Рецидив

Рука затряслась, всматриваюсь в фотографию, в глаза. Они так до боли знакомы, именно эти, что у парня на водительском удостоверении. Глеб, значит его зовут Глеб. Внезапно накатывает тошнота, выворачивает моментально, чуть ли не на кроссовки. Часто душу, вытираю рот рукавом, пытаясь успокоится.

Даже не стала смотреть, сколько там наличных, убрала портмоне обратно в карман. Сука, все выглядело так, что он захотел трахнуть, и трахнул. Все ее, мол, я не танцую приваты, не стоят ничего. Пустой звук. Шлюха, повела себя как шлюха. Чем она сейчас отличается от Машки, ах, да, простите Мэри? Да ничем. Но дело даже не в том, что он о ней подумает, плевать. Дело в ней, в том, как она сама себя сейчас чувствует. Хреново чувствует. Дело совсем в другом, но об это даже не хочется думать, а уж тем более вспоминать.

Пошла дальше, вдоль детской площадки, вдоль обшарпанной пятиэтажки, к своей такой же обшарпанной. К горлу начал подкатывать ком, остановилась, всхлипнула. Руки тряслись, глубоко задышала через нос, выкинула сигарету.

— Черт, да что ж это такое. Только не сейчас.

Паническая атака нарастала изнутри, словно из ниоткуда. Она научилась ею управлять, не погружаться в мысли и прошлое. Воспоминания, как вспышки, его руки на ее теле, толчки, удовольствие, но перед глазами другое лицо. Сердце колет, задерживает дыхание, садится на корточки.

Она научилась с Шакалом отключаться, думать о другом, но эти оргазмы, что были сегодня, словно насмешка, словно плевки в душу. Напоминание того, что она такая же, как все, такая же шлюха, как ее и называли, называл тот, кому она верила, кто был ее семьей. В ушах стоит его истеричный смех, щеки горят, как тогда, от его пощечин.

— Эй, ты чего? Тебе плохо. Агатка, блин, это ты! Черт, погоди.

— Нет, нет, отойди. Оставь меня.

— Все, все, успокойся. Сейчас отпустит, посмотри на меня, малая, посмотри.

Отдирают руки от лица, но ничего перед собой не вижу, лишь расплывчатые контуры, а в ушах вместо криков и оскорблений звучит его: «Двигайся, девочка, двигайся» и та музыка, что разливалась по кабинке.

— Агата, смотри на меня, на меня. Агата, слушай меня, только мой голос. Агата, посмотри на меня, посмотри. Да, вот так, смотри только на меня. Умница, умница, девочка.

Пелена рассеялась, тело отпускало сковавшее его напряжение, видит лицо, знакомое лицо, пытается что-то сказать, но не выходит, в горле ком, выдавливает улыбку, все еще тяжело дышит. Мужчина гладит ее по мокрым щекам.

— Вот, уже улыбаешься, малая, ты меня напугала, думал, врачей вызывать надо.

— Свят, черт, сама не знаю, что такое.

— Давненько не было, да?

— Да. Помоги.

Она почти сидела на мокром асфальте, в арке около своего подъезда, не дошла совсем маленько. Свят помог подняться, все еще придерживая меня за плечи и прижимая к себе, повел в дом.

— Ты чего тут в такое время? Должна же утром приехать.

— Да так, небольшой форс-мажор.

— Четвертый час утра, совсем больная гулять в такое время. Опять пешком шла и вся промокла. Дура ты, малая.

— Свят, закройся, не надо меня воспитывать, на пять лет меня старше всего. Отпусти, сама дойду. Где Жека?

— Дома был. Как там Шакал?

— Не знаю, не видела сегодня.

— Я же тебе сказал смотреть за ним.

— Сука, Свят, я как за ним смотреть буду, если моя задница в клетке над танцполом. Он не приходил, не вызывал. Все нормально.

Хотя нормального было мало, она нутром чувствовала, что-то надвигается. Хотелось собрать чемодан и уехать на край света.

— Нормально у нее. А чего в припадке опять билась?

— Ничего, так, накатило просто.

Они дошли до четвертого этажа, в подъезде пахло нафталином и кошками. Голова еще гудела, но было гораздо легче, главное, не было никаких мыслей.

— Агата.

Свят громко окликнул ее, обернулась, он стоял у своей двери: серьезный, усталый, потертая куртка, короткие волосы, мокрые от дождя, с детства не любит носить шапки. Смотрит исподлобья, внимательно, она понимает, о чем он. Просил быть как можно тише и незаметней, но извини, братишка, не вышло.

— Что?

— Все точно хорошо?

— Да, Свят, отвали.

Улыбнулась, он лишь покачал головой. Открыла заедающий замок, зашла. Тишина. Над головой загорелась лампочка, окинула взглядом свое жилище, скинула кроссовки, раскидав вещи по полу, прошла в комнату, упала на диван. После таких приступов всегда жуткая апатия, будто из тебя вынули душу и вернули обратно, только помятую и потрепанную. Закрыла глаза, снова он, холодный взгляд, а в зрачках огонь.

Глава 8 Глеб

Глеб

Все равно поганый клуб, каким бы крутым он ни был. Иду по коридорам в сторону охраны и серверной, где пишут камеры. Надо забрать у них наш с этой дикой девочкой порнофильм. Не хочу, чтоб кто-то дрочил на то, как она кончает. Кончала она на мне и только для меня.

Иду темными коридорами через служебную дверь. Тусклое освещение, поднимаюсь по боковой лестнице на второй этаж, здесь, насколько я знаю, рабочие кабинеты да апартаменты для тех, кто хочет отдохнуть по полной программе. Шакал не только клуб держит, а еще мини-бордель, красавчик, что сказать. Да это не мое дело, пусть хоть цирк шапито заведет.

Хотя сейчас от этой всплывшей, раньше меня никак не касающейся информации где-то внутри покоробило. Что если моя дикая танцовщица тоже обслуживает кого в этих номерах. Нет, не должна, потный администратор долго сопротивлялся, не хотел давать мне ее в приват, но жадность победила. И то, как она зашла и с презрением смотрела на него, говорит о чем-то.

Но кто-то так же может захотеть ее, не пожалеть денег, как он, и ее приведут уже не танцевать, а отсасывать. Даже остановился, прислушиваясь к своим ощущениям. Я должен понимать каждую свою эмоцию, ничего лишнего, мешающего думать и анализировать. Внутри противно скребло, не переставая, пока думал об этом.

Впереди чуть приоткрытая дверь и голоса. Если бы не остановился, не услышал бы точно. Иду тихо, напольное покрытие глушит шаги, лишь мое дыхание и низкие биты вибрацией по стенам. Приседаю на одно колено, делая вид, что завязываю на туфлях шнурки, сам прислушиваюсь.

— Илья Петрович, мы не можем больше тянуть и откладывать. Рамазан ждет денег, прошло уже две недели.

После этих слов слышен оглушительный звон стекла, словно о стену со всего маху разбили бокал или бутылку.

– Я понимаю, что ситуация не из легких, но тем не менее, товар вам был передан. Господин Хакин ждет своих денег.

— Да, сука, знаю я, знаю. Но вместе с товаром ушли и деньги. Это ты, шкура адвокатская, понимаешь? Его деньги вместе с моим товаром.

Снова шум, падения каких-то предметов, звон стекла.

— Ну, Андрюша, хули ты сидишь и молчишь? Или тебя это не касается? Кто, сука, у меня охрана и правая рука? Девка на шесте или ты?

— Ищем.

— Коваль, я так же потеряю тебя и не найду. Очень глубоко потеряю.

А вот тут у меня начала складываться картинка, ходили слухи, что Шакал подставился, но я же был занят поисками проклятого “Ягуара”, а не вникал в доходящие до меня слухи. Значит, две недели назад у Шакала пропали и товар, и деньги, которые он должен был за этот товар. Тут вариант один — наркота, ну, не гранатомёты же ему понадобились. Хотя Шакал парень странный, вдруг комбайны закупает.

Андрюша Коваль, как ласково звучит-то, начальник охраны этого “прекрасного” заведения и правая рука Шакала. Кличка Кувалда, интересный кадр, если бы не поганый характер и склонность к садизму, а еще Коваль любитель боев без правил, чтоб до крови, в мясо, в говно. Тут куда ни плюнь — больные извращенцы и наркоманы.

— Мы ищем.

— Что, блядь, Андрюша, вы ищете? Ты свой член скоро потеряешь в штанах и не найдешь. Как, сука, как, я спрашиваю, можно было все проебать?

— Накладочка вышла, сам не пойму как. В клубе все проверены по десять раз, никто не рыпается, никто ничего не видел. Камеры писали, но ничего не замечено.