Страница 4 из 8
––
–Жанночка, прости, пожалуйста, я пришёл бы раньше, но служба то длинная, предпраздничная, завтра же…
–Ой, не говори мне пожалуйста ничего про это, не хочу, не надо, – протестующе заскулила жена.
–А потом, через два дня и Наш Праздник, пятнадцать лет, – разувшись и снимая куртку напомнил Алексей.
–Спасибо…, помнишь…, – голос женщины смягчился от благодарности, – ужинать будешь?
–Да, конечно, сейчас только…, – Алексей Петрович приподнял опущенное лицо и тут же вильнул глазами от пристального взгляда жены.
–Ох! Нет! – Жанна вздрогнула всем телом, как от удара в живот, – а я ещё, дура, думаю – от чего это, всё думаю нормально было с Олечкой, и тут на тебе! Алексей, как ты мог?! Ты же мне обещал! Ты же покаялся! Ты же сказал, что всё, что больше никогда!
Согнувшись перед тихо рыдающей женщиной, как нахулиганивший, раскаивающийся школьник, Алексей забормотал:
–Да я не хотел…, и не думал, что так получится…, не ожидал нападения…, и как она меня вычислила понять не могу("врёшь, врёшь, знаешь как она тебя вычислила и где")…, против воли среагировал…, растерялся от неожиданности…, прости, милая, правда, прости, – Алексей опустился на колени и ткнулся лицом в бёдра жены.
–Не трогай меня, не прикасайся ко мне, чудовище, не надо, не хочу, – Жанна пятилась от упрямо ползущего за ней на коленях Алексея Петровича, пока не упёрлась спиной в стену. Умолкла. Бесконечно долгие минуты слышалось лишь тяжёлое, сдавленное как у астматика дыхание. Потом хриплым, как у пропитой бомжихи голосом, женщина проговорила:
–Конечно я тебя прощу, Алёшенька, как я могу тебя не простить… Вставай, не надо передо мной так, я, чай, не Богородица… Иди поешь, – слабо-безжизненно погладила она покорно склонённую перед ней седую голову.
–Хорошо, спасибо, родная, сейчас поем, только вечернее правило…
–Ну вот, опять! – вновь отчаянно взвилась Жанна, – Лёша, ну сколько можно уже?! Ты что, пока лоб не разобьёшь – не успокоишься? Разве мало ты для Него сделал? А как ты живёшь? Есть за что благодарить?
–Не надо, не начинай опять, – умоляюще попросил Алексей.
–А ладно, делай, что хочешь, и как хочешь…, устала я, сил нет…
–Спокойной ночи, родная, – пожелал глава семейства в спину никак не отреагировавшей, быстро шагающей по коридору, жены.
"Какая она всё-таки сильная у меня, ведь вся измученная, изнеможённая, а идёт как танцует. Может? Да ну нет, другие в её возрасте бабки бабками, и без тех непереносимых испытаний, которые на неё обрушились, ей уж скоро сорок, а она всё ещё как девчонка… Эх, родная, родная моя. Есть, конечно есть за что благодарить! Мне же Его даже за тебя, за то, что встречи с тобой сподобил, не отблагодарить никогда, хоть двадцать веков на коленях простой."
Миллениум ("И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему"):
–Значит, Вы, Алексей Петрович, утверждаете, что на месте происшествия оказались случайно, просто возвращались домой с работы?
"Какая совсем ещё молоденькая, совсем сопливенькая, а уже старлей. Сколько ей? Восемнадцать? Девятнадцать? Только что, по видимому, школу милиции закончила, и сразу в следаки её. По ходу, родственные связи, иначе б, кто её просто так…"
–Алексей Петрович, проснитесь пожалуйста. Я понимаю, Вы устали, после работы, возраст опять же, но всё-таки, давайте закончим допрос, и мы, Вас, отпустим домой. Там и выспитесь. А здесь не надо спать, а то, Вы, спите, а я работаю, – птичье щебетание завершилось совершенно девчачьим хихиканьем.
–Да я не сплю, с чего, Вы, взяли, товарищ старший лейтенант? – возмущённо вскинулся Алексей Петрович, – просто устал уже повторять, одно по одному. Сколько уже можно? На каком вообще основании, наряд меня задержал? Они уже были на месте происшествия, когда я только шёл с остановки. Вот и билет есть на автобус. Мало ли, что там полоумная старуха…, померещилось ей чего-то, совсем из ума от старости выжила, а вы…
–Алексей Петрович, вот только не надо здесь ля-ля! – вкрадчиво замурлыкала "ласковая кошечка", – и что, это, Вы, так ко мне, "товарищ старший лейтенант"? Жанна Валерьевна, я для Вас…, можно просто – Жанна…, или вообще, Жанночка, снисходительно-высокомерно, я ж для Вас – сопля зелёная, кукла лупоглазая, которую родственнички на тёпленькое местечко пристроили, а, Вы…, Вы – весь такой опытный, поживший, всезнающий. Вы ж такую дурочку, как я, за нос, запросто…, – завершила зазвеневшим легированной сталью голосом, не поднимая головы, роясь, перекладывая лежащие перед ней бумажки и что-то ковыряя в них дорогущим "паркером".
Алексей слегка похолодел и напрягся: "А откуда она? Что мысли мои читает? Да ну нет! Быть такого не может! Просто ухватки ментовские, нахваталась уже, успела, молодец, способная, далеко пойдёшь… Жанночка… Если никто не остановит. О, Господи! А красивая то какая! Невозможно красивая! И чего она здесь делает? А куда ей? На подиум? Или "стюардесса по имени Жанна"? Так-то, по-любому – королева красоты…"
Следователь вскинула взгляд на смотрящего на неё исподлобья задержанного:
–Летать я, знаете ли, на самолётах боюсь, потому и не пошла в стюардессы. И на подиуме мне делать нечего, потому что и так знаю, что я самая красивая. И мыслей я ваших не читаю, потому что там и читать нечего, у вас все мысли прям на рожах ваших похотливых написаны. И то, что каждый мужик, старше сорока лет, считает себя самым умным, мне тоже уже давным-давно известно.
–А про то, что происходит со слишком умными и многознающими, Вам, тоже известно? – неуклюже попытался отшутиться Алексей Петрович.
–А вот этого я как раз и не знаю! – звонко расхохоталась следователь, – может, Вы, меня просветите по этому вопросу. У, Вас, и возраст, как я посмотрю, подходящий…, ох, а я вся такая молоденькая, глупенькая…, – опять сладенько замурлыкала "кошечка", покусывая нижнюю губку и отчаянно стреляя глазками.
"Она заигрывает со мной, издевается, пытается "расшатать", вывести из себя. Алексей! Алексей! Осторожно! Сконцентрируйся! "Коси" под дурака! Начинай "ваньку валять"! Иначе она тебя "расколет" прямо здесь и сейчас! Да щас! Конешна! Ага! Держи карман ширше, или ширее!"
–Жанна Валерьевна, ну зачем, Вы, вот так? Вы же ‐ интеллигентная, образованная девушка…, – начал было Алексей Петрович, тактично-вежливым голосом. Пристально вглядевшаяся в него следователь, сразу, как-то обречённо, сникла:
–Ладно. Хорошо. Я поняла. Можете быть свободны. Сейчас я только выпишу пропуск, а вы пока, – кивнула она стоящему у двери сержанту, – подождите в коридоре.
"Ох, ёлки-палки, почти двенадцать, сейчас пока всё закончится, да домой "пешкодралом" дотопаешь, перекусить бы, хоть мало-мало, надо бы…, вечернее правило, по ходу в ночное превращается…", – Алексей посмотрев на светящие зелёными палочками часы, висящие над окошком дежурной части, покосился на стоящего рядом конвойного. Старший сержант стоя прислонившись спиной к стене, заложив руки за спину, слегка подрыгивал, то одной, то другой ногой: "Устал парень, ему б присесть, чайку в дежурке похлебать, с соработниками позубоскалить, потом вместе со всеми на перекур выйдя, смачно "облапать" взглядом Жанну Валерьевну, когда она уезжать домой, в конце концов, соберётся".
В коридоре послышалось энергичное цоканье каблучков. Вынырнувшая из-за угла старший лейтенант, притормозив, чуть склонив голову, посмотрела сначала на устало поникшего, не обращающего на неё внимания, Алексея Петровича, потом вскинув взгляд на вытянувшегося по стойке смирно сержанта, резюмировала:
–Я щас! Только документы у дежурного подпишу и все свободны!
Изящно обрулив, стоящего у самой "вертушки", экипированного по-боевому омоновца, резко остановилась и оглянулась. Осклабившийся было ей вслед, (пытающийся заглянуть под юбку кобель), омоновец дёрнулся, как от удара хлыстом, и торопливо отвернулся. Удовлетворённо хмыкнув, девушка, чуть ли не пританцовывая скрылась в полутьме дремлющего райотдела. Спустя буквально пять минут снова послышалось торопливо-частое цоканье: "Ох, Господи, сколько же в ней энергии и жизни! Вся как, только что созревшая, молодая кобылка, скачущая задрав хвост, не знающая куда девать свои силы. Глаза тоже…, чёрные-чёрные, как непроглядная ночь…, как у лошадей, кажется – что белков почти не видно, черты лица такие мягкие, правильные, чисто русские, а глаза и волосы, как у исконной еврейки…, надо же как…, и для кого так Господь "постарался"? Вот уж повезёт её мужу, хотя это как сказать…, запредельно красивая, да ещё и умница, трудно ей будет ровню для себя найти…" – проводил взглядом, "проскакавшую" в свой кабинет, следователя, Алексей Петрович.