Страница 49 из 139
Конечно, можно было воспользоваться паровозом. Но они ездили крайне редко и к пассажирскому транспорту имели весьма сомнительное отношение.
Ещё были, разумеется, водные средства передвижения. Но к родному городку Котэссы ничего не вело.
И она, впрочем, была этому рада, потому что на борту девушку до ужаса укачивало – она сообщила об этом Сагрону, когда тот предложил добраться хотя бы до устья реки, а вот уж оттуда…
Поэтому они взяли быстроходную повозку, рассчитанную на шестерых пассажиров – та как раз направлялась в сторону другого большого города, но миновала её собственный, маленький городок.
Езды было всего часов на шесть. В прошлый раз Котэсса добиралась целых десять, поэтому, учитывая волшебство на повозке, магию, подгоняющую лошадей и придающую им силы, представляла себе, что стоило это удовольствие куда дороже, чем сообщил ей Сагрон. Но всё равно не стала возражать – это было бы по меньшей мере глупо.
Они почти всю дорогу молчали – не потому, что мужчина не желал с нею говорить, а потому, что справа от Котэссы сидела какая-то отвратительная бабка, очевидно, получающая запредельное удовольствие от комментирования каждой произнесённой фразы и каждого жеста со стороны девушки.
- Вот неправильно сидишь! – прошамкала она, улыбаясь своим беззубым ртом. – Ну неправильно! Неровно! И ноги, ноги!
- Чем вас не устраивают мои ноги? – сердито спросила Котэсса.
- Ты в штанах, - фыркнула старушка. – Вот если б ты поехала в пышном платье, то могла бы разложить его по повозке, а ногами к мужику своему прижаться. Тогда б никто ничего не заметил. А так – закинула ногу на ногу, как эти паршивые магички!
- Я и есть магичка, - огрызнулась она. – А паршивая или нет, решать… - девушка скосила взгляд на Сагрона, - да хоть ему же! И он совершенно не мой мужик!
Старушка противно захихикала.
- Правильно, - подтвердил Сагрон. – Не мужик, а горячо возлюбленный мужчина. Разве я похож на какого-нибудь селянина?
- Совсем нет, - вздохнула Котэсса.
Нельзя сказать, что она об этом жалела. В селянах, по крайней мере, по мнению девушки, ничего хорошего не было.
Дочь выбирает мужа, как отца.
Ха!
Да ни за что на свете!
Она, конечно, любила родителей, но уважать… Нет. Увы, но увидеть рядом с собой какого-нибудь полноватого, не слишком образованного мужчину, который так уверенно, легко и быстро загубил весь потенциал матери, если в той, конечно же, он вообще был…
Котэсса знала, что в их семье было принято полагать, будто бы это мама скочила из грязи, да в князи. Вот только она прекрасно понимала, что отцу просто льстило, когда его именовали кормильцем в семье. Он и испортил мать, жизнерадостную, весёлую девушку день за днём превращая в вечно ворчащую, не слишком-то болезненную, если по правде, но довольно хитрую, обманывающую женщину.
Сам он был прост, как и большинство деревенских, и их крохотный провинциальный городок для Арко-старшего казался тоже чем-то вроде столицы.
Котэссу всегда это смешило.
Мать была местной. Её родители умерли рано, вышла замуж она скорее по нужде, чем по любви – не то чтобы в доме было нечего есть, но она не хотела работать, не могла отыскать ничего, что подошло бы ей по нраву, а тратить силы на занятия не по душе не хотела. Не смогла она найти ничего себе во вкусу ни через год, ни через два, а после и бросила эту затею, справедливо поддавшись на уговоры мужа, что женщина должна сидеть дома и варить борщи.
Котэсса ещё помнила время, когда мать была красивой. Когда стройная, светловолосая, с такими яркими, живыми глазами, она могла одной улыбкой только покорить первого встречного мужчину.
Помнила, как, будучи маленькой девочкой, удивлялась – какой же сильной должна быть любовь, чтобы мать, столь привлекательная для окружающих представителей мужского пола, вышла замуж именно за вечно хмурого, не к лицу ей отца? А теперь подумала, что, может быть, маме и тогда уже было лень – завоеванием заниматься, полагала она, не её дело, она всё ждала, пока всё будет готовое падать в руки, а оно как-то не спешило, не горело дело в руках, не спорилось. Ничего не выходило, как бы она ни старалась, ничего не складывалось в приличную ровную линию. Жизнь вообще не бывает ровной, вот только женщина никак не хотела в этом убедиться, не верила, отказывалась кивать собственному опыту и смотреть в глаза потерянным годам.
- А что ж ты, - продолжила старуха, вырывая Котэссу из её воспоминаний, - вообще в этих штанах? Аль деревенских решила соблазнять? Куда тебе, городская фифа! Они куда больше на сельскую девку! Вот, помню, у меня грудь была, а уж талия – оса осой!
- Вы и сейчас оса осой, - фыркнула Тэсса. Хотелось дополнить, что на сей раз уже не по талии, а по языку, но старших принято было уважать.
Старуха кокетливо покосилась на Сагрона. Тот только закатил глаза и отвернулся, глядя на дорогу.
Повозка была без верха – лето, и никто не нуждался в душной крыше. От солнца защищало натянутое полотно – оно же должно было спасти и от дождя, и от ветра, и от всех прочих бед. По правде, Котэсса полагала, что если с солнцем как-то полотно справлялось, то с осадками их импровизированная крыша уж точно не смогла бы совладать, вот только кого интересовало её мнение?
Наконец-то закончился лес. Бесконечная вереница полей свидетельствовала о том, что до родного городка оставалось совсем чуть-чуть, не более получаса, но старуха будто бы вздумала не молчать и вовсе – теперь она бросала на Котэссу злые ядовитые взгляды, усмехалась Сагрону и то и дело одёргивала подол собственного платья, к слову, такого старого, что оно едва ли не расползалось на кусочки прямо на ней же.