Страница 6 из 17
Вера улыбнулась и подобрала подходящий острый камешек. Легла на землю и, чтобы не портить внешний вид будущего музейного экспоната, нацарапала в самом низу: «Верунчик». Получилось коряво, но здорово. Хлебнув ещё глоточек, Вера добавила: «+Ру». Вот так! Никто никогда не заметит этих царапок, Вера вернётся в двадцать первый век, а где-то в глубокой древности, в каменном веке, останется её автограф — свидетельство путешествия во времени и неудачного любовного романа. Ах, Ру, почему ты такой бессердечный?
Обозрев местность в бинокль, Вера наметила объекты для съёмки: старик с зубилом на бараньем лбу, посёлок с островерхими жилищами, водопад на скале, кухонная глиняная утварь, ожерелья, ножные браслеты и, разумеется, портреты всех женщин, которые согласятся позировать. Снять Ру вряд ли получится, вождь снова куда-то исчез. Неуловимый и прекрасный, как мечта.
К вечеру Вера забила фотографиями сто двадцать восемь гигов на флешке и разрядила все аккумуляторы. Гростайн начинал тускло светиться.
Вера освежилась под водопадом и спустилась в посёлок как раз к ужину. Женщины хлопотали у стола и жестами позвали её разделить трапезу. Мужчин не было видно: наверное, отправились пасти стада или ловить рыбу для царского гарема. Или чем они тут занимаются?
Давешний олений бок выглядел сочно и соблазнительно, запах дразнил аппетит, и у Веры потекли слюнки. Она устроилась на кочке рядом с Му: она знала её лучше других и ценила за доброту и заботу.
Когда всё уже было готово, из-за дальней скалы появился хмурый предводитель. Он молча сел на трон, выбрал самый жирный кусок мяса и принялся его жевать. Как по команде за мясом потянулись и остальные. Вера откашлялась и сказала:
— Я знаю, что вы не понимаете русский язык, но я хочу вам кое-что сказать. Вы дикие люди, живущие в каменном веке по варварским обычаям. Это нормально. Вы в этом не виноваты. Поэтому я не обижаюсь, что вы не хотели меня сюда пускать, а потом унизили… гм, предложением вступить в неравный брак.
Все внимательно её слушали, один лишь Ру громко чавкал, обгрызая мосол. Вера повысила голос:
— Но есть и хорошие моменты! Ваша природа чиста и прекрасна, как в день сотворения мира. Ваша маленькая община процветает. Ваша наскальная живопись — шедевр и культурное наследие ЮНЕСКО. Вы можете этим гордиться. Жаль, я не успела разобраться в концепции космологического мира…
Говорить речь, когда тебя слушают десятки людей, оказалось неожиданно приятно. Вера с воодушевлением продолжила:
— Ваша кухня великолепна, даже маринованные поганки! Ваша система канализации может претендовать на экологический сертификат качества! Ваши женщины красивые и худые, как модели! А ваш мужчина… ваш Ру…
Услышав своё имя, Ру мрачно посмотрел исподлобья.
— Ваш Ру — мужчина моей мечты, за которым я пошла бы на край света, если бы этот злобный неотёсанный дикарь меня позвал. Но, увы, меня зовёт Гростайн, — она махнула в сторону пляжа, где уже разгоралась светомузыка. — Я вернусь в две тысячи семнадцатый год, поеду в Санкт-Петербург и напишу о вас книгу. Это будет толстая и красочная книга с сотнями фотографий! Сто двадцать восемь гигов памяти! — Вера похлопала по нагрудному карману, где хранилась флешка. — Я прославлю вас, а вы прославите меня!
Она остановилась, чувствуя, как горят щёки. То ли от длинной вдохновенной речи, то ли от взгляда вождя. Ру смотрел на неё так, словно собирался трахнуть прямо сейчас. Вера была опытной девушкой, она прекрасно знала этот жадный мужской взгляд. Погасшая было надежда вспыхнула ярче прежнего.
Она упаковала последние несобранные шмотки. Оленью шкуру скатала в малиново-полосатый рулетик и приторочила к рюкзаку. Присела на дорожку. Подкрепилась глоточком коньяка, чтобы предупредить развитие головных болей. А то геомагнитные бури — коварная штука.
Тонко жужжали комары. В очаге, разожжённом доброй Му, потрескивали мшистые веточки, и густой древесный аромат клубился в вигваме, как октябрьский туман на Дворцовой площади.
Не может быть, чтобы она ошиблась. Когда мужчина так смотрит — он приходит. За пять тысяч лет многое могло измениться — климат и ландшафт, флора и фауна, человеческое общество и орбиты планет, но только не взгляд, каким мужчина смотрит на женщину. Это же секс. Основной инстинкт. Он незыблем, как бутерброд с копчёным палтусом.
И Ру пришёл. Его монументальная фигура вытеснила из шалаша весь воздух, и Вере стало нечем дышать. Она взялась за верхнюю пуговичку, но пальцы не слушались, и она растерянно теребила воротник рубашки. Наедине с дикарём, пришедшим за её нежной трепещущей плотью, она чувствовала себя беззащитной и готовой на всё.
— Гыр-гыр! — сказал Ру и повелительно ткнул в сторону выхода.
— Чего?
— Гыр! — Ру указал на Веру и её пожитки, а потом снова на дверь.
Вера догадалась:
— Ах, ты пришёл меня поторопить! Вон в чём дело… — разочарование затопило её по самую макушку. — А я ждала тебя, думала, ты придёшь, чтоб напоследок меня…
— Фыр!
— А чего тогда пялился, как голодный на булочку?
Ру сел на меховую подстилку, сложил руки на коленях и вздохнул. Могучая грудь поднялась и опала, жёлтый заострённый клык доисторического животного качнулся и успокоился в шерстяной ложбинке. Вера сглотнула слюну. Может, не всё ещё потеряно? Этот племенной вождь, этот царь добиблейский, этот свирепый мускулистый самец сидит так близко, что протяни руку — и коснёшься дублёной ветрами кожи. Сидит смирно, словно ждёт чего-то. Понятно, он ждёт, когда Вера свалит из его царства со своими манатками, но попытка не пытка. Если бы Ру хотел, он давно бы свернул ей шею — причём совершенно безнаказанно. Вера приободрилась и подвинулась ближе. Наклонилась, заглядывая в чёрные, как космос, глаза под крутыми надбровными дугами:
— Послушай, Ру, — начала она чарующим голосом. — Это твой мир и твои правила. Я не знаю, как я сюда попала. Не знаю, зачем. Я всего лишь гостья, которая через несколько минут навсегда исчезнет в куске серого сланца. Или это гранит? Мрамор?.. Ай, неважно! Я ничего здесь не нарушила, никакого эффекта бабочки и прочей ерунды.
Ру молчал, уставясь в пол и сосредоточенно о чём-то размышляя. Возможно, о видах на урожай черники или о приплоде в оленьем стаде. Мало ли забот у царя? Вера затаила дыхание и царапнула мизинцем его бедро:
— Но если ради соблюдения старинных и, безусловно, важных для вашего племени традиций я должна с кем-то переспать, можно я пересплю с тобой? — вкрадчиво спросила она. — Посуди сам: так мы и обычай уважим, и временной парадокс не создадим. Ничего во вселенной не изменится, если мы аккуратненько займёмся сексом в презервативе. Никаких трагических последствий, никаких катастроф. Логично же? Ты согласен?
Ру опять вздохнул, клык опять качнулся. Вера нагло положила ладонь на бедро и медленно, медленно потащила её к меховой выпуклости. Временной парадокс всё же случился: время вдруг замедлилось и загустело, как карамель в кастрюльке на огне.
— Какой бред я несу… Да плевать мне на этот мир, хоть бы он и рухнул в тартарары… — прошептала Вера, поглаживая смуглую ляжку вождя, покрывшуюся крупными мурашками. — Я так тебя хочу, что у меня внутри всё горит. Трахни меня, а? Тебе понравится, обещаю…
Вера добралась до выпуклости и с трепетом её сжала. Там было что-то большое и твёрдое.
— О-ох… — выдохнула она, теребя кожаный ремешок.
Она чувствовала себя ребёнком, который задумал распотрошить чужой новогодний подарок: и стыдно, и страшно, и невозможно остановиться. Пальцы быстро распутывали тугие узлы. Ру вышел из ступора и больно шлёпнул её по руке:
— Фы-ы-ыр!
— Ну, пожалуйста, пожалуйста! — взмолилась Вера, намертво вцепившись в ремешки. — Со мной никогда такого не было, это какое-то наваждение, я совсем помешалась на тебе…
Ру всем корпусом повернулся к ошалевшей Вере, уставился на неё пылающим взором, а потом молниеносно, одним резким жестом, сорвал с неё рубашку.