Страница 3 из 51
Когда миссис Бересфорд и мисс Стрит попрощались и вышли, миссис Кейн убрала сервиз и, прежде чем уйти в комнаты и закрыть дверь, негромко произнесла в пространство:
— Мистер Поттер, когда будете выбираться обратно через щель в живой изгороди, постарайтесь не сломать гиацинты. Впрочем, когда будете пробираться сюда вновь — тоже.
Ответное шуршание было утвердительным.
***
Разумеется, мистер Гарри Поттер и не думал ломать гиацинты. Просто когда ты сначала прыгаешь через не такую уж и низкую оградку, а затем резко прячешься в кусты заросшего садика дома Аткинсов, причем делаешь это до того, как погоня тоже переберется через заборчик, это, как правило, вызывает небольшую дрожь в конечностях. Так что, пробираясь через незаметный лаз в изгороди дома миссис Кейн, очень трудно ничего случайно не зацепить.
Возможно, не нервничай Гарри столь сильно, он был бы аккуратнее, но веселая и захватывающая игра «Поймай Гарри» была веселой только для команды преследователей. А вот для команды убегающих, состоящей из одного-единственного Гарри, она была в основном захватывающей.
Этим летом Гарри должно было исполниться десять лет, и почти девять из них он жил в доме своих родственников: тети Петуньи Дурсль, ее мужа Вернона Дурсля и их сына Дадли Дурсля. И жизнь его вряд ли можно было назвать счастливой.
Разумеется, любой ребенок, чьи родители погибли в автокатастрофе (по крайней мере, так говорила Гарри о его папе и маме тетя Петунья) будет не очень счастливым только из-за этого. Папа есть папа, а мама есть мама, и заменить их не могут никакие сколь угодно близкие родственники, даже если они очень стараются. А уж если эти самые родственники и не стараются заменить родителей…
Дурсли не старались.
Во-первых, Гарри жил в чулане. В маленьком темном чулане под лестницей. И не потому, что в доме не хватало места: его кузен Дадли занимал сразу две спальни на втором этаже. Впрочем, Гарри не считал это чем-то необычным или неправильным: и учительница, и социальные работники (Гарри как-то видел одного, точнее, одну леди пасторского вида), и полицейские сначала удивлялись такому и даже возмущались, грозя принять какие-то меры, но затем очень быстро забывали об этом, и никаких мер, разумеется, не принимали. То есть, это было не очень хорошо, но вполне объяснимо: в конце концов, Дадли был родным сыном Дурслей, а Гарри нет. Поэтому Гарри не жаловался, это же было нормально.
Во-вторых, Гарри иногда не кормили. То есть не всегда не кормили, а только если он в чем-нибудь провинился. Провинялся Гарри часто: в конце концов, он не родной сын тети Петуньи и должен отрабатывать деньги, которые по доброте душевной тратят на него Дурсли. И он должен быть им благодарен и доказывать свою благодарность делом: работать в саду, мыть полы и посуду, помогать на кухне. А если он помогал плохо, вполне закономерно, что тетя оставляла его без ужина. И поскольку учителя и соседи, узнав об этом, тоже, предварительно повозмущавшись, все забывали — это тоже было правильным. Разумеется, Дадли в еде никто не ограничивал, и это тоже было нормально.
В-третьих, Гарри всегда ходил в старой одежде кузена. И это тоже было обычным делом: и учителя в школе, и соседи по городку иногда спрашивали у мальчика, неужели дядя и тетя не могут купить ему одежду по росту, и некоторые даже задавали этот вопрос не один раз. Но потом тоже забывали об этом. Тем более, что вещей у Дадли было много, рос он быстро, особенно в ширину, и в результате кузен не успевал износить их до дыр, так что одежда мальчика была пусть и на несколько размеров больше, чем нужно, но вполне еще добротной, можно сказать — нормальной.
В-четвертых… Впрочем, Гарри легко мог бы перечислить и «в-пятых», и «в-шестых» и далее, но не видел в этом особого смысла. Но если все вокруг считают все эти «во-» и «в» нормальным… Да, все это было нормальным.
Ненормальным был он сам. Гарри узнал об этом очень рано, дядя и тетя называли его этим словом сколько он помнил себя. Временами ему казалось, что его зовут именно так, а имя «Гарри» он получил, только когда пошел в школу. Разумеется, дядя и тетя были правы. Ведь нормальные мальчики живут с родителями, а не в чулане. Нормальные мальчики дружат с другими детьми и за ними не гоняются по всему городку кузены с приятелями. И вряд ли нормальные мальчики прячутся в чужих садах.
Хорошо, что миссис Кейн не сердится на него за это. И, разумеется, он сделает все, чтобы она не рассердилась в будущем. Он будет очень осторожен и больше не сломает ни одного гиацинта.
========== Проклятое Дитя ==========
По опыту работы в адвокатской конторе, точнее — по опыту работы секретаршей в адвокатской конторе, мисс Делла Стрит твердо усвоила несколько вещей. Одной из таких вещей было простое правило: бумаги (а равно иные вещественные доказательства, также именуемые в просторечии уликами) врут намного реже и намного хуже, чем живые люди (люди мертвые, как правило, молчаливы и от этого врут столь же неумело и столь же редко, как и бумаги с уликами). И да, ни те, ни другие не умеют целенаправленно издеваться над детективом (или адвокатом, грань между этими профессиями иногда весьма эфемерна, особенно в случае с мисс Стрит и ее покойным боссом, обожавшим сложные уголовные дела). А вот с живыми свидетелями такое случается сплошь и рядом.
Так что в понедельник утром, заступив на свою добровольную вахту в отделе опеки над несовершеннолетними в Кингстоне-над-Темзой, где и располагались официальные учреждения графства, мисс Стрит, быстро переделав все текущие дела, отправилась в архив. Архивная пыль всегда вызывала у нее ностальгию с легким оттенком горечи: слишком много воспоминаний было связано с бумагами там, в прошлой жизни. Однако она же могла подарить разменявшей восьмой десяток женщине иллюзию молодости. А может, и не иллюзию: пальцы вновь становились цепкими и подвижными, привычные боли в суставах куда-то уходили, а глаза резво скользили по обложкам дел, безошибочно выцепляя нужное.
Собственно, нужное нашлось очень быстро — папки с делами находящихся под опекой детей были расставлены строго по алфавиту, к чему мисс Стрит сама в свое время приложила руку. Дело мистера Гарри Поттера, проживавшего в Литтл-Уингинге, графство Суррей, у своей тетки со стороны матери миссис Петуньи Дурсль и ее мужа Вернона Дурсля было несколько толще, чем у обычного беспроблемного ребенка, живущего у родственников, но значительно тоньше, чем полагалось десятилетнему хулигану. Потому что жизненный путь хулигана, как правило, сопровождают десятки полицейских рапортов, заявлений в отделы по работе с трудными подростками и иные свидетельства творимых бесчинств.
Судя по репутации мистера Поттера, его папка должна была к настоящему моменту сравняться своей толщиной с томом Британики или иным подобным академическим трудом, но Делла наблюдала лишь легкую припухлость вместилища документов. Мисс Стрит отмечала такие несообразности машинально: в конце концов, это было одной из причин, по которым молодая секретарша стала младшим партнером своего босса. О других причинах вспоминать было слишком больно, так что — не сейчас.
Пожилая леди с облегчением уселась на выделенное ей место в углу и открыла папку. Первые несколько десятков страниц были посвящены героическим попыткам как миссис Дурсль, так и полностью поддерживающих ее властей графства получить все документы, необходимые для установления опеки над подброшенным прямо под дверь сыном покойной сестры.
Далее следовали отчеты инспектора о регулярных проверках условий, в которых рос мальчик. И, наконец — ведомости выплат опекунских пособий от властей графства: сначала по сто сорок восемь, а с восемьдесят девятого года — по сто шестьдесят два фунта в месяц (в отделе опеки ходили слухи об очередном повышении в следующем году, но достойных доверия подтверждений этим слухам пока не было). Стандартные четыре с небольшим фунта недельного пособия на ребенка проходили по другому ведомству, но, будучи немного знакомой с мистером и миссис Дурсль, Делла не сомневалась, что с получением и этих денег все тоже в полном порядке.