Страница 15 из 17
Дед долго всматривался в закрытое лицо уголовника, ему, как и многим, не хотелось лишних проблем. Сына Егора Трофимыча – Лёньку – убили бандиты. Парень вернулся целым и невредимым с такой страшной войны, а тут какие-то урки сначала зверски избили, а потом зарезали, как свинью. Мрази проклятые! С тех пор фельдшер возненавидел всех, кто сидел по уголовной статье. Политических он не примешивал, насчёт них у него мнение было другое.
Старик услышал детский плач и немного успокоился. Детей он любил. Может, только из-за ребёнка пожалел молодую мамашу и спас этого парня. В другом случае Егор Трофимыч урок лечить бы не стал.
Вероника перепеленала Семёна, накормила и укачала, затем поставила на плиту печи ужин, достала из буфета бутылку водки, стаканы, наскребла немного денег фельдшеру. Тот от денег отказался, но водки выпил. Раздобрел малость, потеряв интерес к раненому, заинтересовался малышом. Ушёл деревенский доктор под вечер, сытно накормленный и захмелевший.
Вероника прилегла возле раненого Гришки. Открыв парню лицо, она увидела не матёрого бандита, а обыкновенного человека, побитого жизнью. Он совсем молодой, ему нет и тридцати. Зачем же он так жестоко надругался над ней, когда был с другими, наглухо «отмороженными», не знавшими жалости и стыда?.. Банда, в которой находился Воронцов, свирепствовала по всем ближним деревням, никто из жителей не забудет этого. Не забудут и не простят. Вероника понимала, что если она не сдаст парня властям, то будет пособницей и ей самой придётся отвечать по закону. А законы в то время были суровые. И сроки заключения немалые. Тогда Сёма останется круглой сиротой, и она больше никогда его не увидит… Женщина пришла в ужас от этих мыслей и, не сдержавшись, зарыдала, уткнувшись в подушку. Горькие слёзы катились по щекам, не давали уснуть.
Гришка бредил, кричал ночью, вскакивал с кровати, пугая спящего мальчишку. Малыш заплакал, всполошилась очнувшаяся от слёз Вероника. Дав Григорию попить тёплого травяного настоя и кое-как успокоив ребёнка, она снова прилегла на кровать. Уснуть так и не смогла…
Через неделю Воронцов пошёл на поправку. Всё это время молодая женщина думала: сдать его властям, или просто выгнать, когда тот придёт в себя. Да уж такого выпроводишь…
– Вероника, где твой родственник, жив? – послышался с улицы голос фельдшера Егора Трофимовича. Женщина наскоро спрятала Гришку в подполе и вышла из избы.
– Он уехал на прошлой неделе, – не здороваясь, ответила она очкастому деду.
– Вот как? – удивился фельдшер, – так быстро поправился? Что-то ты врёшь, голубка.
– Ну, так зайди в избу и проверь! – резко ответила Вероника.
– Я хотел, чтоб он мне помог, – вдруг грустно вздохнул старик, – баба моя померла, похоронить бы надобно…
– О, Господи! – сочувственно произнесла Вероника – чем я могу помочь?.. Сама бы с тобой, дядя Егор, пошла, но у меня маленький на руках, куда я его дену?..
Егор Трофимыч ушёл, расстроившись ещё больше.
– Вылезай, лекарь уже ушёл, – сказала Вероника, приподняв крышку.
Воронцов вылез, по привычке огляделся. Здоровый парень подошёл к своей спасительнице, попытался её обнять.
– Не надо, – отступила женщина, – так и будешь всё время у меня прятаться?
– Ты хочешь, чтобы я ушёл? – нахмурившись, спросил бандит.
– Так будет лучше. И тебе, и мне, – ответила Вероника.
– Куда я пойду?
– Куда-нибудь…
Григорий стал одеваться. В маленькой колыбели заплакал малыш. Она подошла к Сёме и взяла его на руки.
– Вот. Пока ты скрывался от «блюстителей законов», я родила его. Он твой сын.
Гришка обернулся и увидел кроху. Его кровинушка! В душе матёрого бандита вдруг что-то дрогнуло и изменилось.
– Это наш сын! – воскликнул он. – Как его зовут?
– Семён.
– Семён Григорьевич Воронцов.
– А ты, значит, Григорий?
– А тебя-то как зовут, спасительница моя? – радостно спросил Гриша.
– Вероника я. Вероника Владимировна Дубцова.
Гришка, сияя от радости, обняв её и ребёнка, принялся целовать их, что никогда почти не делал в своей жизни, разве что в далёком детстве целовал свою маму.
Григорий остался. Он не смог уйти от семьи спасать свою шкуру от властей. В конце концов, его банды нет, а в тюрьму он больше не сядет никогда! Вместе с Никой они нашли патроны к охотничьему ружью в том же подполе. Гриша ночью уходил на охоту, а утром приходил всегда с добычей. Утка или заяц были разделаны и приготовлены, жизнь стала более насыщенной.
Весной Воронцов занялся огородом, вскопал все грядки, посадил овощи. Вероника покупала на свою пенсию в деревенской лавке хлеб и водку. Молодые полюбили друг друга, и жить бы им – не тужить… Но, злодейка-судьба распорядилась иначе, заставив ответить обоих за старые грехи. Ото всех Гришку спрятать Веронике не удалось.
Незваным гостем, без стука в дверь, на пороге нарисовался деревенский староста. Хитроумный старик, прищурившись, увидев Гришку, спросил:
– А что это, голуба, у тебя за молодой человек живёт? Почему никто не знает в нашей деревне?
– А тебе какое дело? – ответил за жену раздражённый на непрошеного гостя Воронцов.
– Мне какое? – взвизгнул староста, – послушай, чужак, ты, случайно, не из беглых? Что-то я припоминаю…
Гришуня схватил старика за шкирку и начал трясти. Вероника в ужасе прижала маленького Сёму к груди.
– Слышь, старый хрыч, сюда! Если вякнешь насчёт меня в деревне, я не только тебя, но и всю деревню поджарю! Ты понял, старый гад?
– Я всё понял! – трясясь от страха, с выпученными глазами, ответил староста. – Коли так, я всё понял!
И уже, галопом убегая по улице, угрожающе крикнул:
– Ты мне ответишь за это!
– Вот старый козёл! – в сердцах выругался Гриша, – если бы не ты, Ника, пристрелил бы его, гада!
– Ты слово дал, что не убьёшь больше никого, – упавшим голосом ответила его возлюбленная.
В дом к Веронике вломились вооружённые стражи порядка и староста деревни Евсюков Вениамин Андреевич. У молодых была в это время самая идиллия. Гришку скрутили, заломив руки, и вывели из избы. Потеряв на момент внимание к плачущему Сёме, несчастная Ника выбежала, отчаянно закричав:
– Гришенька! Родной мой!
– Назад, девка! – рявкнул ей в ответ офицер.
– Она, сука, укрывала этого беглого, – доложил ему визгливый, как баба, староста.
– Разберёмся, Вениамин Андреевич! – ответил самодовольный блюститель закона.
Первый раз в жизни Ника посмотрела на Евсюкова с ненавистью.
– Сука, говоришь? – зашипела она не своим голосом. – Это вы – сука, Вениамин Андреевич. Это вы моих родителей сдали фрицам! Это по вашему доносу немцы моих маму и отца расстреляли.
– Она брешет, товарищ майор! Это полицаи их раскрыли и выдали, я тут ни при чём! – попытался оправдываться Евсюков.
– Какие полицаи? – женщина истерично рассмеялась. – Где ты видел полицаев в нашей деревне, старый козёл?
Гриша пытался вырваться, но менты всё сильнее выкручивали ему локти, один из них сильно ударил Воронцова под дых. Григорий охнул, заглатывая воздух.
– Вот как? – вдруг заинтересовался старостой майор. – Поедем-ка, папаша, с нами!
– Как вы смеете? – завозмущался Вениамин Андреевич, – я же вам сдал беглого!
– Доносчикам первые кнуты бывают! – зло улыбаясь, сказал офицер и, взяв за шкирку старосту, повёл его к машине.
Веронику то и дело возили в город на допросы. Ей тоже грозил суд и приличный срок за укрывательство особо опасного преступника. Ребёнка приходилось брать с собой, после ареста Гриши Воронцова и старосты деревни Евсюкова местные жители ополчились на молодую женщину, злословя в её адрес, и проклинали Григория. Никто больше Нике не хотел помогать, наоборот, старались её изжить, не задумываясь ни на минуту о маленьком Сёме.
Допрашивал женщину молодой красивый офицер, высокий, светловолосый, с голубыми глазами. Он был сдержан, корректен, не допускал во время допроса бранных слов и угроз. Что ему могла ответить Ника?..