Дура

Но Эйлин Принс, полюбив хамоватого непутёвого парня, симплекса из самого что ни на есть обычного простонародья, пожертвовала своей судьбой. Не склонившись перед жёсткой неприязнью чистокровной волшебной родни к магглу-жениху, ушла жить с наречённым к его родичам в шумный, грязный, рабочий город. Согласилась запереть палочку в комод и сделаться обычной хозяйкой бедняцкого дома. Потому что любила. Хотя, было ли, что там любить, с моей точки зрения, огромный вопрос...

Как бы то ни было, они прожили вместе достаточно долго, пусть и без подобающего семейного согласия. Последним десятком-другим лет на этом свете спивающийся разнорабочий Тобиас Снейп точно обязан своей супруге. Не будь её — загнулся бы гораздо раньше.

А Меропа Гонт, влюбившись, пожертвовала только последней дюжиной скопленных тайно от отца галеонов — на большой флакон амортенции. Она зарядила снадобье собственной кровью, чтобы перенаправить действие зелья с его автора на себя — да и опоила своего ненаглядного маггла, эсквайра Томаса Риддла… Когда несколько месяцев спустя флакон иссяк, невенчанный супруг протрезвел и без сомнений и лишних терзаний совестью оставил некрасивую ведьму, с которой непонятно как оказался в одной постели в дешёвых съёмных комнатах на лондонской окраине.

Меропа к тому времени была на сносях, без работы, без денег и с отцовским проклятием в качестве единственного ожидаемого наследства. Сына ей пришлось рожать в приюте для бездомных, где она и умерла от физического и душевного истощения, успев одарить слабенького отпрыска лишь именем — Том Марволо Риддл…

Побьюсь об заклад: это полуголодная жизнь в сиротском доме заставляет теперь вас, милорд, носить эти роскошные одежды с хрустящими от крахмала снежными манжетами и адамантовыми запонками, с нарочито небрежно повязанным галстуком серебристо-зелёной расцветки. Заставляет пить дорогое вино из фамильного хрусталя богатых сторонников. Заставляет покровительственно похлопывать по плечу внучатых племянников отставного министра и развлекаться учебными дуэлями с горячей родовитой девушкой, забывающей ради вас свежеиспечённого супруга-аристократа…

— Тилли, убери лишние приборы, сегодня за ужином мне нужен будет только один собеседник!

Безмолвный маленький домовик в хрустящем саронге из связанных сложными узлами белоснежных вафельных полотенец бесшумно левитирует прочь стопку серебра и фарфора. Даже этот слуга не принадлежит вам, милорд. Вы его одолжили на время у очередного «верного друга». Как этот особняк. Как коллекцию дорогого древнего оружия на стене. Как великолепную подборку старинных книг по магическим боевым искусствам и воинским обрядам. Как свою жизнь…

— Присаживайся. Попробуй этого… Отличный аперитив.

Я придвигаю тяжёлый дубовый стул. Беру сверкающий, высокий, гранёный бокал с золотистой, пряно пахнущей горечью и солнцем жидкостью. Свечи в изящном поставце мелко дрожат язычками беспокойного пламени, огонь меняет цвет, в оранжевой плазме перебегают багровые сполохи, тянутся вверх невесомые ленточки чёрной копоти. Над столом повисает невидимый тугой купол, от которого давит в висках и колет в кончиках пальцев. Только что установленная невербальная защита от подслушивания?..

— Ты уже понял, что нам никто не помешает? Хорошо, хорошо…

Пустая похвала. На самом деле я вижу, насколько мой собеседник разочарован. Наверняка считал, что полукровный ученик, которому от роду еще и двадцати не стукнуло, вчерашний школяр, не распознает этой простой манипуляции?

— Пей! Тебе понравится.

— Благодарю, милорд…

Терпкое жидкое золото согревает, не обжигая. Действительно изысканный напиток. В некотором роде — классика жанра. В 1846 году французский аптекарь Жозеф Дюбонне, выпускник Бобатона, грубо нарушил Статут о секретности, исправив убогую стихиальную суть маггловского вермута некоторыми специфическими приправами и — прибыли ради — выпустив своё изобретение в мир по обе стороны невидимого барьера.

Магглы не знают, конечно, что на самом деле иногда подают у них на дипломатических приёмах и светских раутах. Да и оригинальный рецепт был со временем значительно упрощён и искажён в мире симплексов. А здесь, конечно, может быть только настоящий янтарный «дюбонне» с еле заметным привкусом хинной коры, с ароматом зелёного кофе и тропического цветка лагенантуса превосходного, семейства Gentianaceae, который опыляют исключительно в полнолуние летучие мыши определённой, малоизвестной маггловским учёным породы…

— Ты получил метку авансом, мой юный друг. Получил, ещё совершенно не проявив себя в моих глазах. Понимаешь ли ты это?

— Да, милорд.

«Вот с этого надо было и начинать, Ваше-раздувшееся-от-собственной-значительности-несравненное-темнейшество! Теперь понятно, зачем и богатый ужин, и драгоценное вино, и невербальные чары augurium над столом, и… аккуратное, но настойчивое вторжение в мысли одного из многих своих молодых и тщеславных последователей. Вторжение, которое я, спасибо некоторым начальным навыкам ментальных техник, полученным от вашего же адепта Долохова, по вашему приказу занимающегося на досуге с молодыми пожирателями, смог сейчас распознать…

Что последует за этим? Приказ о прямом участии в убийстве очередного не согласного с вами волшебника — со всей фамилией, включая домашних слуг и любимых собачек его бабушки? Распоряжение изготовить отраву для водопровода среднего по размерам населённого пункта со смешанным населением магов и симплексов?..

Почти полтора года вы не трогали меня, милорд, снисходительно мирясь с присутствием на собраниях и обрядах сплошь высокорождённого сообщества мрачного безмолвного полукровки, скромного аптекарского подмастерья. Теперь час вспомнить обо мне настал? Почему?»

— Я считаю, что ты уже достаточно знаешь и умеешь для того, чтобы быть мне полезным.

— Да, милорд…

— Но я вижу, что тебе требуется… небольшое испытание, прежде чем я поставлю перед тобой действительно важную для нашего дела задачу. Я должен быть абсолютно уверен в твоей верности, Северус.

— Да, милорд.

Золотисто-янтарное вино вновь наполняет хрусталь с тихим, поющим звоном. Адамантовая запонка на сахарной манжете тонким лучом с радужным отсветом режет глаза.

— Не опускай головы. Пей! А теперь посмотри на меня!.. Как её зовут, Северус?

Я молчу. Хотя и знаю, чего мне это может стоить. С молодыми адептами здесь не церемонятся, и секундной задержки с ответом на вопрос повелителя бывает достаточно для наказания. Но горячей волной уже оживает в памяти горькая сказка прошлого. И рыжие кисточки огня над шандалом, вытягиваясь, рисуют в полумраке золотой силуэт открытого веснушчатого лица. И две изумрудных звезды остро и безжалостно вспыхивают перед глазами…

«Что бы сейчас ни случилось, я не назову твоего имени, Лили!»

— Ну-ну, не надо так заметно бледнеть, мой юный друг. Что имя! Только звук. Тем более презренное имя безродной грязнокровной ведьмочки. Она ведь магглорожденная…

Тяжёлый бой старинных часов на стене обеденного зала раскатывается в голове нудной, тяжёлой болью. Чары augurium не выпустят ни звука вовне. Но для всей какофонии огромного мира вокруг нас купол остаётся проницаемым.

— Ты знаешь, что я предпочитаю в соратниках верность, искреннее желание изменить мир под свои потребности, убеждённость в собственной правоте и сильную волю — в придачу к достойному происхождению, богатству знаний и развитым магическим талантам... Мальсибер рекомендовал тебя как близкого друга своего сына и лучшего ученика на своём курсе, хорошего зельевара и даже первооткрывателя новых боевых заклятий. Но увидел я безвольное существо — с порабощённым, закрытым для новых знаний умом. Презренное существо, которое менее всего походило на волшебника, готового ломать наше косное и инертное государство под себя. Да и вообще — на человека… Я спросил твоих школьных товарищей, отчего ты стал таков. И узнал, что причина ничтожна.