Метка рода

Тамир ухмыльнулся. Не вышла, стало быть, не хочет проситься назад к своим.

Кузнец сглотнул туго, ещё больше ощетинился.

— Зря ты пришёл, старчий, если бы и замышлял я чего, то ты бы ещё вчера о том узнал, на своей бы шкуре испытал. Но смелость твою признаю, поэтому отпускаю тебя и кузнеца твоего.

Белояр сузил глаза, загустилось в них сомнение тучей — не верил.

— Ты не сильно хозяйничай здесь, твой дом степь, а здесь ты гость всего лишь, — всё не унимался кузнец.

Тамир глянул на друга Итлара, что стоял всё это время подле него, скрестив на груди в кожаных наручах руки.

— Где мне хозяйничать — то я буду решать, и не ты мне будешь указывать.

Тамир взглядом подал знак Солбару. Тот немедля подступил, сгрёб рукой за шиворот Колояра, пихнул прочь. Тот ошалело да уже без особо пыла посмотрел на хазарича, зубы сжав, обиду и злобу тая. Тамир вновь перевёл взгляд на старца.

— Ныне я тебя отпускаю, ступай прочь, — Тамир шагнул, протянул руку, срывая с шеи старика круглую, как шеляг[1], подвеску, — но если выйдешь ты или твои дети и внуки в степь траву топтать, попадёшься на моём пути — я припомню его слова, старич, припомню то, с чем ты пришёл ко мне ныне. И отвечу тем же.

Старик всё щурился, по щеке морщинистой судорога прошлась, он смолчал — вот и пусть глотает. Тамир отвернулся, кивнув Тугуркану. Воины двинулись в сторону поляничей, тесня их прочь уйти из стана, толкая взашей, чтобы поторапливались. Тамир, проводив свору взглядом, хоть всё туже скручивались внутри огненные вихри, повернулся, направляясь вглубь становища.

— Собирайте майханы, пора в дорогу, — отдал приказ на ходу, откинул хлыст на сложенную на телегах поклажу, подхватил один из кувшинов, наполненный квасом, отпил, сделав два глотка, унимая жажду.

— Кажется, поляничи надолго запомнят эту встречу, — хохотнул Итлар, — нужно было всё же голову ему отсечь.

Тамир с укором глянул на друга.

— Мы не воевать сюда приехали, Итлар, помни это и когда в княжество приедем.

С лица того улыбка стёрлась.

— И здесь кангалы разбойничали, — перевёл сразу разговор в другое русло Итлар.

Далеко те забралась, ещё прошлое кочевье о них только на западе говорили, а теперь до самого Варуха, стало быть, добрались. Сильно же они окрепли. И знать бы, кто этих волков, что не имеют род, за которым стояли бы они да ответ держали, но у них даже тагмы[2] нет своей. Тамир невольно подумал о том, кого ещё как пять зимовье Ибайзар изгнал из каганата. Аргуна, хоть тот был старшим сыном ему. Только с того мига сыном перестал называться, после того как замышлял отравить отца. Много он чести подорвал среди своих собратьев, в том числе и Тамира. Хотя Тамир тоже вызвал много пересудов, оправился к устью Варуха, где столько крови льётся, против воли отца.

Итлар вдруг вскинул взгляд, хищно сузив чёрные глаза, усмехнулся в негустые усы. Тамир проследил за его взглядом, повернулся, вылавливая среди сновавших по становищу в сборах воинов полянку.

— Не надоела тебе ещё, гляжу, добыча твоя? — спросил Итлар, отпивая из кувшина.

Лисицу в отряде никто не смел трогать, каждый знал, что принадлежать она может только Тамиру, пока не пресытиться ею. И этот миг всё не наступал, удивляя самого Тамира не меньше. Каждый свободный воин уж облизываться на полянку эту рыжекосую, давно начали.

— Хочешь, чтобы я тебе её подарил? — спросил Тамир не без издёвки.

Итлар едва не поперхнулся, отставляя кувшин, утирая рукавом чёрные усы, глянул на Тамира хмуро.

— Чего я лишусь после этого?

Тамир рассмеялся.

— Если и надоест мне, лисицу отдам тому, с кем она сама захочет, — ответил Тамир, продолжаясь усмехаться.

— Вряд ли, — хмыкнул Итлар.

— Ладно, хватит о пустом судачить. Нужно до обеда добраться до протоки успеть.

Тамир отступил, оставляя друга, необходимо ещё раздать поручения дайчинам — войнам, которые впервые отправились в кочевье.

Покинуть берег так быстро всё равно не вышло — раскачивались долго, собирались ещё разморённые со вчерашнего гульбища, хоть и приободрённые приходом местных, воины. Пока взнуздали лошадей и водрузили тяжеловесные поклажи на телеги, прошло ещё время. Да всё же вскоре отряд тронулся в путь, приминая зелёный шёлк травы колёсами и копытами лошадей, двинулись вдоль берега. Незаметно набежали кудлатые тучи, да всё равно духота стояла, что по спине к поясу пот стекал ручьём, и только спасал речной ветерок, что иногда струился с глади воды, обдавая свежестью.

Тамир мыслями вернулся к Унэг, которая, как и обычно, спряталась в одну из крытых повозок. Лисицу ему придётся рано или поздно отдать. Ещё ранней весной, едва только Тамир покинул дом, отец заговорил о невесте, что уж давно ему подготовил.

------------------------

[1] Шеляг — хазарская чеканная монета.

[2] Тамга — это фамильный, родовой знак, в частности у хазар - тюркоязычного кочевого народа, в переводе с тюркского означает "клеймо" или "печать".

Глава 16

Войны всё осматривались, многие из них в этих краях впервые, Тамир и сам не забирался в полесье так глубоко. То ли дело степи, где многие родов в его власти, где знал он каждый взгорок, каждую реку, что испещряла степь.

Тучи стелились низко и всё плотнели, серели — того и гляди хлынет дождь, хоть и духота стояла, но мокнуть вовсе не хотелось. Да всё же нахлынул ветерок, расталкивая тяжёлый, так, что дышалось с трудом, воздух, взлохматил высокую траву да кроны редких молодых деревцев, раскатываясь прохладой желанной по груди. Сладкий был здесь воздух, сытый зеленью, глотать его тяжело. Но не успел отряд отойти от стойбища толком, как загремел где-то в утробе неба гром. Сам Куар[1] грозил пустить свои огненные серебряные стрелы на землю, разогнать злых духов.

— Кажется, хлынет сейчас, — проговорил Тургай-дайчин, задирая подбородок, окидывая взором утробу.

И не то чтобы ненастья боялся Тургай, а не хотелось, чтобы поклажа сильно намокла — мороки потом много.

— В чащобу сворачивать нужно, зальёт тут нас, ещё день будем сушиться, — заворчал Аепа.

— Поезжай вперёд, — кивнул Тамир Тургаю, — дорогу разведай, — так хоть и дольше путь выйдет, но деваться некуда.

Тургай, перехватив крепче поводья, поддел пятками скакуна, резво пускаясь вперёд через всю вереницу, за ним ещё трое ринулись, затерялись вскоре.

— Так будем долго кружить, пока до стана княжеского доберёмся, — оглядел хмуро Найгал, старший сын тудуна, перекаты лесистых темнеющих под тяжёлым небом холмов. — Может, и не стоило затевать это всё? — посмотрел Найгал на Тамира. — Сон мне приснился сегодня скверный, думаю, не к добру, а потом вспомнил, как шаманка мне нагадала, та, что к гунам к кочевью примкнула...

Воины, слушая начатый рассказ Найгана, не сдерживали смешки. Тамир усмехнулся тоже, внимая внимательно.

— …Так вот, сказала она, что много сложностей впереди. Трудный будет путь, и доверять всем не нужно. Предательства много ждёт, — продолжал, но как услышал смешки за спиной, Найгал разом покраснел, злясь, обернулся резко, прикрикивая на соратников. — И общинники те неспроста на становище пришли. И Ибайзар был против того, чтобы шли к полесью!

Тамир смотрел на Найгала, понимая, как усмешка с его лица сползает помалу, и тому, что внутри разлилось, не соответствовало вовсе.

— Что же ты, Найгал, упрекать меня захотел? — спросил отвердевшим разом голосом Тамир. — Или ты каждое слово моё под сомнение брать станешь? Если так Тенгри-хан и я, его потомок, распорядились, значит, мы поедем к Каручаю — таково моё решение, а коли ты считаешь его неразумным, что ж, ты поворачивай коня и скачи к своей шаманке, догоняй, раз слушаешь её больше, чем меня. А коли хочешь остаться, слушай, что я тебе говорю, Найгал.

У дальних полесий всем известно, что живут племена те, которые под волю князя, не спеша идти из своих раздумий. Хотя с такими налётами Белояр скоро созреет идти под крыло князей поляновских. А князь веси старейшин, беков да тудунов, своих должен предупредить о том, что едет в княжество войско хазарское. Хотя сам Годуяр только возвращался с похода — о том посыльный его и говорил.