В дороге

7

Следующие десять дней были, как сказал У. К. Филдс, «чреваты грозовой угрозой» – и безумны. Я вместе с Роландом Мейджором перебрался в действительно роскошную квартиру, которая принадлежала предкам Тима Грея. У каждого из нас была своя спальня, а ещё там была кухня с холодильником, полным еды, и огромная гостиная, в которой Мейджор сидел в своём шёлковом халате, сочиняя свой последний хемингуэевский рассказ – холерический, краснолицый, пухлый ненавистник всего, способный вызвать самую тёплую и чарующую улыбку на свете, когда реальная жизнь сладко противостоит ему в ночи. Так что он сидел за столом, а я скакал вокруг по толстому мягкому ковру, в одних только брюках чинос. Он только что написал десять рассказов о парне, который впервые приезжает в Денвер. Его зовут Фил. Его попутчик – таинственный и тихий парень по имени Сэм. Фил выходит, чтобы копнуть Денвер, и встречается с претенциозными типами. Он возвращается в гостиничный номер. В глубокой печали он говорит: «Сэм, они тоже здесь». И Сэм тихо и печально смотрит в окно. «Да», – говорит Сэм, – «я знаю». Дело в том, что Сэму не надо было идти и смотреть, чтобы это узнать. Претенциозные типы были по всей Америке, высасывая её кровь. Мейджор и я были большими приятелями; он думал, что я исключительно далёк от претенциозности. Мейджор любил хорошие вина, прямо как Хемингуэй. Он вспоминал о своей недавней поездке во Францию. «Ах, Сал, если бы ты сидел со мной высоко в Стране Басков с бутылкой холодного Поньён Дизнеф, ты бы знал, что есть что-то ещё, кроме вагонов».

«Я это знаю. Просто я люблю вагоны и мне нравится читать на них названия: Миссури Пасифик, Грейт-Носерн, Рок-Айленд-Лайн. Эх, Мейджор, если бы я смог рассказать тебе всё, что случилось, пока я ехал стопом».

Роулинсы жили в нескольких кварталах отсюда. Это была восхитительная семья – моложавая мать, владевшая долей в дряхлом призрачном отеле, с пятью сыновьями и двумя дочерьми. Диким сыном был Рэй Роулинс, детский приятель Тима Грея. Рэй ворвался, чтобы забрать меня, и мы сразу ушли. Мы пошли и выпили в барах на Колфакс. Одной из сестёр Рэя была красивая блондинка по имени Бэйб – теннисистка и серфингистка, западная куколка. Она была девушкой Тима Грея. А Мейджор, который в своём проезде через Денвер по большей части сидел в квартире, иногда выходил встречаться с Бетти, сестрой Тима Грея. Я был единственным парнем без девушки. Я спрашивал каждого: «Где Дин?» Они с улыбкой пожимали плечами.

Наконец это случилось. Зазвонил телефон, и это был Карло Маркс. Он дал мне адрес своего подвального жилья. Я сказал: «Что ты делаешь в Денвере? Я имею в виду, что ты делаешь? Что происходит?»

«О, погоди, я тебе расскажу».

Я помчался скорее с ним встретиться. По вечерам он работал в универмагах Мая; безумный Рэй Роулинс позвонил ему туда из бара, заставив дежурных бежать за Карло с сообщением, что кто-то умер. Карло сразу подумал, что это я умер. А Роулинс сказал по телефону: «Сал в Денвере» и дал ему мой адрес и телефон.

«А где Дин?»

«Дин в Денвере. Я сейчас расскажу». И он рассказал мне, что Дин занимался любовью с двумя девушками одновременно, это Мэрилу, его первая жена, она ждала его в номере отеля, и Камилла, новая девушка, она ждала его в номере отеля. «В перерыве между ними двумя он мчится ко мне для нашего собственного незавершённого дела».

«И что это за дело??»

«Мы с Дином вместе вошли в чудесный период нашей жизни. Мы пытаемся общаться с абсолютной честностью и абсолютной полнотой всего, что у нас на уме. Для этого надо принять бензедрин. Мы сидим на кровати, скрестив ноги, лицом к лицу. Я наконец объяснил Дину, что он может сделать всё, что захочет: стать мэром Денвера, жениться на миллионерше или стать величайшим поэтом со времён Рембо. Но он все время рвётся смотреть автомобильные гонки. Он скачет и кричит, возбуждённый. Ты знаешь, Сал, Дин правда свихнулся на таких штуках». Маркс хмыкнул и подумал об этом.

«И каково расписание?» Жизнь Дина всегда шла по расписанию.

«Расписание таково: я ушёл с работы полчаса назад. В это время Дин ублажает Мэрилу в отеле, давая мне прийти в себя и переодеться. Затем он мчится от Мэрилу к Камилле – конечно, ни одна из них об этом не знает – и трахает её, пока я не приду в час тридцать. Затем он уходит со мной – сначала ему надо отпроситься у Камиллы, и она уже начала меня ненавидеть – и мы идём сюда, чтобы разговаривать до шести утра. Обычно мы задерживаемся ещё, но это уже сложно, у него не так много времени. Затем в шесть он возвращается к Мэрилу – и завтра он собирается потратить весь день, чтобы получить необходимые бумаги для развода. Мэрилу целиком за, но при этом она требует, чтобы он её трахал. Она говорит, что любит его – и Камилла тоже».

Затем он рассказал мне, как Дин встретил Камиллу. Рой Джонсон, парень из бильярдной, нашёл её в баре и отвёз в отель; весь такой гордый, он пригласил всю шайку прийти и на неё посмотреть. Все сидели кружком и говорили с Камиллой. Дин ничего не делал, но смотрел в окно. Затем, когда все ушли, Дин просто посмотрел на Камиллу, показал на своё запястье, сделал знак «четыре» (значит он вернётся в четыре) и ушёл. В три часа дверь для Роя Джонсона была заперта. В четыре она была открыта для Дина. Я хотел прямо сейчас пойти взглянуть на этого безумца. А ещё он обещал свести меня с кем-нибудь; он знал всех девушек в Денвере.

Мы с Карло ходили по шатким тротуарам ночного Денвера. Воздух был мягким, звёзды такими прекрасными, обещание каждого булыжного переулка таким огромным, что я подумал, что сплю. Мы пришли в меблированную комнату, где Дин воевал с Камиллой. Это было старое здание из красного кирпича, среди деревянных гаражей и старых деревьев, торчавших из-за заборов. Мы поднялись по ковровой дорожке. Карло постучал; затем он метнулся назад, чтобы спрятаться; он не хотел, чтобы Камилла его видела. Я стоял в двери. Дин открыл совершенно голым. Я увидел брюнетку на кровати, одно красивое кремовое бедро под чёрным кружевом, взглянувшую на меня с лёгким удивлением.

«Ах, Са-а-ал!» – сказал Дин. – «Ох же блин, ты здесь – сукин сын, вот и ты встал на эту старую дорогу. Теперь смотри – нам надо – да, прямо сейчас – конечно же нам надо! Теперь Камилла…» – и он взглянул на нёе. – «Это Сал, мой старый друг из Нью-Йо-р-рка, это его первая ночь в Денвере, и мне абсолютно необходимо взять и свести его с девушкой».

«А когда ты вернёшься?»

«Сейчас (глядя на часы) ровно час четырнадцать. Я вернусь ровно в три четырнадцать, чтобы часок помечтать вместе, очень сладко помечтать, дорогая, а потом, как ты знаешь, я тебе говорил и мы договорились, мне надо будет пойти и увидеть одноногого адвоката насчёт этих бумаг – посреди ночи, как это ни странно, я уже объяснял». (Это было прикрытие для его рандеву с Карло, который всё ещё прятался.) «Так что теперь, прямо в эту минуту, мне надо одеться, надеть штаны, вернуться к жизни, то есть к внешней жизни, улицам и всякой всячине, как мы договорились, сейчас час пятнадцать, а время бежит, бежит –»

«Хорошо, Дин, только будь добр, вернись в три».

«Как я сказал, дорогая, только запомни, не в три, а в три пятнадцать. Мы ведь в самых глубоких и прекрасных глубинах наших душ, дорогая?» – и он подошёл и поцеловал её несколько раз. На стене висел рисунок голого Дина, огромный болт и всё такое, сделанный Камиллой. Я был поражён. Всё было до такой степени безумным.

И мы рванули в ночь; Карло присоединился к нам в переулке. И мы пошли по самой узкой, странной и кривой городской улочке, которую я когда-либо видел, прямо в сердце мексиканского квартала. Мы громко болтали в сонном покое. «Сал», – сказал Дин, – «у меня есть девушка, которая ждёт тебя прямо сейчас – если она не работает» (глядя на свои часы). «Официантка, Рита Беттанкур, отличная девчонка, малость подвисшая на кое-каких сексуальных проблемах, я их попытался исправить, и думаю, что ты справишься, чувак, ты будешь просто бесподобен. Так что мы прямо сейчас туда двинем – надо принести пиво, нет, у них оно и так есть, чёрт!» – сказал он, потирая ладони. – «Этой ночью я собирался пойти к её сестре Мэри».