Он сделал это сегодня — жёстко, неласково, не ради удовольствия, а ради наказания. Сам кончил, а ей не дал. А после этого впридачу уволил. Юля не понимала, чем заслужила подобную строгость. Настолько глубокой вины она за собой не чувствовала. Да, не выдала вора Андрюшу, но — секс без оргазма? Увольнение? Как-то чересчур. Хватило бы обычной порки.
А ещё она не поняла фразу о прощении долга.
И причём тут корм для Грея?
Трусики промокли, от них исходил незнакомый волнующий запах, а между ног немного саднило. Кровить перестало, но хотелось помыться и надеть чистое бельё. Домой идти она не могла: отчим и Гоша сразу догадаются, что с ней произошло. Они и так пристально за ней наблюдали и чуть ли не обнюхивали, а если она заявится домой в десять часов вечера в таком неприглядном виде, то осмотра точно не избежать. Нет, она не собиралась объясняться с этими маньяками прямо сейчас.
Сейчас она нуждалась в дружеской поддержке. И, может быть, в небольшом музыкальном концерте. Да, она потеряла девственность и работу, но. шоу маст гоу он, как говорил Андрюшенька. Больше терять нечего!
57. Мальчик в пижаме, молоко и котята
Андрюша, одетый во фланелевую пижаму и со стаканом молока в руке, распахнул двери и уставился на Юлю:
— Ого! Ты откуда такая красивая? Из дома выгнали?
Юля пригладила встрёпанные волосы и одёрнула юбку:
— Наоборот, не хочу идти домой. Можно я у тебя переночую? — в конце фразы неожиданно всхлипнулось.
— Конечно, — без раздумий ответил Андрюша, — заходи.
Он подкрался на цыпочках к спальне матери и прикрыл дверь, пояснив: «Она уже легла спать». Провёл Юлю в свою комнату. Заботливо усадил на постель, застланную симпатичным бельём с котятами. Тут же на одеяле валялись раскрытая книга и тарелка с домашним печеньем. Тётя Маша любила печь вкусности для любимого сына.
— Молока хочешь?
— Может, позже.
Юля обвела пальцем пушистого котёнка и почувствовала, что на глаза навернулись слёзы. Здесь было так тепло, так по-детски уютно и безопасно, что она ощутила острую жалость к себе, — за свою неприкаянность и свалившиеся на неё взрослые проблемы. За то, что в детстве у неё не было белья с котятами и домашнего печенья. Никто никогда о ней не заботился.