Пленённая княжна

Больше не задерживаясь подал знак кметям, тронув коня, поворачивая в сторону, где лежат за сотни верст земли осхарцев. Народ, что собрался с концов веси, расступился, провожая дорогих гостей. Я, скользнув взглядом по толпе, все же выискивал сероглазую девицу, но так и не нашел. Ну и ладно.

— Какой дорогой пойдем? — поравнялся с моим жеребцом Зар — лучшей стрелок из княжеской ватаги Найтара — отца, всматриваясь в сизые окутанные розовым маревом лесистые дали.

— Спешить некуда, через лес и пойдем, — решил я.

Глава 2

Оказавшись на еще сырой, пропитанной дождем дороге, даже как-то не по себе стало от простора, раскинувшегося передо мной — отвык. Но к обеду уже ощущал себя так, будто и не сходил с нее никогда. Далеко позади остался Акран, еще дальше Збрутич, толика грусти опустилась на дно, но и она быстро испарилась, как и не было вовсе. Все же привык к местам здешним, как бы не хотел того признавать. Так, наверное, бывает, когда слишком долго сидишь на одном месте: сращиваешься кожей и плотью с землей, со стенами, с людьми, едва корни не пускаешь, а потом обрубать их и, как перекати-поле — лететь, куда ветер дунет. Да и за всю жизнь я не бывал так далеко от родного стана на такой долгий промежуток времени.

Разгорался день во всю силу, ярилово око обжигало глаза, купая землю в тепле, лаская нежно, отогревая от зимней стужи. Ушла зима-Морана в чертоги Велесовы, теперь будет ждать свое время, чтобы вновь стынью окрепнуть, дохнуть морозом на земли, сковывая все льдом, а сейчас истощилась она, ослабла, и негде больше таиться ей: ни в рытвинах, ни в лядинах низких, ни на дне рек. Все живым кругом становилось, и сам воздух прозрачный, чистый, пахнущий пробуждающейся живительной силой, на языке оседал сладостью и растекался по горлу, пьянил. Все вокруг побуждало очнуться от того морока, которым Морана долгие дни окутывала все, и месяцы казались бесконечно блеклыми и однообразными Не считая, конечно, тех дней, когда мы за жрецом гонялись по лесу. Я усмехнулся.

Легкий ветерок ворошил гривы коней, трогал волосы, разбрасывая их по лицу. И хоть и решил идти через Ворожцы, а к торговому речному пути пришлось спуститься: нужно было запастить припасами. Да и в первый день пути как-то не хотелось ночевать под открытым небом, ко всему палаток не было, чтобы укрыться, если вдруг морось вновь посыплет или роса. Хоть и тепло, но сырость стояла ощутимая.

Миновали небольшой березовый лес, и глазам открылся берег. Гладкая Сохша щедро разливалась по каменистому руслу, огибала раскинувшееся на холме укрепленное поселение, плескаясь белой пеной чуть ли не у самых стен Дейницы. Городишко не маленький и в это время людный. В самих «угодьях» Дейницы многочисленные вольные корчмы, росшие друг на друге, как грузди. За стенами тянулись то одиночные дома, то широкие, богатые, с овнами и хозяйскими клетями постоялые дворы. С каждым шагом поднимался суетный шум городища, окружая пришлых кузнями, гончарными избами да бесконечными рядами торговых лотков. Здесь было куда шумней, чем в Збрутиче, но это и понятно — именно здесь многие останавливались на отдых, собрали припасы, готовились к дальним плаваньям или переходам.

Прежде я выбрал самый крайний и скромный постоялый двор, где и остался со своими людьми на ночлег.

2_2

Когда в ворота въехали шестеро всадников, из избы вышел встречать ватагу сам хозяин двора. Крепкий, как дуб, бородатый мужик с кустистыми рыжеватыми бровями сразу смекнул, что заезжие не из простого народа. Расспрашивать не стал гостей, да и никто ему не скажет — кто такие, откуда и куда идут. Я решил не болтать налево и направо о том — так спокойнее.

Вторак — так представился хозяин двора — подозвал отроков, велев забрать коней и отвести в стойла. Бросив поводья светловолосому отроку, я спешился, бодро оглядывая выбранное пристанище. День хоть и клонился к вечеру, а успеть на торжище еще можно, хотя, верно, утром будет сподручнее, но зачем откладывать на завтра то, что можно и сегодня сделать, а утром уже спокойнее двинуться дальше.

Вторак отвел нас в самую крайнюю часть дпинной избы, и, пока мы шли через двор, я успел заметить, что в стойле были еще лошади. Видимо, сегодня мы не первые прибывшие. Впрочем, вокруг никого не было, и могло статься так, что кто-то просто оставил лошадей на постой и скоро заберет. Так или иначе это мне не мешало. Когда вошли в просторную горницу, все уличные звуки исчезли, стояла такая тишина, что благодать легла на душу. Большую часть помещения занимал длинный общий стол, по стенам — лавки. Уже нес охапку дров другой паренек, которого еще при входе окликнул Вторак. Помещение ограничивалось не только общей горницей: несколько дверей выводили в другие клети, которые и предложил Вторак в качестве спальных мест.

— Не пристало княжичу в таких норах ютиться, — сказал с долей издевки Зар, вдыхая тяжело, когда Вторак оставил гостей осматриваться да располагаться.

— Не бубни, собирайся лучше, в город пойдем, — скинул с себя пояс с ножнами — уж это ни к чему в людном месте, обойдусь охотничьим ножом. — И о том, кто мы,

— обвел глазами и остальных гридней, — никому не слова.

Выгрузив походные вещи, взяв с собой Зара и Кресмира, покинул двор, отправляясь в стены Дейницы.

В такой гомон я не окунался давненько. Даже на убывании дня торжище кишело людьми, как в запруде окуни на нересте. Толпясь возле торговых прилавков, они жужжали пчелиным роем. Тянуло с берегов речным воздухом, смешиваясь с запахом свежевыпеченного хлеба и ароматного копченого мяса с еловым дымом. Нужное нашлось сразу: купили несколько пар сапог — если промокнет кто из гридней, три крепких можжевеловых лука — если придется охотиться в лесу, топор, снедь, плащи… И вот уже можно было возвращаться, но еще нужно найти полотна для крова и одну маленькую безделицу для той, которая, верно, уже истосковалась по мне.

2_3

Отправив Кресмира и Зара за полотниицами, я вернулся к украшениям. Возле прилавка толклись еще покупатели. Продавец — мужик с черными бровями и блеклыми карими глазами, показывал женщинам обручи. Но только стоило мне приблизиться, как интерес к драгоценностям у девиц угас, теперь они переглядывались и шептались. Обе хорошенькие, но где залог того, что за ними кто-то тщательно не приглядывает, а неприятности сейчас мне не нужны. Быстро выбрав витой обруч и расплатившись, я развернулся, чтобы уйти, слыша смешки, как ткнулся во что-то мягкое и податливое.

Отрок отскочил, чуть не сбив прилавок, я успел поймать его за запястье, нагнулся, поднимая гребень с земли, который он выронил из рук. Гребень из воловьей кости был женский, с резными завитками цветов. Удивленно поднял брови — зачем это мальчишке? Но тот рванул запястье из моего захвата, как будто пойманный воришка, уже поторапливался уходить, я дернул мальчишку за плечо, разворачивая к себе.

— Не так быст…

Слова оборвались — на меня обратились испуганные серо-зеленые глаза, мой взгляд непроизвольно скользнул по белому лицу, останавливаясь на губах таких сочно-бордовых, выделяющихся ярким пятном на белой коже, как калина на снегу, что слюна проступила на языке. Испуг в глазах «паренька» растаял мгновенно, когда стало понятно, что опасности никакой нет, и теперь дымчато-зеленые глаза, смотрящие из-под края шапки, впились в мое лицо колючим холодом, разливаясь лесными озерами. Пурпурные губки досадливо сомкнулись, вытягиваясь в строгом недовольстве, лицо мгновенно преобразилось, становясь и впрямь угловатым с резкими чертами. Если она и пыталась как-то перенять мальчишечий облик, тот тут незнакомка потерпела полную неудачу — я ее уже успел раскусить. Глаза — это дно души, и они бесспорно принадлежали женщине. Такие изменчивые, такие глубокие и проникновенные под полуопущенными веками с золотистыми дпинными ресницами, они смотрели пронзительно, так, что можно просто утонуть, сорваться в эту пропасть, ухнуть с головой. Я скользил взглядом по тонкому стану, отмечая детали: одета в простой кожух, шерстяные штаны, заправленные в сапоги с низкими голенищами — и впрямь походила на отрока и напомнила мне маленького зверка. Улыбнулся одними губами, молча наблюдая, как густеет зелень ее глаз.