Вольный Флот

– Ещё как поверю… А вы, Никифор Александрович, что такое им рассказывали? Они аж рты пораскрывали.

– Да так – байки всякие. Вроде той что Майор про иностранцев травил. Что там с сиделкой? Мне тут, в общих чертах, поведали как вы их нашли. Опять Коваль блеснул?

– Да. И я вовремя про Полозковых вспомнил. Тогда, на даче, Лидия Михайловна про их сына говорила. А Сан Саныч как раз упоминал что информацию с вас, возможно, снимают при помощи инвалида используемого в качестве, как мы это назвали, “ретранслятора”.

– Некорректный термин… – поморщился Матренин, – Ну да и вы не мой ассистент. Продолжайте.

– Так вот. Поскольку, как Сан Саныч объяснил Ковалю, одного родства мало и необходимо поддерживать связь, а они живут с вами в одном подъезде и вы близко знакомы, то они стали подозреваемыми номер один. Мы установили наблюдение и послали внутрь лейтенанта Никитину под видом сотрудницы Собеса, дабы она осмотрела состояние Геннадия, так как в указанном качестве мог использоваться только инвалид с отсутствующей личностью, а в медкарте Полозкова было указано что он пытается говорить, общаться, и реагировать на окружающих.

В ходе разговора Никитина упомянула что Полозкова могут направить на новый курс лечения и это спровоцировало сиделку на попытку его устранения. Заодно и себя отравить пыталась. К счастью лейтенант вовремя распознала угрозу и смогла её задержать до прибытия наших ребят.

– Бедные Полозковы… – покачал головой Никифор Александрович, – Я эту Софью видел… Она для них, считай, членом семьи стала. Они хотели квартиру ей оставить чтобы та, после их смерти, за Генкой ухаживала… А тут такой удар. Да ещё сын… Они думали надежда есть… Прогресс появился. И тут нате. А главное – какой парень был! И из-за меня его…

– Да почему сразу из-за вас?

– Семён… Ты не хуже меня знаешь что в нашей работе случайностей нет. Совпадение что ли что именно он подхватил этот, якобы, менингит экзотический, в командировке? Да нет. Потому что через него ко мне подобраться хотели. Сделать из него этот ваш “ретранслятор”. Бедные Петя с Тамарой… Что-ж вы квартиру-то не поменяли тогда… Сан Саныч – вы точно ничем ему помочь не можете? Как-то восстановить?

– Нет. Личность, боюсь, стерта полностью…

– Вообще ничего нельзя сделать?

– Чисто теоретически… – Матренин помялся, – Один мой доцент выдвинул гипотезу, что если мы соберем достаточно информации, то можно попробовать его реконструировать на основе имеющегося “гомункула”.

– Это как?

– Сложно, батенька, очень сложно. И это не будет настоящая личность. Но он будет иметь тот же характер, те же привычки, те же воспоминания. В теории.

– То есть это будет нормальный человек?

– С точки зрения неспециалиста – да. Но, во первых, придётся подвергнуть обследованию его родителей, друзей, коллег. Причём тут. В режимном учреждении. А ваши и так по поводу нашего режима секретности в истерике бьются. Во вторых – это такой бюджет, что наш бедный Лев Яковлевич заработает себе инфаркт о котором он столько твердит. И в третьих – при этом всем, никакой гарантии успеха.

– Я решу вопрос… – Семен Николаевич вздохнул так, что вылезшие на бережок пруда лягушки попрыгали обратно, – У меня с Соболевым хорошие отношения… А что касается бюджета… Придумаем. Главное грамотное обоснование написать. Тем более такой феномен, который противником использовался для слежки за целым нач отдела. Вы обязаны его изучить всесторонне. На это вам бюджет отвалят не скупясь. А уж как к этому реконструкцию личности примотать, пусть ваш Лев Яковлевич сам придумает. Скажите что иначе за него сразу два отдела ГБ возьмутся. Так сказать один с внешней стороны, второй с внутренней.

– Ох, батенька… – покачал головой Матренин, – Подбиваете меня на авантюру.

– А вдруг выйдет? Это-ж сразу вам медаль, доценту – премию, а Льву Яковлевичу – дачу у моря. Новое слово в данной области!

– Вы уж так далеко не забегайте… – Матренин достал часы и посмотрел на время, – Прошу меня извинить, но я пойду. Как наговоритесь – попросите кого-то из ребятишек вас вывести. Вам, Никифор Александрович, советую пока оставаться тут. Пока мы точно не будем уверены.

– Да я только за… Первый раз за три года выспался.

– Ну хорошо. Тогда я вас покидаю… Мне ещё с Софьей вашей разбираться. Отвратительная гражданка. Первый раз такое беспардонное хамство вижу!

Встав и пожав руки Матренин пошёл в обход пруда к выходу. Никифор Александрович посмотрел на небо, на лягушек в пруду и повернулся к Семёну Николаевичу.

– Кстати о гражданке. Разобрались как она информацию собирала?

– Да. Как Матренин и сказал – “обычным способом”. Полозков проговаривал все вслед за вами, читал вслух все бумаги.

– И родители не заметили? Врачи?

– Нет. Они оба уже плохо слышат, а он говорил очень тихо. Сложно разобрать. Сиделка умела по губам читать, а остальные что? Ну бормочет что-то. Надо очень долго слушать чтобы заподозрить что это не просто какой-то бред. Кроме того мы в комнате препараты нашли. Судя по всему она, перед визитом врача его колола и там вообще только бессвязное мычание. Кстати, когда Лейтенант пришла она ему тоже инъекцию сделала. Парни говорят что видели как она суетилась и что-то в шприц набирала.

– А почему пыталась убить Генку? Он же никак не связан с этим самым “Творцом”?

– Ей были инструкции такие даны – сперва его, потом себя. Причину Матренин постарается выяснить. Может, все таки есть связь или ещё какое указание на того кто это устроил.

– Себя убить… Значит идейная вражина. Что вообще про неё известно?

– Софья Кондратьевна Бык… Говорящая, кстати, фамилия. Парни говорят что еле вчетвером удержали. Биография тоже будь здоров. Но это потом… Сейчас отдыхайте – сил набирайтесь…

– Перед чем? Пенсией?

– Пенсией?

– Да. Я уже все решил. Даже не отговаривайте. После такого – как мне доверять? Как я себе доверять могу? Меня тогда, когда я понял что все ниточки на мне сходятся… Тряхнуло меня. Всю жизнь думал что знаю все их подкаты. Что ко мне то они точно не подберутся…

– Матренин обещал что все связи купирует.

– Возможно. Только я теперь до конца жизни буду каждую бумагу брать с мыслью: “А если нет? А если не всё нашли? А если это просто замануха такая чтобы мы расслабились?”. Понимаешь?

– Понимаю… Семён Николаевич грустно покачал головой, – Сам тогда сидел и в уме перебирал знакомых, соседей, сотрудников. Поганая это штука.

– Очень. Одно дело с простой хитростью дело иметь, когда ум на ум, расчёт на расчёт. И другое – это. Ни глазом не увидеть, ни догадаться. Просто знать что такое возможно и надеятся что не с тобой это случится… Так что ты это… Гущина пока не радуй раньше времени. Палыч, конечно, первый кандидат, но то не я решаю, сам знаешь. И по дружески прошу – как Лидочка закончит меня таскать по всем делам, что мы с ней из-за службы моей откладывали, дача эта, родня её из Беломысска, к дочерям съездить… Ты там похлопочи по знакомым чтоб нашли мне какую работу… Только чтоб без секретного… А то я дома свихнусь от скуки.

– Преподавательская работа интересует? Кадры нам новые готовить? Там максимум ДСП. С молодежью, я гляжу, ты ладишь?

– А давай… Только не сразу. Дай хоть заскучать.

– Да я понял… Как увижу что ты сортами картошки интересуешься, сразу Диме позвоню. Однокурсник мой. Сейчас там ректором. Он тебя с руками оторвет и коньяк мне поставит. Два. Ты у нас кадр ценный, опытный, тебя дешевле чем за две отдавать нельзя… Ладно…

Семён Николаевич встал и грустно усмехнувшись подал Пастухову руку. Тот тоже встал и пожал её.

– Отдыхай, приходи в себя… А я пойду. Посмотрю что там удалось с этой Бык вытянуть. Она упирается, но да и мы не лыком шиты. Все расскажет. Так или иначе. Методы у нас есть…. Семён Николаевич огляделся, – Свистни мне кого-нибудь из ребят чтобы вывел отсюда, а то не так шагну, не так повернусь и буду на той лестнице куковать. А место чудное… Вот бы такие делать научились. Чтоб можно было в кабинете окна не боясь открывать…