Страница 4 из 19
Почти все ребята приложили свои руки к идолу. Юля дотронулась до него с трепетом. Пористый камень, не видевший солнечного света тысячу лет, был сырым и холодным даже сейчас, в разгар июня месяца.
– Римка, а ты чего? – шепотом спросила Юля.
Однокурсница упрямо сцепила руки за спиной.
– Ну его – злой он. – Она даже передернула плечами. – Брр!
– Да, урод он первостепенный, – согласилась Юля. – Такой ночью приснится – не встанешь.
Свет фонариков, летавший снизу по каменному лику, делал его особенно страшным. Турчанинов коротко рассказал, как его нашли. Он сам, еще кандидатом наук, был свидетелем этой находки.
– Эта чаша в плите под ним, мы полагаем, есть не что иное, как языческий алтарь, на котором приносили в жертву «монголу» тех самых несчастных, тут их убивали и вырезали им сердца, а желобок, как вы понимаете, для крови. Она стекала в землю. Трудно даже представить, как плотно пропиталась эта земля человеческой кровью. Этот акт, разумеется, символизировал «кормление идола».
После этой подробности желание прикоснуться к каменному изваянию сразу поубавилось.
– Интересно, а идол делится силой? – отрывая от камня руку, тихонько спросила Юля.
– Злой силой! – шепнул ей на ухо Чуев. – Кто на него долго будет смотреть, тот окажется в его власти.
– А вдруг, Венедикт Венедиктович, я после такого зрелища заикаться начну?
Это был голос Кащина – популярного шута из Юлиной группы.
– Вылечим, – заверил его Турчанинов.
– Или хуже того, в постель мочиться будем, – заметил уже другой голос.
А это был второй шут – его друг.
– И тебя вылечим, Курочкин, – заметил педагог.
– Вот и от армии откосите, – заметил Чуев. – Только постойте подольше.
Многие засмеялись.
– Шутки шутками, ребята, – услышал его профессор Турчанинов, – а ведь нашлись такие, кто действительно решил, что наш «монгол» – проводник злых духов. Об этом даже выходили статьи в семиярских газетах. Двадцать лет назад «монгола» пытались взорвать, но он устоял.
– А злоумышленников нашли, Венедикт Венедиктович? – поинтересовалась Юля.
– Подозрения падали на одного молодого человека, но из-за нехватки улик его отпустили. Ладно, подышали сыростью, и хватит. Теперь я вам покажу сами раскопки, бесценный культурный слой Черного городища, и определю фронт работы на завтра.
К вечеру сборная команда археологов достроила свой городок и приготовилась к тяжелым трудовым будням. Сделать предстояло многое и многое найти. Все, что отыскала предыдущая группа, было увезено для экспертизы в Москву.
– Завтра приедет подвода с едой, – на закате, когда студенты разожгли огромный костер, сказал Венедикт Венедиктович Турчанинов. – Нам ее поставляет из села Раздорного замечательный мужичок – Трофим Силантьевич. Любите его и жалуйте. Это приказ.
Профессор назначил дежурных, поставил следить за молодежью одного из своих помощников и отправился в комфортабельную палатку спать. Устал старый профессор. Да и привык он просыпаться на зорьке.
К полуночи в середине лагеря жарко горел огромный костер. Десятка три студентов сидели вокруг него. По кругу ходила гитара. Пили вино, его разрешили, как и пиво, но были и крепкие напитки. Они разливались и передавались тайно. Впрочем, тут не аудитория, отойди в лес и выпей хоть бочонок, кто увидит? С другой стороны, профессор пообещал, что того, кого встретит пьяным, отправит домой и поставит неуд. Поэтому студенты хорошо понимали, что стоило быть осторожными.
Часа в два ночи мальчишки и девчонки уже прижимались друг к другу без оглядки на старших. Тут были и пары, и одиночки – они ехали в экспедицию за приключениями и новой любовью. Это помимо исторических находок, разумеется. И вот после первых чарок вина великое притяжение полов сыграло свою роль. Возникшие симпатии были налицо. Руслан полулежа прижимал к себе роскошную Жанну, она заливисто смеялась в его могучих спортивных объятиях. А он иногда склонялся и целовал ее в губы. Из темноты – через костер – с ненавистью смотрела на них худышка Зоя. Но был и еще один молодой человек, тоже худощавый, с нервным лицом. Он смотрел на Жанну, привалившуюся к своему избраннику, и по лицу его так и скользили черные тени гнева, зависти и лютой бессильной злобы.
«Кто же он? – пыталась вспомнить все замечавшая Юля. – Вроде бы Жаннин однокурсник. Только из другой группы. Кажется, Владлен Сурков. Так что, еще одно разбитое сердце?»
Но большинство были счастливы, большинство молодых людей с интуитивной нежностью льнули друг к другу, и гитарный бой походной песни в руках очередного менестреля вместе с огнем, искрами и дымом летел в ночное небо.
Юля, уже изрядно выпив, повеселев и даже чуть-чуть потеряв разум, откинулась на чьи-то колени и руки, и ей было так удобно и легко в этих руках. И даже на жестких коленях. Потом она запрокинула голову и увидела над собой сухощавое волевое лицо, короткую стрижку, добрые глаза. Она уже видела прежде это лицо, и не только в лагере, в университете тоже. Это был старшекурсник, и звали его, как казалось Юле, Гошей. Или Гариком? Он был так мил! И мужественен одновременно. И улыбался, глядя в ее глаза. Весело и скромно, что очень нравилось требовательной Юле.
– Иди сюда, – горячим шепотом произнесла она.
Гитара звенела, нестройный хор ревел бардовскую песню.
– Куда идти? – спросил он.
– Сюда, глупый, – проговорила Юля и вытянула руки вверх.
Парень еще не понял, что ему делать, и лишь слегка наклонил голову.
– Ближе, бестолковой, я тебя поцеловать хочу, – закрывая глаза, рассмеялась она. – Чего тут непонятного?
– Что ты хочешь? – хмурясь, не понял он.
Возможно, из-за хохота и звона гитары он решил, что не расслышал ее.
– По-це-ло-вать! – произнесла Юля по слогам. – Я – тебя. – Она говорила с ним так, точно он плохо слышал. – Теперь понял? Или ты не хочешь?! – Юля готова была подскочить с его колен от негодования.
Вот когда лицо парня ожило. Дошло наконец!
– Хочу, – живо кивнул он. – Очень хочу, Юля…
Да и кто бы отказался! Принцесса предлагала сама. И он знал, как ее зовут.
– Иди ко мне, а то передумаю, – потребовала Юля.
Он потянулся к Юле, но она не вытерпела и, обняв его за шею, притянула к себе. Этот поцелуй был упоительно долгим и горячим. Поцелуй передался токами всему ее телу, и прерывать его оказалось бы преступлением. Он зажег их обоих. Молодой человек уже сам, хоть и осторожно, сгреб Юлю крепкими руками и теперь не желал отпускать. Она только один раз дернулась, решив, может быть, хватит и пора им остановиться, но он точно не услышал ее. Или не захотел услышать? И она решила – пусть! А он уже целовал ее в шею, в ключицы, в начало груди – ее джинсовая рубашка была расстегнута на добрых три пуговицы, а то и на четыре!
Их двоих не замечали. Сейчас все были заняты друг другом. Разбуженные чувства требовали продолжения – нежности, любви, счастья. И вино сделало свое дело. Надзиратель, поставленный профессором, давно скрылся. Да и кто отважится помешать такому празднику? В первый-то день! Даже сам Венедикт Венедиктович не решился бы! Гитара и смех рвали ночь. А в центре жарко горел костер, выбрасывая снопы искр, и сизые клубы дыма бойко поднимались вверх.
Юля и молодой человек еще бродили вокруг лагеря, подолгу целовались у деревьев, время от времени натыкаясь на своих же ребят, отвечавших им смехом и ободряющими шутками, потом Юля сказала:
– У меня голова кружится, проводи меня до палатки.
Они проходили по их лесочку, когда увидели двух девушек. Те стояли двумя тенями друг против друга. И складывалось ощущение, что одна мешает пройти другой. Девушка покрупнее, фигуристая, хотела обойти вторую, худощавую, но та сделала шаг в сторону и преградила ей путь. Было ясно, что так продолжается уже не в первый раз.
– Говорю еще раз – уйди, – сказала первая.
– Не уйду.
– Уйди.
– Оставь его – он мой.
– Чей он?! – усмехнулась фигуристая. – Твой?! Ты себя-то в зеркале видела? Скажи, Зоя, видела?