Дорога домой

– Да чтоб вас! – Эван слышит, как гремит музыка, поднимает глаза и видит, как на пятачке возле крыльца паркуется маленький белый «БМВ». Музыка истошно надрывается, звук становится сильнее, невыносимее, когда открывается водительская дверь. Это Келе. Она привезла домой отца – они где-то тусовались всю ночь. Заниматься в гостиной теперь невозможно, Эван пытается скрыться в своей комнате, но роняет бумаги и путается в шнуре ноута.

– Блять.

Уйти незамеченным не удаётся.

– Да у тебя тут погром! – над головой раздаётся разливистый смех. – Привет. Помочь?

Келе опускается рядом с ним на корточки, подбирает пару бумаг.

– М-м-м, «Раскрытие шейки матки. Период потугов», как интересно… Ты, похоже, хорошо разбираешься в женской анатомии?!

– Спасибо. – Эван забирает у неё из рук листок и поднимается на ноги, игнорируя её внимательный, заинтересованный взгляд.

Келе ему не нравилась, Эвану казалось, что она плохо влияет на отца. Да, она была весьма хороша собой: фигуристая, смешливая, острая на язык тридцати-трёхлетняя блондинка с калифорнийским загаром в самом соку. Но что-то в её внешности было отталкивающим. Такие, как Келе, походили на охотниц. Правда, Эван не понимал, на что она охотится здесь, в жопе Техаса, если чемпионские миллионы отца давно профуканы, а его зарплата в качестве тренера едва ли больше не слишком шикарного жалования Эвана.

– И ругаешься ты так же скверно, как твой отец, – она говорит вкрадчивым шёпотом так, что у Эвана, кажется, начинает зудеть между позвонков. Таким шёпотом говорят в постели, и этот шёпот по логике вещей должен предназначаться не ему, а его отцу. – Майкл, я не говорила, вы так похожи?

Взмахнув светлыми, выгоревшими на солнце волосами, Келе встаёт с пола следом за ним.

– Само собой, это же мой сын, – доносится с кухни. В голосе отца слышится гордость. – Эван, куда делся весь кофе? Ты его что, прямо в зёрнах сожрал?! Эх, говорил я, нефиг лезть в эту медицину, я как заглянул ему в тетрадку, у меня башка вспухла. Вот сейчас за каждый бой, если ты в Лиге, платят по миллиону, что плохо разве? Охеренные же были перспективы…

Эван не отвечает. Он слышал эту речь тысячу и один раз. Отец орал, сокрушался, ныл, хватался то за переломанную в последнем своём бою спину, то за сердце, но на Эвана не действовало ничего. Он твёрдо знал, что ринг – то, что всю жизнь навязывал ему отец – не для него. Майкл пытался реализовать через него свои упущенные возможности – Эван понимал и это. И действовал от противного: упёртость передалась ему по наследству. К тому же, Эван слишком хорошо знал эту кухню – у бойца есть максимум десять лет, и то если травма не сократит этот срок, а после боец становится никем. Отец был прекрасным тому примером.

Поднимаясь по лестнице, Эван чувствует, будто у него горит задница – Келе пялится на неё, не моргая.

Эвану остаётся два вопроса в тесте, когда раздаётся стук в дверь. На часах два-пятнадцать. Отец уже давно должен спать, чего ему надо?! Он, не раздумывая, распахивает дверь.

– Я видела у тебя свет.

На пороге, лениво опираясь плечом о дверной косяк, стоит Келе. Она босиком и в коротенькой шелковой ночнушке, которая едва прикрывает ей трусы.

– Не спится? – Она просачивается в комнату, осматривается, а Эван от неожиданности ни слова из себя не может выдавить. Он лишь молча и глупо пялится на то, как она, покачивая бёдрами, проходит вдоль стеллажей с дисками и книгами, стирая пальцем пыль с корешков, подходит к письменному столу, снова трогает эти проклятые листки с тестами. Эван чувствует себя не лучше загнанного в угол оленёнка, а скорее – полным оленем, которого матёрая хищница загнала в угол его собственного, казалось бы неприкосновенного, логова.

– Ты спасатель?

– Вроде того. – Одно Эван понимает точно: Келе здесь быть не должно. И он не хочет, чтобы она была здесь, как бы, чёрт возьми, ни звенело в штанах. Со своей сокурсницей он расстался месяца два назад, и с тех пор женщины у него не было, однако Келе он не рассматривал ни в каком виде. Абсолютно ни в каком. Даже развалившейся у него на кровати.

– Тебе моего отца мало?

– Милый, он уже стар. Надолго его, увы, не хватает…

– Тебе лучше уйти. – Обсуждение сексуальных возможностей собственного отца – последнее, что его интересует. Эван зло сжимает челюсть, чтобы не наговорить лишнего, шагает к двери и распахивает её пошире, встаёт одной ногой в коридор. Чтобы бежать, если она начнёт действовать настойчивее. – Или я уйду.

– Ну, как хочешь, – улыбнувшись, Келе медленно встаёт с кровати, поправляет упавшую с плеча лямку. Улыбается. Прежде чем скрыться в темноте коридора, она проводит пальцами по линии его челюсти, делает вид что уколола палец об щетину. – Удачи на экзамене. Выспись хорошенько.

До подъёма остаётся четыре часа – «выспись» в его положении звучит, как издёвка. Особенно учитывая, что вид полуголой женщины его неплохо взбудоражил. Про сон можно забыть. Эван спешит под холодный душ. И почему-то вспоминает тот вечер, когда ровно так же прогнал Ану. Но тогда он об этом долго жалел, сейчас же не жалеет ни секунды.

Удивительно, но тест он сдаёт без единой ошибки. Вчерашнее происшествие с Келе не даёт ему покоя, поэтому сразу после экзамена он берётся за телефон. Отец такой дамочки не заслуживает, но не жаловаться же ему на её домогательства?! А отец если не поверит, а если она всё будет отрицать?! Ссориться с отцом не хочется, поэтому Эван заходит с другой стороны.

– Я позвонил ребятам в «Ю-Эф-Си», в «Беллатор», в «Король клетки», в «Эф-Эн-Джи». Никакая Келе Акаму никогда не работала ни в одной из них, – говорит он отцу за завтраком, когда Келе, наконец, уезжает. Он пробил её имя по всем официальным организаторам боев MMA, но ожидаемо нигде не обнаружил её следов. Недаром что-то в ней настораживало его. Но отца это, кажется, не удивляет.

– Понимаешь, Эван, – Майкл отодвигает от себя кружку с кофе и будто бы виновато поджимает губы, – бои, которые она организует, не совсем легальные…

– То есть, ты опять за своё. Пяти лет тебе мало оказалось?! – Эван вспыхивает, как спичка, едва сдерживается, чтобы не смахнуть со стола чашку. Злость на отца, страх за него заставляют его взрываться криком, оглушая себя самого. Звук, кажется, звенит в стеклянных дверцах кухонных шкафчиков, резонирует в груди. Эван чувствует, что на психе у него поднимается давление – не страшно, но неприятно.

– Я сидел за грабёж.

– Ты ограбил тотализатор.

– Тот мудила взял мои бабки и не вернул! И я вернул их сам, чёрт тебя дери! – Майкл орёт на него в ответ.

– Я задолбался один думать башкой в этой семье! – Эван вскакивает на ноги, хлопает обеими ладонями по столу в такт свалившемуся на пол табурету.

– Хорош визжать, мелкий! – Майкл поднимается следом за ним. Они буравят друг друга взглядами, и Эван первым отводит глаза.

Прогорев, оба замолкают. Эван отходит к мойке, начинает греметь посудой, Майкл садится обратно на свой стул, возит ложкой в чашке с остывшим кофе.

– Слушай, Эван, это другое, такого, как в прошлый раз, больше не будет. Это моя жизнь, я там чего-то стою. Я там – «Скала», а здесь – физрук какой-то сраный, чмо позорное, понимаешь, сын?

– Ты меня не слушаешь, – бурчит в ответ Эван, согнувшись над мойкой.

– Я не подведу тебя. – Майкл встаёт из-за стола, сливает в раковину остатки кофе, задерживается возле сына, чуть наклоняет к нему голову. – И ещё, я в курсе про вчерашнее. Ты молодец, конечно, я ценю то, что ты сделал, но, слушай, Келе – долбанутая нимфоманка и та ещё сука. Хочешь, трахни её, мне плевать. Это работа и секс, ничего личного. – Эван закрывает воду, смотрит, как мыльная, рыжеватая от кофе вода уходит в слив. Не решается поднять на отца глаза. – Знай, ни одна баба никогда не встанет между нами. – Майкл хлопает его по плечу и выходит из кухни.

Что бы отец ни говорил, Эван останется верен своим принципам – женщинам отца в его постели не место.