Страница 4 из 5
Кроме военных моряков, в качестве врача экспедиции, в отряде находился уже известный в то время исследователь арктического побережья Восточной Сибири, Александр Александрович Бунге, в последствие также принимавший участие в русско-японской войне 1904-1905 годов. Его именем назван обширный участок суши на острове Котельный в группе Новосибирских островов.
Не перестаешь удивляться решению царского правительства направить для перегона речных корабликов одних из лучших офицеров императорского флота, на обучение и подготовку которых были затрачены огромные средства и задача которых, защищать государство от внешних врагов, а перегнать речные суденышки могли моряки торгового флота. Предположение, что царское правительство, таким образом, хотело сэкономить на моряках торгового флота, думается будет ошибочным. Более вероятно, правительство полагало, что в России нет достаточно квалифицированных моряков торгового флота, способных привести купленные кораблики из Глазго на Енисей. А может быть они руководствовались неведомыми нам ныне, внутриполитическими (жандармскими) соображениями.
К 1893 году англичане принимали значительно больше участия в рейсах в русскую Арктику, чем сами русские, при этом оно не ограничивалось только коммерческой заинтересованностью. В плавания отправлялись чуть ли не все кому не лень, от людей одержимых идеей первыми достичь Северного Полюса, до любителей путешествий в суровые и неизведанные края. Не стал исключением и проект по доставке рельсов на Енисей или Енисейская экспедиция, как ее назвали в России. В ней принимала участие британская яхта «Blencathra», владелец которой яхтсмен Фрэнсис Лейбон Пофам (Francis Leybourne Popham), отправился в увлекательное плавание в Арктику в приятной компании с барышней Еленой Пил (Helen Peel), дочерью будущего Сэра Роберта Пила, и семейной пары Джеймс (Mr. and Mrs. E. C. F. James). Под командованием британского капитана Брауна «Blencathra» покинула порт Аппледоре (Appledore) в Северном Девоне (North Devon) и отправилась в плавание в норвежский порт Варде, где присоединилась к отряду судов капитана Виггинса.
Приморский городок Аппледоре расположен на левом берегу реки Торридж (River Torridge), в месте слияния ее с рекой Тау (River Taw), примерно в двух милях от их впадения в Бристольский залив. Аппледоре вместе с портовым городом Бидефорд (Bideford), расположенным в паре милях выше по течению реки Торридж, играли важное значение в судоходстве Британской Империи времен королевы Елизаветы и Стюартов. В XVI веке Бидефорд считался третьим по величине портом Британии. Выходцы из него были одними из первых поселенцев в Новом Свете и основателей штатов Вирджиния и Каролина, в их числе Сэр Вальтер Рэйли (Sir Walter Raleigh).
Плавание яхты «Blencathra» в Арктических морях не ограничилось только праздным участием в Енисейской экспедиции. Вернувший в Британию барышня Елена Пил написала книгу «Polar Gleams» и кто теперь может с уверенностью сказать, какое влияние она оказала на умы некоторых из исследователей Русского Севера, ведь вполне вероятно, что прочтение этой книги увлекло выпускницу Сорбонны, француженку Жульетту Жан в роковое плавание с Владимиром Русановым на шхуне «Геркулес», а Ксению Львовну Доливо-Добровольскую и ее подругу Ерминию Александровну Жданко к плаванию на шхуне «Святая Анна» из Петербурга в Архангельск. Шхуна «Святая Анна» – это, приобретенная Георгием Львовичем Брусиловым, яхта «Blencathra». На ней Ерминия Жданко в качестве судового врача отправилась в плавания в Арктику, где разделила участь с Брусиловым и оставшимися на борту моряками.
В 1893 году, в то время как российское правительство было не в состоянии своими силами доставить рельсы из Британии на Енисей, британцы отправлялись в Карское море на яхтах с чисто спортивным интересом, норвежские рыбаки и зверобои, не признавая российской юрисдикции, по браконьерски занимались рыболовством и зверобойным промыслом, а Фритьон Нансен, распаренный молодыми финскими девушками в баньке, направил свой «Фрам» из Вардё на восток в русскую Арктику. Он вслед за Норденшельдом совершил плавание вдоль берегов Сибири до Новосибирских островов, а затем пошел на север, где «Фрам» намеренно вмерз в лед и совершил свой исторический дрейф через приполярные районы Северного ледовитого океана. В отличие от экспедиции Эрика Норденшельда, в финансировании экспедиции Нансена русский капитал участия не принимал, поэтому весь триумф достался норвежцам. Хотя, нет, российского участия действительно не было, однако существует мнение, что знаменитый Колин Арчер (Colin Archer), во время проектирования судна «Фрам», использовал опыт строительства беломорскими поморами своих кочей, корпус которых идеально подходит для плавания во льдах.
На первый взгляд может показаться, ну и что, Российская Империя и без него обойдется, однако, именно, что «показаться», так как на деле, триумфальный дрейф «Фрама» задел самолюбие многих русских людей.
В паре с успешным плаванием Норденшельда, которое было проделано с небывалой для морей Арктики легкостью и комфортом, успешное плавание «Фрама» до Новосибирских островов, а затем дрейф через неизведанные и непосещаемые до него, центральные районы Арктики, показали с полной очевидностью, что выводы о непроходимости морей Северного Ледовитого океана, сделанные на основании неудачных плаваний парусных кораблей в период до первой половины 20-х годов XIX века, безнадежно устарели, так как были справедливо сделаны лейтенантом Федором Петровичем Литке в отношении плавания именно парусных судов. Однако за прошедшие после его плаваний на бриге «Новая Земля» 70 лет, на смену дереву и парусу, пришли железо, сталь и паровые машины, к которым выводы Литке уже были не применимы. К сожалению, в правящих кругах Российской Империи и без того ультраконсервативных и недоверчивых ко всему новому, не смогли во время осознать произошедшей технической революции в области судостроения и мирового судоходства и отрывающихся с ней новых возможностей, в том числе, в использовании для плавания морей, ранее не проходимых для парусных судов, однако вполне преодолеваемых пароходами с железными и стальными корпусами, разумеется, только в период летней навигации и с соответствующей подготовкой. Даже успешные в большинстве плавания коммерческих пароходов иностранных судовладельцев, совершенные в период с 1874 года, после первого рейса капитана Виггинса, по 1894 год, не сильно способствовали изменению точки зрения царствующего Петербурга по этому вопросу. Для правящих Романовых, для реализации своих проектов, было проще фрахтовать иностранные пароходы по самым высоким фрахтовым ставкам, чем строить пароходы для российского торгового флота, создавать мореходные учебные заведения, учить в них мореходов, стимулировать создание пароходных, страховых и иных обществ и структур, необходимых для успешной и коммерчески выгодной эксплуатации торговых судов. Даже для одной из основных задач торговых судов, служить резервом и поддержкой военного флота в военный период, Романовы не смогли создать необходимый резерв торговых грузовых, грузопассажирских и пассажирских судов. И задевшее патриотические чувства многих, неравнодушных к развитию своего государства граждан, триумфальное плавание Нансена на «Фраме», и близорукая политика в области развития российского торгового мореплавания, еще очень дорого обойдутся государству Российскому уже в начале XX века. Об этом мы расскажем ниже в соответствующее этим трагическим событиям время.
Для России неудавшаяся доставка рельсов для Транссибирской магистрали не имела никакого практического значения. В следующем, 1894 году, на верфи «Армстронг, Митчелл и Ко.» (Sir WG Armstrong, Mitchell & Co Ltd) на реке Тайн, по заказу российского правительства, в лице правления Сибирской железной дороги, были построены два речных колесных парохода, «Первой» и «Вторый». Для их доставки на Енисей царское правительство снова обратилась к услугам капитана Джозефа Виггинса.
Ну просто патологическая любовь у царствующих Романовых была к английским морякам, переходящая в неприкрытую англоманию, оскорбляющую достоинство русских моряков торгового флота. Надо полагать, что к Александру III она, через сто лет, передалась от его пра пра бабки, императрицы Екатерины II, которая в отличии от своих двух предшественниц на российском престоле, весьма быстро охладела к пешей гвардии и всячески развивала и усиливала российский флот, надо полагать не только для войн с янычарами Оттоманской Порты, но и чтобы в случае угрозы ее пребыванию на троне, опереться на сотни корабельных орудий и отважных обветренных морских офицеров, которые уже при устроенном ею дворцовом перевороте помогли ей свергнуть законного императора. Однако тяга Екатерины II не ограничивалась только русскими офицерами, как любительница всякого рода утонченности, оригинальности и завуалированности, она в морских вопросах особой важности прибегала к услугам британских моряков. Ну, что на службу их приглашали в российский флот сотнями, так то и не удивительно, ибо еще сам основатель регулярного российского флота завел моду иноземцев на службу во флот приглашать, и продолжали их вербовать даже тогда, когда уже вдоволь своих искусных адмиралов, да командиров кораблей воспитали, которые в морских плаваниях да баталиях свое искусство доказали. Морякам только кораблей крепких дай, да в море снаряди, да отправь, а там они сами выкуют из себя справных мореходов да вояк. Нет, правительница российская была значительно изощреннее, чем там она на самом деле руководствовалась теперь поди ведай, потому как большая часть документов ее времени была уничтожена самим ее преемником – сыночком Павлом I, а в последствии и другими царствующими Романовыми. Отправляя в 1885 году секретную экспедицию на Северо-Восток империи она назначила ее командиром англичанина Джозефа Биллингса, правда весьма созвучно с Джозефом Виггинсом. То, что Биллингс был в третьем, последнем плавании знаменитого Джеймса Кука, давало ему сомнительные преимущества перед своими, кондовыми русскими морскими офицерами, так как в том плавании он был простым матросом и первый офицерский чин получил только лишь после возвращения из плавания в Англию, в 1880 году. А через 5 лет его приглашают на русскую службу и назначают командовать секретнейшей экспедицией, которая по нынешним понятиям имела геополитическое значение для Российской Империи! Тут одним влияние русского посланника (по нынешним временам – посла) в Лондоне, англомана графа Семена Романовича Воронцова, явно не обошлось.