Страница 3 из 6
С точки зрения психодинамики, тяга интерпретируется как защита от страха, своего рода отдушина. Навязчивые состояния могут возникать задолго до появления расстройства пищевого поведения. А могут и не появиться. Физическое истощение способно само по себе вызывать навязчивое состояние и психическую стойкость. Это мы называем психологией голода. Зло порождает еще большее зло.
Лучшее лекарство от подобных навязчивых состояний – это пища. Многие чувствуют облегчение, когда питание налаживается, а вес нормализуется. Об этом нам следует сообщать, но главное при этом – не говорить, что «все образуется, когда твой вес восстановится». Жизнь – это не только вес, и она бывает непростой и у людей с нормальным весом. Если врач обещает нечто подобное, он кривит душой, что усложняет сотрудничество между врачом и пациентом.
Настоящий ад
Если мы более тщательно проанализируем пищевое поведение и связанные с ним расстройства, то выяснится, что для многих подобные заболевания означают нездоровый интерес к телу, весу и внешности. Один аспект недуга – это поведение, угрожающее здоровью, то есть голодание, переедание, искусственно вызванная тошнота, чрезмерные физические нагрузки, употребление мочегонных и очищающих кишечник препаратов. Другой более глубинный аспект – это именно такой повышенный интерес к себе, который сам больной ощущает как одержимость. Больным управляют мысли и ощущения, связанные с телом и пищей, например боязнь принимать пищу, страх перед следующим приемом пищи или, наоборот, радость, что скоро можно будет поесть, и одновременно сожаление, что поесть так и не удастся. Согласно письменным источникам, писатель Франц Кафка, бывший вегетарианцем, переживал периоды анорексии. В его дневниках неоднократно описываются фантазии, связанные с перееданием. Он жадно рассматривает колбасу и мясо на прилавке у мясника. «Я прихожу в магазин и съедаю там все, до последней крошки». «Конфеты выпархивают из маленьких металлических коробочек и градом осыпают меня». Так может продолжаться двадцать четыре часа в сутки. Я научился просить пациентов рассказать о снах. Многие подтверждают, что им часто снится, как они объедаются. Для некоторых единственный счастливый момент – это пробуждение, когда они осознают, что все это им приснилось. Величайший, порожденный анорексией страх связан с боязнью утраты самоконтроля и, как следствие, объедания.
Больной попадает в жуткий замкнутый круг вечных подсчетов: калории, граммы, килограммы, сантиметры, километры, количество упражнений и так далее. Так возникают психические страдания. Хотя медицинский риск чаще имеет соматический – то есть телесный – характер, основные мучения же психологические. Потому что зацикленность на себе приносит страдания. Больному кажется, будто его жизнью управляет не он сам, а кто-то другой. Можно сказать, если подобная игра слов вообще уместна, что расстройство пищевого поведения въедается в самые разные сферы жизни. И переваривает их. Мысли, эмоции, внимание, интересы и речь становятся связанными с едой и телом. Расстройства пищевого поведения истощают и изнуряют. В «Анорексии» описывается такая подчиняющая себе и болезненная мания. Автор описывает свою повседневную жизнь в аду, и это ад конкретных вещей.
Для расстройств пищевого поведения характерна конкретизация, при которой эмоции и отношение перевоплощаются в конкретный физический опыт, поддающийся измерению. Стоит больному войти в комнату, где присутствуют другие люди, как он тотчас же принимается сравнивать. Кто здесь самый худой и самый толстый? Что едят другие, меньше меня или больше? Когда больной напуган, у него может сложиться впечатление, что он раздувается и толстеет. Иногда у них нет сомнений в том, что они стремительно полнеют, однако в основе этого ощущения лежат очень сложные чувства. В подобных ситуациях важно не доверять телесным ощущениям.
Логические ошибки расстройств пищевого поведения
Вспомним еще один фильм – «Трудности перевода» Софии Копполы. Договариваясь друг с дружкой, тело и разум часто неверно интерпретируют взаимные сигналы. Попробую объяснить.
Конкретика в расстройствах пищевого поведения означает, что эмоциональное становится телесным, и наоборот, а также что эти две сферы переплетаются. Начнем с начала. С нашего рождения. Одно из наших первых впечатлений о мире мы получаем, когда сосем грудное молоко, которое дает нам другой человек. Принимая пищу, мы проглатываем первые впечатления об окружающих. Еда, мать, забота и любовь переплетаются друг с другом. В дальнейшем эти факторы остаются взаимосвязанными, но для некоторых взаимосвязь эта особенно тесная. Еда и тело – явления конкретные, но они также могут играть роль языковых образов. Довольно много образов в нашей речи основаны, хоть мы этого и не осознаем, на телесном опыте. Правда бывает горькой, переварить ее сложно, а обиду приходится проглотить. Окружающих мы считаем кислыми, едкими или вязкими. Одна одиннадцатилетняя девочка, страдающая анорексией, сказала мне, что считает себя крепким орешком, который сложно расколоть.
При расстройствах пищевого поведения эти метафоры преобразуются в телесный опыт. Тяжелые мысли придают ощущение тяжести в теле. Тоска превращается в навязчивое действие. Внутренняя пустота и одиночество порой приводят к тому, что человек старается заполнить себя пищей. А страх порождает ощущение полноты. В этом и заключаются «логические ошибки», которые мы совершаем под влиянием расстройств пищевого поведения. Чувства, подобные уверенности и доверию, такие же основополагающие, как физический опыт. Но эмоциональный опыт не имеет телесного воплощения и поэтому четко не разграничивается. Картина расплывается и размывается. При расстройствах пищевого поведения, как и при самоповреждении, эмоциональный аспект привязывается к конкретному телесному восприятию. Тело становится инструментом для опыта, который изначально телесным не является. Благодаря физическому опыту ситуация становится постижимой: больной физически ощущает свои исхудавшие руки и ноги и ему кажется, будто неопределенность исчезает. Физический контакт – это кратчайший путь, опыт, который всегда под рукой.
Еще с начальной школы я втайне пыталась найти ответы на сложные вопросы, нанося себе увечья; чаще всего моим инструментом становилась еда. Такая тактика была наименее заметной.
Тело и разум, вещи и знаки будто сливаются воедино. Тот, кто тяготится мыслями и эмоциями, может попытаться облегчить свое состояние. Тот, кто чувствует себя переполненным, может попытаться очиститься, прибегая к связанным с мытьем ритуалам, слабительным препаратам или искусственно вызванной рвоте. Итак, в подобных ситуациях легко заблудиться. В книге Ингеборг Сеннесет голод во многом связан с желанием наказать себя.
Жизнь полна сложностей, и мы пытаемся выжить, упрощая ее. Для этого мы ищем убежище в собственном теле. Наше тело обладает богатством. Тело – это язык, и говорит оно вполне конкретно и прямо. Однако вместе с тем наши тела бедны именно потому, что язык конкретен и прям. Ему недостает нюансов. Беговая дорожка или напольные весы – места, плохо подходящие для того, чтобы справляться со сложными эмоциями. Тем не менее этот язык может загнать нас в ловушку. Мы забываем, что это лишь связанные с телом метафоры, и считаем это действительностью. Когда способности тела занимают центральное место, возможности для рефлексии исчезают. Мы начинаем мыслить жесткими и абсолютными категориями, не оставляя места для размышлений. В мире конкретного мы утрачиваем любопытство по отношению к себе. Следовательно, нам нужен другой язык – лучше того, которым разговаривает с нами тело. Для этого мы проводим встречи с психологами. И для этого мы пишем книги.
Одиночество
В самом начале книги «Анорексия» упоминается ощущение непохожести на других и одиночества. Серьезно заболев, мы быстро становимся еще более одинокими. Заболевание приводит к социальной отстраненности. Общение с другими нередко предполагает встречи за едой, которых теперь приходится избегать. К тому же мы склонны высказывать то, что у нас на сердце, и некоторые из нас не осознают, что говорят почти только о еде и теле, а окружающим это надоедает, и они начинают нас сторониться. У больных расстройствами пищевого поведения наблюдаются симптомы, отталкивающие от них других людей.