Могильщик. Цена покоя

— Ни один, — сказал он и зашагал прочь.

Тот, кто когда-то был Карпре какое-то время спокойно лежал. Он не дышал, его сердце не билось, а выпученные глаза неподвижно пялились в звёздное небо. Но он оставался жив.

Спустя долгие пару часов тот, кто когда-то был Карпре, убедился, что незнакомец больше не вернётся. Он закрыл глаза и, зашипев от напряжения, принялся втягивать кровь в свои жилы, а мозги — в череп, затем сращивать кости и кожу. Когда раны зажили, он зашипел ещё раз: гнойник на его груди и животе сильно вырос, и боль была жестокой. Сев, тот, кого когда-то звали Карпре, поглядел вслед незнакомцу.

— Да кто ты, блядь, такой? — спросил он в пустоту.

Глава тринадцатая. Сады Эзмила

— Ждать нас до заката, — отдавал Альх распоряжения Свирге. — Если не появимся к этому времени, уходите. Если Велион вернётся один… — купец нервно хрустнул пальцами. — Вернётся один, всё одно заплатите ему десять крон. Деньги я оставляю здесь.

— Мне не нужны твои деньги, — сухо сказал Велион, закидывая рюкзак за плечи и надевая перчатки.

Альх пожал плечами, подошёл к своим седельным сумкам, лежащим сейчас на телеге, и какое-то время ковырялся с ними. Наконец, он вытащил пять золотых монет достоинством в две кроны каждая.

— Если умру, заберёшь. Так ведь вы делаете? Так ты не рискуешь лишиться головы от рук Свирге, который может решить, что ты пришил меня специально. В этом причина?

— Мне просто не нужны твои деньги, купец. Вот в чём причина.

— Если бы он был на такое способен, не бросился бы в драку, — добавил начальник стражи.

— Плевать я на всё хотел. Я обещал тебе деньги за то, что ты отведёшь меня на могильник, я тебе их отдам. — Купец зло посмотрел на могильщика и перевёл взгляд на раненого стражника. — Это, кстати, мои почти что последние деньги. Если я не вернусь, продашь все товары на рынке. Попытайся заработать хотя бы на оплату своей работы и подарки семьям погибших. Если что-то останется, отдашь моей жене.

Свирге нервно кивнул и, мельком глянув на могильщика, зачем-то кивнул ещё раз.

— Пошли, — сказал купец.

— Пошли, — пожал плечами могильщик.

Солнце едва взошло, и было по-настоящему прохладно, хотя всю неделю жара стояла совсем не апрельская. Всю еду и воду могильщик нёс сам в своём рюкзаке, куда он надеялся набрать ещё немного хабара. Купец шёл налегке, на его поясе висела только баклажка с водой. Велион полагал, что так будет проще и безопасней. И меньше вероятность того, что съестное погибнет вместе с купцом. Альх был прав: он действительно не собирался возвращаться в одиночку. Да, могильщик спас их, но людская благодарность часто заканчивалась на том моменте, когда на кону оказывались деньги. А деньги были немаленькие, ему хватит прожить год, ни в чём себе не отказывая, если не больше. Или, скорее, отложить на откуп Костлявой, а самому продолжить грабить другие могильники, чтобы не расслабляться.

Вечером обоз остановился у развилки, ровно в том месте, где новый тракт отходил от старого. Ближе к Эзмилу возницы подъезжать отказались наотрез. До могильника оставалось добрые полторы мили, но Велион предполагал пройти их довольно быстро: тракт хорошо сохранился, а по утренней прохладе хорошо шагал даже пузатый Альх.

Правда, через пару сотен ярдов они наткнулись на череду разбитых плит: дорогу, судя по следам инструмента, пытались разобрать. Безуспешно, конечно же. Видимо, люди, обитающие неподалёку, решили приспособить бесхозные дорожные плиты для своих нужд или, быть может, для нового тракта, но плотно пригнанные друг к другу камни пять на три фута, да ещё и в фут толщиной, им не поддались. Чтобы разобрать имперскую дорогу требовались имперская же организация и ресурсы, но ни того, ни другого в последнее время не было нигде.

Обочины тракта густо поросли деревьями и кустарником, кое-где растительность приближалась к нему вплотную. Но примерно за милю до стен Эзмила дикий лес буквально упёрся в невысокую каменную кладку, а за ней последовали идеально ровные ряды искусственных насаждений, перемежающиеся дорожками, прямоте которых позавидовала бы любая новая дорога. Кому понадобилось высаживать так обычные берёзы, клёны и осины, могильщик не совсем понимал, но он видел и не такие диковины. Альх и вовсе принялся недоумённо качать головой и что-то бормотать себе под нос.

Наконец, в полумиле от городских ворот начались сады. Ряды яблонь, грушевых деревьев, вишнёвых кустов, черёмухи, сирени, смородины, шиповника, росшие всё такими же чёткими прямоугольниками, пересекались выложенными белым камнем и заставленными скамейками аллеями. Но в этом хотя бы был какой-то практический смысл, в конце концов, всё это выращивается ради еды и лекарств. Аллеи, что располагались поближе к городу, украшали скульптуры людей и животных, высокие фонари, а на каждой второй стояли фонтаны со сложными скульптурными композициями, причём, каждый раз разными. Заросли, несмотря на то, что их не обрабатывали уже больше семидесяти лет, практически не одичали, лишь кое-где росла крапива. Очевидно, сад был заколдован.

Завидев первую такую аллею, Альх остановился, разинув рот, и какое-то время просто глазел.

— Красотища-то какая, — пробормотал он в конце концов и, покачав головой, зашагал дальше.

— Возможно, это не самое красивое, что ты увидишь за сегодня, — слабо усмехнулся могильщик.

— Боги, как можно было просрать всё это?

— Это ты тоже увидишь.

Когда до городских стен осталось около сотни ярдов, в этом цветущем саду начали появляться первые следы войны. Сначала Велион увидел выгоревшую проплешину, которая так и не заросла за все эти годы, потом — ржавое железо и кости. А когда до городских стен осталось рукой подать, во всё чаще и чаще появляющихся следах пожара, среди валяющихся там костей и стали, начали прослеживаться следы магии — слабо светящиеся печати, змеи ловушек, тёмные пропасти магических капканов.

— У них что, сад до самых стен растёт? — пробормотал Альх. — А если штурм?

— Наверное, никто штурма не боялся. Наши прадеды жили в едином государстве, в котором по большей части царил порядок.

— Но… как же тогда? Как тогда всё погибло?

— Похоже, что город кто-то штурмовал? — фыркнул Велион, с трудом отгоняя от себя воспоминания Импа. — Все просто резали друг друга внутри стен. Кое-где снаружи, как ты уже успел заметить, но по большей части всё же внутри. Все, мать их блядь, просто убивали друг друга. И не спрашивай, почему и как это произошло, я не знаю. И, наверное, никто не знает.

— Но какие же большие стены, — продолжал бубнить купец. — Сколько же тогда здесь погибло людей… и сколько продолжает гибнуть, — с горечью добавил он.

Могильщик промолчал. Он тоже когда-нибудь погибнет из-за этой войны, как погибла Элаги, тысячи до неё, и ещё тысячи — после. Но сегодня ему нужно было сделать всё, чтобы очередной жертвой тех событий не стал один пожилой толстеющий купец.

Ворота в город были сорваны с петель. Часть обгорела, металл оковки местами оплавился и едва посвечивал красным. Около ворот громоздилась груда костей, уже совсем старых. Открывшаяся взгляду часть улицы тоже была завалена костями. Ничего необычного.

Велион подошёл к куску одного из створов, валяющегося прямо на дороге, потрогал рукой. По руке прошла дрожь, железо немного нагрелось, но больше ничего не произошло — боевое заклинание, засевшее когда-то в металле, исчерпало свои силы. Возможно, именно оно послужило причиной смерти многих хозяев белеющих рядом костей. Велион представил, как первый мародёр, рискнувший пойти в Эзмил, присел отдохнуть на этот обломок, или просто прикоснулся к нему, или наступил… Исход один — он погиб. Когда-то такие мысли пугали его. Теперь заставляли задуматься. И быть осторожней.

— Ещё не поздно свернуть назад, — сказал могильщик, выпрямляясь. — Никто не будет смеяться. Твои люди…

— Нет, — отрезал Альх. — Я иду с тобой в город. И дело не в храбрости, я боюсь до усрачки, но я не вернусь, пока не побываю в могильнике. Я… хочу увидеть всё это. Все эти завалы из костей. И ту красоту, что сумела пережить войну. Дочка рассказывала мне кое-что, но… когда всё видишь своими глазами… это другое.