Страница 18 из 23
Она проснулась, прижатая к жаркому мужскому телу и впервые за долгие годы ей показалось, что она не одна ответственная за всё на свете. Приятное чувство, которое хотелось удержать и познакомиться с ним поближе. Шальная мысль кольнула, что её жизнь сложилась бы по-другому, если бы Бертран был отцом её мальчишек. Она развернулась, нежно погладила его по плечу, по груди, выражая свою признательность за то, что дал ей поспать и не лез с супружескими обязанностями.
Господи, что за жизнь у этих людей! Короткая и трудная у крестьян, наполненная работой и зачастую пустыми надеждами у ремесленников, опасная у купцов, а семнадцатилетние мальчишки становятся рыцарями и ответственными за жизни других людей. Девочек знатного рода Катя оплакала вчера. Может, герцогиням и королевам живётся легче, но совсем ненамного. Они ещё большие пленницы условностей, чем жены простых сеньоров.
Катя приподнялась на локте и стала разглядывать своего рыцаря. Такой молодой, а его считают уже зрелым и почти стариком. Поперечная складка между бровей во сне разгладилась, обозначившиеся продольные по лбу морщинки стали незаметны, и лицо утратило возраст.
«А он красив и обаятелен, как многие французы», - с улыбкой подумала она.
В дверь тихонько постучали, и Катя выскользнула из-под шкуры, опуская ноги на видавший в своей жизни лучшие времена ковёр, и с досадой посмотрела на размокшие туфельки. Она забыла поставить их к тёплой стене, и они остались мокрыми. Но делать было нечего и, всунув в них ноги, Катя на цыпочках подошла к двери.
- Кто там?
- Манон, - послышался приглушенный голос из-за двери, - сеньора, я принесла воды и завтрак.
Отодвинув тяжёлый засов, она приоткрыла дверь, и управляющая, увидев, что хозяйка не одета, протиснулась, ставя громоздкое ведро у входа.
- Сейчас, сеньора, там стоит Арно, держит поднос с едой, - и снова исчезла, чтобы появиться с подносом.
Пока Бертран спал, Катя перекусила, привела себя в порядок и, оставив туфельки у снова набирающей тепло стены, устроилась в ногах кровати, занявшись рукоделием. Ей надо было подшить немного обтрепавшийся подол высохшей за ночь котты.
- Солнце уже встало? - раздался хрипловатый со сна голос рыцаря.
- Да, - встрепенулась она, оглядываясь на него.
- Что-то я разоспался, - словно прося прощения за допущенную вольность, добавил Бертран и поднялся.
Катя не удержалась и, прикрыв рот ладошкой, улыбнулась. Мужчина в тунике до колена, с немного кривоватыми ногами - то ещё зрелище!
- Вам смешно? - опешил он.
- Вы очаровательны в своей рубахе и только ночного колпака на голову не хватает.
- Я не люблю чепцы, - не задумываясь, ответил он, - у меня густые волосы и они спадают... Сеньора, да вы насмехаетесь надо мною! - вдруг сообразил он, а Катя ещё больше развеселилась, но замахала на него руками:
- Что вы, что вы! Только, пожалуйста, не натягивайте ваше ночное платье спереди, а то порвёте! - и прыснув, отбежала от него подальше.
Бертран не сразу сообразил, что она сказала, а наклонился вперёд, прижал к животу тонкую камизу и широко раскрытыми глазами посмотрел на смелую на язык жену.
- Это... ну, по утрам всегда так... - а потом махнул рукой и стал приводить себя в порядок.
- Манон принесла нам завтрак...
- Церковь не одобряет уединённый приём пищи, - чопорно процитировал кого-то Бертран, отщипывая кусок булки.
- Наша ночь была изумительной, но спокойной и после завтрака мы могли бы завершить благословлённый Богом союз, - вкрадчиво, по-кошачьи мягко и готовая тут же отступить, высказалась Катя.
- При свете дня? Вы же моя законная жена, как можно...
- Зато вы увидите, что приобрели в результате нашего бракосочетания, и я тоже посмотрю, какой мужчина мне достался.
- Но если вам неловко или вы не хотите нарушать советы церковнослужителей...
- Думаю, мы имеем право, - отрезал Бертран, и Катя одобрительно кивнула, добавив:
- Согласна с вами! И на будущее: мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь влезал между нами.
- Даже церковь? - нахмурился мужчина.
- Вы затрагиваете очень сложный вопрос, - Катюша напряглась, понимая, что надо избегать этих тем, но в то же время в этом вопросе ей нужна поддержка мужа и его направляющая рука. - Служители - всего лишь люди, и толкуют священные книги по своему разумению, спорят между собою, что -то меняют, а бывает, что расходятся во мнениях и называют друг друга еретиками. Вы - не простой человек, у которого нет времени задумываться о жизни, принимая все изрекаемые постулаты на веру. Вам не следует во всём полагаться на чужой ум и рассуждения. Вы владетель, ответственный за многих людей, и способны сами принимать решения, особенно касающиеся своей души.
- Вы говорите слова, которые мне всегда хотелось услышать, но я сомневаюсь в своей правоте.
- Бертран, я думаю, что сомневаясь, вы ищите наиболее верный путь к любому решению, вы развиваетесь, что-то постигаете и этому не должно быть остановки. Мне кажется, что поиски истины, совершенства приятны Богу.
Рыцарь потёр лоб, будто помогая себе что-то понять.
- Катрин, я прошу вас больше об этом не рассуждать ни при ком! Это опасно для вас, -произнёс он, и эти слова объединили их больше, чем мирно проведённая ночь в одной постели.
- Присаживайтесь, стола у нас нет, но я вас покормлю, - выдохнула Катя, уводя разговор в другую сторону.
Она и не собиралась больше поднимать щекотливый вопрос о вере, но вся жизнь этих людей завязана на ней, и это важно для них, а для неё... пожалуй, тоже важно, но слепо слушать чьи-либо утверждения это не для современного человека.
Хорошо это или плохо? Да кто же знает? Катя вздохнула: в ужасное время она жила, где всё подвергается сомнению и всякий бред с энтузиазмом пробуется на зуб, но такое родное!
- Манон приготовила вкусную кашу, правда, она остыла. Попробуйте мясную нарезку завернуть в лепёшку и капните туда немного соуса, вот так, - и Катя подала ему подобие гамбургера.
- Мы так едим в дороге, - пробубнил Бертран с полным ртом, - но у вас получилось вкуснее.
Катерина дала ему поесть, предложила прополоскать рот после еды, а потом подошла и обняла. Подходила смело, а вот поглаживать насторожившегося рыцаря было боязно.
Он замер и ничем не помогал ей. Инициатива быстро сходила на нет и уже надо было думать, как без потерь выйти из дурацкого положения, но тут Бертран рвано выдохнул, словно до этого совсем не дышал и, подхватив её на руки, уложил на кровать. А собственно, больше некуда. Его сердце колотилось, как кузнечный молот, а руки стали сжимать Катю беспорядочно и излишне крепко.
- Нежнее, мягче, - прошептала она, притягивая его голову к себе ближе и пытаясь поцеловать. Он ответил, но это больше походило на укусы.
- Я сама, - попросила она и заняла ведущую роль.
Это было непривычно: не следовать за мужчиной, а руководить; но в жадности Бертрана, в откровенности его реакции на происходящее было столько искренности, силы, желания, что Катерина потерялась в его чувствах. Этот мужчина пылал под её руками, забывал дышать, когда она касалась его губами, стонал и рычал, принимая её власть.
Неужели она способна вызывать такие сильные чувства? Неужели она так прекрасна и желанна? Неужели именно так чувствуют себя раскрепощённые женщины? Это какой-то новый уровень свободы, ощущение собственной сексуальности!
Утомлённые познанием друг друга они легли рядом, и по-новому оценивали свою жизнь, которая вдруг разделилась на «до» и «после». Бертран повернулся набок и, проводя рукой по нежной коже Катиного живота, чуть хрипловато поделился своими желаниями:
- Я ещё хочу! Почему мне так хорошо с тобою? Потому что у тебя уже был муж? Ты ведь рожала? У тебя есть дети?
Катерина повернулась к нему и грустно улыбнулась:
- Мы всё повторим и не один раз, но не сейчас. Мне надо приготовить травы, не дающие мне забеременеть.
- Это грех!
- Бертран, у тебя есть сын и один замок, а что ты можешь оставить другим сыновьям?