Рецидив

Ерзает подо мной, блядские шорты слишком плотно сидят на ней, кожа влажная, высокие ботинки тоже мешают. Сука! Смотрю, плотно сжав челюсть, на ее обнаженное тело, в пупке блестит камушек пирсинга, кожа отливает в полумраке бронзой. Идеальная. Совершенная.

Провожу рукой по внутренней стороне бедра, она смотрит, словно никогда не видела мужика. Живот дрожит, соски торчат. Не хочу торопиться, звон бляшки ремня, надрываю презерватив зубами, не гладя, раскатываю его по освобожденному из брюк члену. Девочка все лежит и смотрит на меня своими огромными глазами. Что в них больше, страха, предвкушения, желания? Не могу понять.

Пальцами касаюсь раскрытой плоти. Она такая горячая и мокрая, приоткрывает пухлые губки, раздвигает колени шире, когда по кругу глажу ее клитор. Но тормоза окончательно срывает, наваливаюсь сверху, подминая под себя, приподнимаю за ягодицы. Сразу вхожу на всю длину, при этом засасывая сосок.

Кричит. Вбиваюсь в тугую плоть. Такая горячая. Такая узкая. Такая влажная. Ее руки срывают на моей рубашке пуговицы.

— Сними, иначе сама порву.

Голос хриплый, дергаю края рубашки с силой в разные стороны, пуговицы летят на пол. Ее руки на моей голой коже, именно там, где шрам, он горит от ее прикосновений. Царапает, сжимает, притягивает за плечи. Срываюсь на бешеный ритм, в ушах шумит кровь, по вискам бежит пот.

Девочка снова выгибает спину, впиваясь в мою спину ногтями до боли. Сокращается на моем члене, кончает. Бьемся зубами в каком-то диком поцелуе. Сводит все мышцы, кончаю сам, не хватает воздуха. Долго приходим в себя. Молчу, продолжая ее разглядывать.

Медленно выхожу, по телу проходит судорога. Но также придавливаю ее своим телом. Снова веду рукой по животу, задеваю соски, сжимая шею, не больно.

— А теперь, дикая, ты мне расскажешь, где мой “Ягуар”.

Дергается, хочет освободиться, но я не даю.

— Отпусти меня. Я сказала, отпусти, — шипит словно кошка.

Пинается, бьет кулаками в грудь, где совсем недавно ласкала.

— Не дергайся. Говори, где мой “Ягуар”

— Я не знаю ничего ни о каком Ягуаре.

— Не знает она. Я могу освежить тебе память. Две недели назад, разбитая дорога. Двое парнишек, черная “Приора”, стволы, они отжали мою тачку. Ты была в заложниках. Красный берет, большие грустные глаза. Хороший спектакль.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Встань с меня! Да встань же.

— Ты думала, я поведусь на твою красивую задницу, засуну свой член и не стану задавать вопросов?

— Отвали, уебок.

— А вот выражаться я не советуют.

Она правда, дикая, исцарапала всего, что пришлось отпустить ее. Словно фурия, собрала свои вещи, натянула шорты, тем, что осталась от лифа, прикрыла грудь.

— Я с тобой разговариваю.

— Да пошел ты. Нигде меня не было. Ничего не знаю, и никого не видела. Мне до пизды до твоего ебаного “Ягуара”. Можешь гореть с ним в аду.

Уходит, громко хлопая дверью. Смотрю на нее, прекрасно понимая, что наш разговор еще не закончен. Но я еще не знал, что буду реально гореть в аду, в собственном аду. Вместе с ней. Я сам, добровольно шагну в это пекло, стоит только ей позвать меня, стоит только нам встретиться.

Безумная. Горячая. Неуправляемая. Этот её запах, татуировки, одно крыло ангела. Кто же обломал тебе крылышки, детка? Хотя, с таким-то характером это не удивительно.

Сажусь обратно на диван, скидываю презерватив, закуриваю. Никотин обжигает легкие, оставляя на губах горечь. Смотрю назад, в угол, камера мигает красным огоньком, ухмыляюсь. Девчонка никуда не денется, найду, расспрошу, узнаю ответы на свои вопросы. Но кто ответит мне, что такое это сейчас было?

Глава 7 Агата

Агата

Моросит противный дождь. Под кроссовками лужи и грязь, шла, не разбирая дороги. Было все равно куда, лишь бы идти, надо остыть. Надо выветрить оттуда из головы все мысли, закопать в эту грязь, что под ногами.

Выскочила из кабинки, как ошпаренная, прикрывая грудь разорванным лифом, наткнулась на Жору, чуть не упала назад. Он так странно посмотрел на нее, а в глазах похоть и насмешка. Словно он все знает, словно все видел, что происходило за теми дверьми. Да, конечно, все видел, еще и подрочил.

— Развлеклась?

— Пошел нахуй, Жора.

Оттолкнула, быстро пошла по коридору до раздевалки, в спину только услышала Жорин мерзкий хохот. Козел конченый. Неужели Шакал на самом деле разрешил, чтобы она пошла на приват или Жора ее тупо развел? Да, какая уже разница? Уже нет смысла разбираться, нет никаких сил, в голове полный бардак.

Девочки переодевались к выходу, не обращая на них внимания, нашла свои вещи, сбросила шорты, кое-как развязав высокие ботинки, откинула в сторону. Натянула спортивный костюм, размера на два больше, чем надо, на голову — капюшон, обула кроссовки, накинула кожанку. Затолкала в рюкзак вещи.

— Агат, что-то случилось?

Молчу, ничего не отвечаю, не хочу даже думать о том, что случилось. Ненавижу себя за это.

— Извини, Стасян, не сегодня.

Отвечаю как можно вежливее, люблю Стаську, классная она, смотрит на меня своими зелеными глазищами, настороженно так. Иду узкими коридорами к служебному выходу. Три часа ночи, жизнь кипит, у дверей курят официанты и бармены. Чувствую на себе их взгляды, сжимаю в кармане толстовки кожаное портмоне, сильнее натягивая на глаза капюшон, сворачиваю за угол. Здесь нет ярких фонарей, сбавляю шаг. От чего или кого я так бегу? От себя. Только от себя. Моя смена заканчивается только в шесть утра, но я ушла раньше, Жорик будет в бешенстве, да пошло оно все. Пошли они все.

Достаю из кожанки сигареты, кое-как прикуриваю, закрывая огонек зажигалки ладонью от капель дождя. Делаю глубокую затяжку, никотин расслабляет, но не приносит облегчения. Все еще чувствую руки того мужчины на своих бедрах, толчки его члена во мне, свой оргазм, словно открытие, болезненные спазмы удовольствия, скручивающие тело. Он оглушил, заполнил собой каждую клеточку, каждый уголок сознания.

Он раздавил, унес землю из-под ног. Два оргазма за несколько минут, я словно девственность потеряла. В двадцать три года, а я ни разу не испытывала такого ни с одним мужчиной. Смешно и стыдно, если бы не было так печально.

Редко кого к себе подпускала, скорее глотку перегрызет, чем позволит себя трахнуть. Шакал был третьим мужчиной, которому я позволяла быть с собой. Делала вид, имитировала удовольствие, так он просто быстро кончал и не лез больше, только держал потом всю ночь около себя. Типа любимой собачки, ручная болонка на ночь, это начинало пугать.

Шакал больше был в наркотическом оргазме, чем в натуральном. Женщины его интересовали для поддержания статуса мужика. Их было много, разных, но именно меня он последнее время начал оставлять на ночь. Жутко тогда испугалась, что половой акт затянется на часы, я этого просто не вынесла бы, вскрылась бы точно. Но все оказалось не так ужасно. Хотя, это смотря с чем сравнивать.

Всегда считала себя убогой в этом плане. Но с этим можно жить, живут миллионы женщин. После перенесенного когда-то насилия или неудачного первого сексуального опыта, в голове барьеры и преграды, не дающие чувствовать себя полноценными тысячам женщин. Может быть и она из этого миллиона? Такая же полноценная и убогая, не задумывалась, не до этого совсем, просто привыкла и жила дальше. Многие пускали слюни и подкатывали, думая, что я такая секси-детка, раскрепощенная, безумно сексуальная, если танцую и умею красиво двигать телом. Как же они все жестоко ошибаются.

Но тут словно программа, запущенная много лет назад, дала сбой. Что и в какой момент пошло не так, так и не поняла. Тело слушалось, откликалось на ласку, они жило в руках того мужчины, она жила в его руках. Снова глубоко затянулась, остановилась под тусклым фонарем на какой-то детской площадке. Достала из кармана портмоне, развернула. Обещала же больше не брать чужого, но не удержалась, хотела наказать его.

Морозов Глеб Аркадьевич, тысяча девятьсот восемьдесят третьего года рождения. Так было написано в водительских правах, на фото моложе, чем сейчас. Плотно сжатая челюсть, излом чуть полноватых губ, темные брови, щетина. Пара карточек, естественно, золотых, электронный ключ, деньги. Раньше обычно забирала деньги, все остальное просто выкидывала в мусорку. Но не сейчас.