Доступна и беззащитна

Ког­да я по­яви­лась в за­ле в но­вой одеж­де — джин­сах-скин­ни и бе­лой фут­болке с че­репом, уви­тым алы­ми ро­зами и це­пями, Мол­ча­нов впер­вые за вре­мя на­шего зна­комс­тва выг­ля­дел шо­киро­ван­ным. Мы бы­ли оде­ты со­вер­шенно оди­нако­во и да­же в оди­нако­вые брен­ды, толь­ко цве­та раз­ли­чались. Ещё обувь бы­ла раз­ной: по­ношен­ные ке­ды про­тив бо­соно­жек из зо­лотой ко­жи.

Я нак­ло­нилась и без­жа­лос­тно рас­тре­пала уло­жен­ные во­лосы, изоб­ра­жая под­ружку ро­кера. Спро­сила:

— Ну как? Вам нра­вит­ся?

— Нет, — ска­зал он, — это не под­хо­дит.

Я-то на­де­ялась, что он нем­но­го от­та­ет. Мо­жет быть, улыб­нётся, оце­нив мой тон­кий юмор и на­ход­чи­вость.

— Это нор­маль­ная пов­седнев­ная одеж­да, — ска­зала я и пош­ла к кас­се. — Рас­счи­тай­те ме­ня, по­жалуй­ста. И упа­куй­те, по­жалуй­ста, платье.

— Все­го трид­цать две ты­сячи руб­лей, — ра­дос­тно со­об­щил кон­суль­тант. — У вас кар­точка или на­лич­ные?

— Я сам зап­ла­чу, — отод­ви­нул ме­ня Мол­ча­нов. — На­лич­ны­ми.

***

Мы выш­ли на воз­дух. Моё ли­цо го­рело.

Ему не пон­ра­вил­ся мой вы­бор — и по­нят­но по­чему. Мы выг­ля­дели как па­ра. Для пос­то­рон­не­го че­лове­ка это не бы­ло оче­вид­но: ну, джин­сы и джин­сы, ну, фут­болки с длин­ны­ми ру­кава­ми — тем бо­лее раз­но­го цве­та. Кто там бу­дет раз­гля­дывать ри­сун­ки? Но мы оба зна­ли, что оде­ты как па­ра, — как па­роч­ка су­мас­шедших влюб­лённых, ко­торые под­би­ра­ют оди­нако­вую одеж­ду, что­бы под­чер­кнуть свою бли­зость. Что­бы всем по­казать: мы лю­бим друг дру­га, мы спим друг с дру­гом. Край­няя сте­пень по­меша­тель­ства.

И это моя ви­на. И вче­ра то­же бы­ла ви­нова­та я.

От­ку­да-то за­пах­ло ко­фе. Я ог­ля­нулась и уви­дела «Стар­бакс».

— Да­вай­те зай­дём, — поп­ро­сила я, — выпь­ем по чаш­ке ко­фе. Я приг­ла­шаю.

Он прис­таль­но на ме­ня пос­мотрел. Без улыб­ки, без при­нятия или по­нима­ния, но и без не­навис­ти. Он дав­но уже не смот­рел на ме­ня с не­навистью или през­ре­ни­ем. Сла­ва бо­гу, те вре­мена ос­та­лись в прош­лом. Те­перь в его взгля­де мель­ка­ло стран­ное вы­раже­ние, слов­но он тер­пел боль. Или его тош­ни­ло — от ме­ня, от се­бя, от всего на све­те.

— Вы вче­ра бы­ли от­кро­вен­ны со мной — я це­ню это, Па­вел Пет­ро­вич. Я то­же хо­чу вам кое-что рас­ска­зать.